— Он простит тебя, Иден. В конце концов, ты его дочь, и, судя по тому, что он говорил по телевидению, он любит тебя всеми фибрами своей души.
Она сокрушенно покачала головой.
— Этого недостаточно.
— Почему?
— Потому что даже если он простит меня, ты все равно будешь ненавидеть меня…
— Разве похоже на то, что я ненавижу тебя? — спросил я, взяв ее лицо в свои руки.
— Нет, но это только сейчас, потому что мне больно. А завтра ты вспомнишь что произошло, и все вернется в прежнее русло…
— Послушай меня, — сказал я, подталкивая ее спиной к стенке душевой кабины. — Я пытался ненавидеть тебя, пытался чертовски сильно, но даже в моменты самой неистовой ярости я не мог.
Ее глаза расширились.
— Почему?
— Потому что, несмотря на всю ложь и секреты, я не могу забыть то добро, которое ты сделала для меня.
— Какое добро, Ксандер?
— Для начала — ты пощадила мою жизнь. А кроме того, великодушно помогла мне собрать осколки прежней жизни. И даже увезла меня с собой из родного города, чтобы защитить.
— Как все это может затмить плохое? Тот факт, что я убивала людей, много людей?
— Это так, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь принять то, чем ты занимаешься, но дело в том, ангел, что я вижу в тебе только хорошее, молящее о высвобождении.
Между нами воцарилась напряженная тишина, и единственным звуком был плеск воды на полу. Иден смотрела на меня с озадаченным выражением лица — в голове у нее явно усиленно крутились шестеренки. Тем временем я стоял, изо всех сил стараясь не выдать шок, который бушевал внутри меня. Она наконец-то признала это. Я не был ее первой меткой, отнюдь, и, очевидно, не был и последней. Теперь вся эта история с ЛеРу обрела смысл. Он использовал ее как пешку, как своего личного убийцу, а она шла на это, потому что хотела помочь своему отцу. Мне следовало бы бежать в страхе, но по какой-то необъяснимой причине я не мог. Не мог сдвинуться с места, не мог уйти от нее, не мог найти в себе силы бояться ее. Не тогда, когда ее намерения оказались направленными в правильное русло.
— Ты ошибаешься, — произнесла она через некоторое время.
— В чем ошибаюсь? — спросил я, прижимая ее к стене.
— Потому что, в конце концов, какой бы свет ты не видел во мне, правда в том, что в момент убийства этих людей я получаю удовольствие.
— Это правда, или ты просто говоришь так, чтобы отпугнуть меня?
— Нет, это правда. Я имею в виду, что раньше…
— Я слышу ключевое слово — раньше — значит, я явно не ошибаюсь. Что изменилось?
— Ты.
Я откинул голову назад.
— Я? Что такого я сделал?
Она пожала плечами.
— Ты — это просто ты. Ты изменил все. Изменил меня. После того, как я пощадила тебя, я начала сомневаться во всем. Мне становилось все труднее и труднее, когда подавленные годами эмоции стали всплывать на поверхность, стремясь сломить меня. Но ты помог мне пройти через все это. Ты был моим светом, когда все вокруг меня было окутано тьмой.
Убежденность в ее словах заставила учащенно биться мое сердце, а грудь вздыматься, когда все сказанное Иден стало доходить до меня. После нашего отъезда из Манхэттена я без устали задавался вопросом, был ли я когда-либо дорог ей, и вот, она, наконец ответила на этот вопрос. Эта связь между нами, напряжение, бешеная энергия — все было реальным. Это невозможно остановить и от этого невозможно убежать. Иден могла быть убийцей, и когда-то ей нравилось это, но теперь это было не так. Была надежда для нее, для нас, и если я был светом, как она утверждала, то я собирался поглотить ее им.
Охваченный эмоциями и решимостью, я прижался губами к ее губам, руками обхватывая ее бедра и обвивая ее ноги вокруг моей талии. Я еще сильнее вдавил ее в стену, наслаждаясь ощущением ее рта на моем, и ее тела в моих объятиях. Сперва она заколебалась, но чем более пылкими становились мои поцелуи, тем больше она расслаблялась, обнимая меня за шею.
— Боже, как же я тосковал по тебе, — пробормотал я между поцелуями, выходя из душа с ней на руках, с водой, стекающей по нашим телам.
