— Не обещаю, что воспользуюсь, но спасибо. Останови здесь!
— Точно.
Слуцкий плавно останавливает внедорожник у въезда в поселок. Я не прощаюсь.
Потому что, оказывается, и слова выдавить не могу.
Потому что вижу перед собой автомобиль Давида, который с самого его отъезда пылился в гараже. Я иногда приходила посмотреть на него. Вспомнить наши редкие поездки. В самом начале знакомства.
А теперь он здесь. Как призрак.
Я моргнула несколько раз, затаив дыхание. Это точно его автомобиль. Те же цифры и буквы.
Я вышла из внедорожника Слуцкого и оторопела — у водительской двери стояла мужская фигура.
Большая, опасная. Незнакомая. Я хорошо помнила, каким уезжал Давид год назад.
Не таким. Точно не таким пугающим.
Ты вернулся? Не верю, — билось в голове.
Все было так просто, что становилось жутко.
Глава 48
Я стояла в оцепенении. В распахнутом настежь пальто, потому что в салоне Слуцкого было жарко. Из полураскрытых губ выходил пар.
Тяжело дышать.
Тяжело.
Мой самый частый сон делает шаг вперед. Выходит из-за тени и попадает под жуткий свет желтого фонаря.
Между его пальцев тлел окурок. Курить не бросил, поняла я.
И Слуцкий не уезжает. Он еще не знает, кто только что вернулся домой. Не знает, насколько здесь становится опасно.
А Давид изменился. Сильно. Мощные плечи, внушающее телосложение. Только глаза такие же — уставшие.
Он смотрел на меня долго, и ничего нельзя было прочитать в его глазах. Я тихонько выдохнула, и черный пристальный взгляд уловил этот выдох.
Давид приблизился к внедорожнику Слуцкого и несколько раз постучал по крыше.
Я напряглась. Выдохнув сигаретным дымом, Давид приказал:
— Можешь ехать отсюда.
Тихо. Емко. Но страшно.
Я незаметно кивнула Слуцкому в подтверждение. Так будет лучше — я не хочу войны. Я против кровопролития. Против боли и несправедливости. Давид ведь на все способен.
Тем более сейчас.
Я экстренно просчитывала пути отступления. Думала, что делать дальше. Я так скучала.
Когда он подошел, я втянула носом запах сигаретного дыма и морозную свежесть. Дым породил воспоминания. Заставил память усиленно работать.
Наши ночи. Горячие, ревнивые. До одури безумный роман, переросший из ненависти в нечто непонятное, но невероятно большое.
— Ну, привет, — раздалось в полной тишине. Рядом стояли чужие дома и высокие заборы. Слева лес, но он был не так страшен.
Как улыбка Давида.
Она вышла отталкивающей. Немного чужой. Беспечной и циничной.
Давид огрубел. Рядом с ним холодно, темно. Мрачно. Давид ждал объяснений.
Я не поприветствовала его в ответ, хотя и тосковала дико. Я дернула подбородком. Объясняться не буду, и Давид прекрасно об этом знает.
— Не рада мне? — он подошел ко мне близко и выбросил окурок в снег.
Рада. Безумно.
Хочется прикоснуться к нему — к его отросшей щетине, и легонько погладить. Хочется провести пальцами по его шероховатым губам и вспомнить его бесцеремонные поцелуи.
Хочу зарыться пальцами в его жесткие волосы и прижаться к нему близко-близко.
Сцепив зубы сквозь слезы, я усмехнулась и, сама не знаю как, ударила Давида. По грубой щетине и шероховатым губам.
Я дала пощечину.
И вспомнила, какими темными бывают глаза зверя. Невероятно темными — я такие ни разу не видела.
— Почувствуй, как я рада! — процедила тихо.
Нарочно задев его плечом, я понеслась в сторону особняка.
К черту Давида.
К черту его тачку.
К черту все чувства!
— Стоять! — гаркнул в спину.
— К черту! — заорала я, оглянувшись, — к черту!
— Я сказал, стоять!
Давид думает, что я остановлюсь. Он даже с места не шелохнулся.
Это было ошибкой, потому что я бежала все дальше и быстрее. Спотыкаясь, я убегала от зверя.
Давид отвык от меня. От нас. Он привык к другим женщинам — у него их вагон и маленькая тележка была. Наверняка. Я так думаю.
