Нет. Не соседи. И не Роман. Но, видит Бог, я бы лучше пережила еще одну встречу с Ромой, чем с поздним гостем.
***
— Все прошло не так уж и плохо, — весело заметила Руслана, а я хмуро кивнул.
Да, возможно. Я, млять, чемпион по терпению. Мне б медаль! А лучше — сразу орден!
— Какие планы на вечер, шеф? Предупредить охрану? — не унималась помощница, а я лишь взглянул на часы.
После бегства Ратти дела не клеились. Пытался выпроводить Русю домой, но она лишь фыркала и не собиралась оставлять меня наедине с мыслями. Подозреваю, что девчонка опасалась за новую мебель. Поэтому и двери в мой кабинет держала открытыми.
Я старательно делал вид, что ее выходки меня не тревожат. И теперь, после ее вопроса, задумался.
Действительно, а какие у меня планы на вечер?
Еще пару месяцев назад я, не задумываясь, провел бы пару часов с Марго, а потом вернулся бы домой и проспал до утра.
Сегодня все иначе. Мысли о Марго заставили тело взбунтоваться. Признаться, я уже толком и не помнил лица бывшей любовницы. Будто Ратти вытеснила всех из моих воспоминаний, ведь ее лицо, тело, запах я помнил наизусть.
Когда сел за руль, невольно дернул за цепочку, висевшую на шее.
Я ненавидел любые украшения, кольца, цепи, печатки. Дашка пыталась настоять на обручальном кольце, но я не собирался его носить. Несторова сама выбрала для себя подходящую обручалку. Мне было глубоко похрен, что она напялит на себя.
Когда же старик ювелир вместе с браслетом сделал еще и цепь, на которой крепилась отмычка к украшению, я сильно удивился. Но на шею надел. И не зря.
Во мне появилось странное спокойствие. Будто гребаное озарение и твердая вера в то, что сработает, все «срастется». Иначе ведь никак.
Как и каждый вечер, прежде чем поехать к себе, двинулся по накатанному маршруту. Охрана уже привыкла, а новый начальник безопасности не задавал вопросов. Просто держался на расстоянии.
Оказавшись рядом с домом, отыскал до чертиков знакомые окна. Я бы, не задумываясь, отдал любимую тачку за то, чтобы Ратти выглянула в окно и постояла там несколько минут. Да даже одну! Но чтобы без всех этих штор и занавесок.
Кто их вообще придумал? Занавески эти!
Вздохнул, потер рукой шею. Старею что ли? Или просто нервы.
На миг оторвался от окон и взглянул напротив. Просто мазнул взглядом.
— Вот же….! — выругался я и полез рукой в карман пиджака.
Номер младшего был первым в списке контактов. А спустя секунду этот засранец уже ответил на звонок.
— Проша, я тебя убью! — пригрозил я.
— И за что мне такая честь, да в такой день? — заржала эта смазливая морда.
— Твоих рук дело? — потребовал я ответа, глядя на огромную фотку Ратти, на которую пялился весь город.
— Что именно? — паясничал брат.
— Проша, не беси меня, — начал заводиться я. — Ты по всему городу засветил ее фотки. Я тебя грохну! Видит Бог!
— Да не кипятись, бро! — еще громче смеялся мой тупой, упрямый брат-идиот. — Там ни на одном плакате нет ее лица. Зато девочке будет приятно. Смотри из окна да любуйся!
— Ни на одном? Да ты издеваешься! — заорал я, выскакивая из машины.
Стоя посреди тротуара, как последний придурок, я вертел головой, пытаясь отыскать и другие билборды.
— Прохор, увижу — удавлю! — пообещал я.
— Не благодари! — вместо прощания заявил младший брат и сбросил вызов.
У меня не было слов. А руки так и чесались придушить мелкого пакостника.
Я не хотел возвращаться в прогретый салон автомобиля. Принялся вышагивать, нарезая круги от подъезда и до машины. Всего метров сто, не больше. Но я понял, что начал успокаиваться.
Ровно до того момента, когда я решил вернуться в тачку. Подъездная дверь хлопнула, словно привела меня в чувства.
— Твою мать! — процедил я, ускоряя шаг.
Но не успел. Женщина уже села в ожидавшую ее машину и уехала. Я прекрасно видел выражение триумфа на ее лице. Видел, с какой надменной и ехидной улыбкой она смотрела на меня.
— Сука! — прошипел я, провожая взглядом дражайшую тещу.
Иолана Несторова прекрасно знала, если ее дочь я могу прижать к ногтю, то ей самой — ничего не будет. Эта стерва может измываться над девчонкой сколько душе угодно.
