тишина, и лишь редкие всхлипы медицинских приборов раскрашивали эту въедающуюся
в мозг тишину. Она словно увязла в липком болоте.
— Девушка! Я сказал, посторонним нельзя!
— Ей можно, — ответил Стефан, показывая свою взъерошенную голову из-за двери, где
стоял небольшой диванчик.
— Она жена, сестра или… кто? — допытывал его врач.
— Ей можно, — с нажимом сказал Стефан и грозно посмотрел на доктора.— Она заменит
меня. Не бойтесь, она не отравит его во сне. Ведь так, Ира?
— Конечно, нет, — прошептала она, слегка качнув головой. Там, немного дальше, лежал
он, а она не могла посмотреть на него. Не хватало мужества.
— Хорошо, — сказал врач и, поджав недовольно губы, вышел.
— Как он?
— Живее всех живых, — грустно пошутил Стефан. — Он уже два дня тут. Почему ты не
приехала сразу?
— Я не могла. У меня были проблемы. В телефоне поменяла симку, и только сегодня
утром увидела сообщение. Но я сразу заподозрила что-то неладное, когда в офис не
пришли документы по тендеру, — говорила она, не скашивая взгляд даже на градус, чтобы
не видеть белую простыню, белые стены и его, без сознания.
— Тендер… Вот, держи, — протянул ей листы бумаги.
— Что это… Я не пойму…
— Все кристально ясно. Он отдал тебе свои акции. Фирма Макса — твоя.
— Нет, нет. Зачем? Ерунда!
—Зара, очнись. Он, перед тем, как попасть в аварию, влетел в офис нашего юриста и
заставил его распечатать эти документы. Фирма твоя.
— Хватит это повторять, Стефан. Я поняла и в первый раз. Это можно изменить?
Отменить, порвать бумаги? Боже, что он наделал…
— Я, как вице-президент и, по совместительству, брат этого оболтуса, имею право
оспорить любое его решение. Но я не буду этого делать.
— Почему?
— Потому, что он захотел так. Захотел отдать все своей самой любимой «бабочке», —горько усмехнулся он. — Отныне ты — генеральный директор фирмы «Beker Development Company».
Ирина с непониманием смотрела на листы в ее руках. Что же за бред происходил сейчас?
Какая фирма, какой из нее директор? Ее бы в психушке закрыть на пару дней, а он ей
фирму отдал. Идиот! Она закрыла глаза, считая про себя, открыла их и посмотрела на
Стефана.
— Забери. Мне это не надо.
— Мне тоже не надо. Фирма принадлежит ему, — посмотрел на Макса, и взгляд Ирины
повторил движение его глаз. Она заметно побледнела, стала такой же, как и Стефан. —Это его собственность, понимаешь? Он мог отдать ее бродячей собаке, первому
встречному человеку на улице, кому угодно. А отдал любимой женщине.
— Я не его любимая женщина…
— Это вы решите потом. А сейчас я оставлю вас, только перед этим хотел спросить. Что с
Мариной? Что вы скрываете? Почему я не могу до нее дозвониться?
Только сейчас она заметила, какие уставшие были у него глаза, глубокие морщины
прорезали всегда такое свежее и жизнерадостное лицо. Мешки под глазами напоминали
опухоли, волосы торчали в разные стороны. Сколько же он не спал?
— Клянусь, я не знаю. Меня тоже удостоили парой слов, попросили не отрывать от работы
и обещали перезвонить. Но, как видишь… — развела руками.
— Работа… Точно! Как я не додумался съездить туда. Ты побудешь с ним, пока я навещу
Марину?
— Конечно. Удачи, Стефан. Передай ей, что ее ждет взбучка от меня за такое поведение!
Стефан улыбнулся и ушел, а Ирина так и осталась стоять спиной к Максу и лицом к двери.
Стерильная чистота, холод и чувство безнадежности. Белые стены безжалостно давили на
мозг, заключая в свои удушающие объятия. Стало трудно дышать. Горло сдавило, руки
снова вспотели. Что с ней происходит? Из-за чего она волнуется? Мужчина, лежащий
перед ней, не стоил и секунды ее волнения, но сердцу было плевать на выводы, сделанные
мозгом. Сердце так и осталось с ним, оно простило ему все. Даже то, что прощать было
нельзя.Она не смогла простить, но сердце было добрей. Предатель. Она воевала каждый
день с этим проклятым сердцем, желая позвонить ему, сказать совсем другие слова, сделать совсем другие вещи, но гордость и обида не позволяли. Так, из раза в раз, она
засыпала с кровоточащим сердцем, зная, что тот, кого так ждет ее душа, пытается сейчас
выстоять в борьбе с жестокой реальностью. Но он проигрывал. Она знала это, поэтому
помогла ему сорваться в пропасть, рассказав всю правду. Как часто эта самая правда
свергала их в пучину ненависти и злости? Душа была насквозь прошита дырами от
гребаных признаний у обоих. Но они сами выбрали этот путь. Только они сами.
Сейчас она повернется, еще минуту… Две, три, четыре… Девушка развернулась к нему
лицом и задержала дыхание. Приблизилась к койке и сжала в руках документы. Она
подошла к нему и села рядом. Минут пять девушка провела в разглядывании человека, который просто смял в руках ее жизнь, как клочок бумаги, а затем разорвал его на сотни
мелких кусочков. Только сначала он написал на нем любовные стихи и признания, дал ей
надежду, а потом окропил этот лист кровью.
— Ты решил так откупиться от меня? — тихо спросила, сминая в руке листы. — Думаешь, твоя фирма стоит хотя бы взгляда нашей дочери? Знай, я верну тебе эти бумаги, как только
ты очнешься. А ты очнешься! Слышишь? Очнешься!
Ее голос сорвался, и она замолчала. Документы положила на тумбочку, стоявшую рядом.
Руки нервно дрожали. Что ему сказать? Его глаза были закрыты, он не шевелился. И
только цифры на приборе знали, жив он или нет.
— Ты всегда доставлял мне боль. Даже сейчас. Ты лежишь полуживой, а мне больно.
Понимаешь? Больно. Очень. Это наша судьба, наше проклятие, да? Причинять друг другу
боль… Думаю, окружающие от нас в шоке. Мы, действительно, самая странная парочка
всех времен и народов. Значила ли я, хоть что-нибудь, для тебя? Или просто была шлюхой, еще одной бабочкой, попавшей в твой сачок? — Ирина слегка коснулась его руки, задерживая дыхание.
Когда-то она любила эти сильные руки, дававшие ей столько силы и защиты. И
приносящие еще больше боли своими ударами, которые всегда были точны. Он никогда не
промахивался, только не с ней. Она помнила, как сгорала в неистовом пожаре страсти, когда эти руки исследовали ее тело, когда они касались каждого миллиметра кожи и
души... Она помнила все. Его прикосновения навсегда выжжены на ее теле безумными
узорами. Сейчас же его руки были неестественно холодны. Внезапно и девушке стало