Со злостью вытерев слезы, я ускорила шаг и почти сорвалась на бег.
Здесь было открыто. И вещей моих у ворот не было.
Нелюдь! Эльдар знал о возвращении Давида. Отправил меня на корпоратив, подкрутил машину и… просто невероятно! Он планировал уничтожить меня, но я стала лишь сильнее. Ему назло.
Я оглянулась: Давид ехал в мою сторону. Значит, не уедет. Не исчезнет. Он за мной вернулся. За нами.
Я отвернулась, пряча улыбку, и спокойно шагнула на территорию особняка. Давид не исчезнет больше.
— Ты опоздала, — слышу рядом. Эльдар.
— Можете выбросить мои вещи. Если смелости теперь наберетесь, — отвечаю резонно.
Даже не смотрю в его сторону — ураганом врываюсь в особняк и несусь на второй этаж.
— Следи за языком, девочка, — пригрозил Эльдар, смотря на меня с первого этажа.
— Довольно! — Давид ворвался в особняк как бешеный.
Голос у него был жутковатый. И тело еще опаснее стало, словно он там борьбой круглосуточно занимался. Или в постели с кем-то. Тоже вариант.
От собственных мыслей голова разрывается. Внутри все рвется — так плохо становится и тоскливо. В разы хуже, когда он был далеко. В разы страшнее.
Я забежала в спальню и вытащила из-под кровати чемодан, с которым переезжала в особняк. Пока за дверью раздавались шаги, я сгребала туда все вещи — свои и детские. Вперемешку.
Больше не позволю.
Издеваться, принуждать, эмоционально подавлять.
Никому не позволю.
— Эй, ты слышишь меня?
Нет. Я собираю вещи и не слышу. В ушах звон, все остальное — как сон.
Давид насильно поднимает меня с колен, заставляет выбросить вещи на кровать и тормошит. Приводит в чувство — совсем не нежно.
— Я здесь не останусь. Больше никогда. И только посмей угрожать детьми!
— Не собирался, — серьезно отвечает Давид.
Мне сложно ему поверить. Я все еще не думаю, что это Давид говорит со мной. Что Давид рядом.
Я поднимаю глаза и пытаюсь услышать, что он говорит. Сквозь звон.
— Я увижу детей, а потом заберу тебя отсюда.
— Заберешь? — повторяю хрипло.
— Да, — кивнул Давид, — есть серьезный разговор, Жасмин.
— Значит, больше не любишь меня? Приехал сказать, что нашел другую? — я сделала вывод.
Мой голос дрогнул, а Давид сощурился. Жесткие губы искривились в подобии улыбки, сердце рухнуло.
Я отшатнулась.
— Что ж, поздравляю тебя. Будь счастлив. Только я должна предупредить: ты не убьешь меня больше. Я умерла еще тем утром, когда ты улетел.
— Все сказала?
— Нет. Пусть я умерла, но моя жизнь продолжается. Просто чтобы ты знал.
— Еще что-нибудь? — уточнил Давид с темнеющим взглядом.
— На этом все, — важно сообщила я, — теперь можешь говорить о своих любовницах.
— Прекрасно. Обязательно скажу. Собирайся, прокатимся в уединенное место.
* * *
— Почти год, — задумчиво произнес Давид.
Муж. Или бывший муж. Или незнакомый и безумно опасный для меня мужчина.
Я не знала этого Давида — к нему нужно было привыкать. Заново.
Когда он направится к детям, я не сводила с него взгляда. Он побыл с ними немного, потому что явно разрывался, чтобы сказать мне нечто важное. Но больше его поразило, что Эмиль и Ясмин научились ходить.
Я с теплотой помнила каждое событие: и как ползать стали, и первый шаг каждого малыша. Давид все пропустил — ради нашего спасения.
А потом пришла мама Лиана, она плакала и целовала Давида. Просила больше не уезжать. Я оставила их наедине, посчитав это важным.
— Мам, нам с Жас надо отъехать.
— Конечно, езжайте. Я побуду с детьми. Не переживайте!
— Спасибо, мам, — коротко поблагодарил Давид и нашел меня взглядом.
Он сделал несколько размашистых шагов, взял меня за руку и повел за собой.
В голове всякое крутилось. Давид правда хочет сказать мне, что больше не любит меня?
Но ради такого не хотят уединиться. Он бы прямо здесь сказал. При детях, чтобы далеко не ходить.