Я выключу все позже. Сейчас мне требовалось погрузиться в нее так глубоко, чтобы забыть, где начинаюсь я и заканчивается она. Бросив ее на кровать, я раздвинул ее ноги и навис над ней, а матрас прогнулся под моим весом. Она выглядела такой растерянной, но в то же время испытывающей облегчение, такой красивой и такой…моей. Опустив голову на ее шею, я осыпал ее мягкими поцелуями, а рукой пробрался между нашими телами, чтобы добраться до ее теплой и влажной киски.
— Как?
Ее вопрос прозвучал с придыханием, будучи отягощенным растерянностью и похотью.
— Как ты можешь все еще хотеть меня после всего, через что я заставила пройти тебя?
Дальнейшее не заставило себя ждать. Прижав головку члена к ее входу, я толкнулся бедрами и скользнул внутрь нее, застонав от ощущения того, как ее киска сжимает меня.
— Потому что ты — это ты, — сказал я, входя в нее глубокими, резкими толчками, от которых ее спина выгнулась дугой. — Ты — мой ангел.
И я собираюсь спасти тебя из ада…
Глава 24
Иден
Меня мучил единственный вопрос — как?
Как могла такая, как я, заслужить такого, как он? Того, кто был по-настоящему добр и имел чистое сердце. Как он мог считать, что я заслуживаю снисхождения? Как мог по-прежнему хотеть меня, несмотря на то, кем я являлась и что успела натворить?
Мои вопросы, хотя я и озвучивала их, оставались без ответа, и, в конце концов, удовольствие пересилило потребность искать ответы на них. Я была уверена, что никогда больше не почувствую этого — его и меня, связанных в единое целое любым способом, в любом проявлении и форме.
Наблюдать за тем, как Ксандер нависает надо мной, сдвинув брови, и медленно и глубоко погружается в меня, было так непохоже на все предыдущие разы, когда мы были вместе. Сейчас все было не менее страстным, но безо лжи и секретов, служащих незримым барьером между нами — все было по-новому и намного откровеннее.
— Я близко. Чертовски близко, — пробормотала я сквозь рваные стоны, находясь на грани того, что, несомненно, должно было окончиться интенсивным, умопомрачительным оргазмом.
Ксандер зарычал мне в ухо и отстранился, выйдя из меня лишь для того, чтобы поставить на четвереньки и снова войти, заполнив собой до отказа. Просунув руку между моих ног, он поднес пальцы к клитору и стал совершать быстрые круговые движения, которые грозили разорвать меня на части еще раньше, чем ожидалось.
— Я кончаю… — простонала я, и, в свою очередь, мое заявление привело Ксандера в неистовство — каждый толчок стал жестче предыдущего, попадая по моей точке удовольствия со сладостной точностью, все ближе приближая к эйфории.
— Давай, ангелочек. Кончи для меня, — прохрипел он, запустив руку в мои волосы.
И у меня не было выбора, кроме как отпустить себя. Один резкий шлепок по заднице и еще два толчка завершили дело. Я безудержно стонала, зрение затуманилось, ноги дрожали, а затем…
Экстаз.
Чистый гребаный экстаз.
Я кончила с его именем на губах, и горячие импульсы в глубине моего тела молниеносно пронеслись по позвоночнику, а по коже пробежали мурашки. Ксандер продолжал двигаться, заставляя меня преодолевать одну волну удовольствия за другой, пока, наконец, он не замер и не застонал, и его освобождение хлынуло в меня так же стремительно, как он трахал меня.
Будучи полубессознательным куском вспотевшей плоти и жидких костей, оттраханным до беспамятства, я рухнула на кровать, и Ксандер упал рядом со мной. Сквозь дымку я слышала, как он что-то бормочет, но не могла говорить — слишком уставшая, чтобы сделать хоть что-то, кроме как закрыть глаза. Его пальцы скользили по моей спине, а я все глубже и глубже погружалась в сон, который манил меня, и, хотя пыталась сопротивляться ему, боясь, что теперь, когда нам с Ксандером каким-то образом удалось воссоединиться, мне приснится еще один кошмар, это было бессмысленно. Мир вокруг меня померк, и вскоре я уже крепко спала.