Да хрен угадала! Я не позволю ей! Через мой труп!
Наплевав на все планы, тщательно продуманные ходы, я мчался вверх по лестнице. Знал, что после встречи с мачехой моя Ратти там, одна.
У меня не было ключа от ее квартиры. Пришлось так, тупо жать на кнопку звонка и надеяться, что девчонка отроет.
Открыла.
Слезы все еще струились по ее щекам. Губы дрожали. А волосы короткими прядями облепили лицо.
— Уходи! Убирайся! — потребовала она.
Как ножом по живому. Дрожь в голосе убивала. Никакая физическая боль не сравнится с той, что ворвалась в мою душу.
Не мог я повернуть обратно. Не мог. Только вперед.
Шагнул. Подхватил. Прижал.
Она сопротивлялась, изворачивалась, но ее пальцы вцепились в ткань моей рубашки. Девчонка смотрела на меня снизу вверх, а ее губы дрожали. Всего мгновение, и она опять разразится рыданиями.
Действовал инстинктивно. Схватить. Защитить. Успокоить.
— Девочка… девочка моя… — выдохнул я, крепче прижимая ее к себе.
Ее волосы выскальзывали из пальцев, словно стали вдруг чужими. Боже! Зачем она их остригла?!
Но сейчас не это главное. Совсем не это. Позже. Не сейчас.
— Не твоя! — затрясла головой Ратти, всхлипывая, но не вырываясь из моих рук. — Дашка твоя! Не я!
— Ты! Только ты! — шептал я, уткнувшись ртом в ее висок, дыша ее запахом, чувствуя, как по жилам ревет и бушует кровь. — Ты одна!
Я повторял вновь и вновь одни и те же фразы. А она трясла головой. Всхлипывала. Скулила. Как крошечный побитый щенок. И не выпускала из захвата пальцев ткань моей рубашки.
Это казалось мне хорошим знаком. Так я думал.
— Иолана сказала, что ты станешь отцом, Роман, — раздался старческий шепот, а я застыл на выдохе.
Мне бы разжать руки, да выпустить Ратти. Но легче перестать дышать. Легче. А так — нереально.
— Я развожусь, — прошептал я, обхватывая ладонями заплаканное лицо Раттаны. — Слышишь?!
— Это все неважно! Теперь неважно! Там ребенок! — она рыдала навзрыд, а я чувствовал себя сволочью, которую размазали и втоптали в грязь. Вернее, я ею и был.
— Мои адвокаты работают над этим, — сухо выдавил я, но Ратти закрыла глаза, обхватила мои запястья, которые по-прежнему удерживали ее лицо, крепко, но нежно, как самое дорогое сокровище.
— Это все не важно. Ребенок должен жить в полной семье, — прошептала она, как приговор.
Я смотрел в ее глаза. Знал, о чем именно говорит она. О чем думает.
Мы с ней в этом схожи. Дети, рожденные вне брака. Дети, которым пришлось платить за ошибки родителей.
Я не заметил, как бабуля вернулась в комнату. Так и стоял, глядя на девчонку. Она отвечала тем же. Уже не всхлипывала. Но по ее щекам все еще текли слезы.
— Если он не мой? Если не я — отец ребенка? — сипло прошептал я, сам не зная, на что надеясь.
— Это все пустое, Рома, — прошептала она, прикрывая глаза. — Ты женился. Получил то, что хотел. У тебя все хорошо.
— У меня все хреново! Как ты не видишь?! — кажется, заорал я, а на самом деле — хрипло прошептал, касаясь ртом ее опущенных век.
Она позволяла мне это делать. Не двигалась. Даже, наверное, не дышала.
А мне нужен был хоть какой-нибудь отклик с ее стороны. Хотя бы намек на то, что все не напрасно.
— Я все исправлю! Сумею! — прошептал я, точно клятву.
Ратти судорожно вздохнула, словно ей было трудно заставить легкие работать.
А я не смог больше. Просто не смог. Иначе сдохну. Прямо здесь, точно пес цепной, у ее ног.
Жадно накрыл ее рот своим. Острое, дикое, незабываемое удовольствие скрутило меня пополам. Так каждый раз, стоит ее коснуться.
А сейчас — все гораздо острее. Я чувствовал себя долбаным парашютистом, выпрыгнувшим из люка самолета, которому уже в полете сообщили, что за спиной не парашют, а бутафория. Летел камнем вниз, а потом — хлопок, и жизнь пошла по новому витку.
