— Каковы прогнозы?
— Сам факт, что он до сих пор жив, является фантастикой. Мы не смогли извлечь пулю из его головы, поэтому прогнозов никаких. При хорошем раскладе, он очнется, полностью восстановится. Не исключаем, что возможно у него будет частичная или полная потеря памяти. При плохом раскладе — кома или вегетативное состояние. Сейчас нам остается только наблюдать.
Я оседаю на пол, зажимаю ладонями рот. Не позволяю вырваться из горла истошному крику. Беззвучно плачу, смотря на побелевшее лицо Наиля. Сейчас как никогда вижу его сходство с Назаром. Не близнецы, но очень похожи.
Врачи обходят меня, Наиль не торопится поднимать с пола. Он сам как-то тяжело опускается на ближайший стул, смотрит пустым взглядом перед собой. Совершенно не обращает внимания на звук вибрирующего телефона. Ему перестают названивать, но теперь трель звонка раздается где-то рядом. Мы одновременно вздрагиваем и смотрим в сторону источника звука. Звонят мужчине, который пришел ко мне в палату. Он мало что говорит, но, завершив разговор, подходит к Наилю и что-то шепчет ему на ухо. Я в очередной раз поражаюсь выдержке старшего брата Назара. Растерев руками лицо, Наиль подходит ко мне и хватает за руки, заставляя подняться на ноги.
— Я сейчас попрошу врача пустить тебя в реанимацию.
— Зачем? — в голове происходит путаница. Я мотаю головой. — Его сейчас нельзя беспокоить.
— Другого шанса увидеть Назара не будет. Через час сюда приедет Дария с моими родителями.
Глохну от сказанных слов. Как это я больше не увижу Назара? И несмотря на то, что уже несколько дней пытаюсь привыкнуть к мысли, что мы действительно не увидимся, сейчас это все вызывает отторжение и непринятие.
— Что мне делать? — тихо спрашиваю, все еще не веря, что это мой последний шанс увидеть Назара, дотронуться до него. Слезы опять текут по щекам.
— Будь здесь, — Наиль усаживает на стул. — Эрик, присмотри за ней, — мужчина, который кажется мне знакомым, кивает. Услышав имя, без интереса бросаю в сторону взгляд. Эрик смотрит с вызовом, словно ждет обвинений, но мне совершенно нечего ему сказать. Он выполнял приказ.
Минуты тянутся невообразимо долго. Я вздрагиваю от шагов в коридоре, боясь, встретиться лицом к лицу с Дарией. Если это произойдет, она не позволит мне увидеть Назара. Растерянно разглядываю свои руки. Назар настаивал на подписание контракта, работать заграницей. Никогда о таком не мечтала, сейчас задумываюсь.
— Мира, пойдём, — вижу перед собой носки мужских туфель.
Поднимаю голову. Наиль протягивает мне халат, шапочку и держит маску. Мне ничего не остается, как все это надеть, нацепить бахилы. Неподалеку стоит медсестра в такой же экипировке, как и я. Именно она ведет меня в реанимацию, взглядом приказывает обработать руки антисептиком и поправляет на мне маску. Меня начинает не вовремя колотить. То ли от напряжения, которое царит вокруг, то ли от холода, который пробирается под одежду. Когда заходим в одноместную реанимацию, у меня подгибаются ноги. Я хватаюсь за стену и медленно подхожу к койке, едва дыша. Слёзы вновь нескончаемым поток текут из глаз.
Оказавшись возле Назара, дрожащей рукой дотрагиваюсь до его неподвижной руки. Она холодная. Множество проводков, трубок пугают. Я непроизвольно отшагиваю назад. Одной рукой опираюсь об стену, вторую руку прижимаю к груди, периодически тру ее.
Не верю. Не верю тому, что вижу. Мне хочется крепко зажмурится, потом открыть глаза и увидеть, что это не Назар лежит неподвижно на койке. Цвет кожи лица может соперничать с белой простыней под ним. Губы, те самые губы, которые я любила целовать, в трещинах, приоткрыты. Изо рта тянется уродская трубка. Это настолько пугающее зрелище, что я слабовольно отворачиваюсь. Пытаюсь выровнять дыхание и найти в себе смелость еще раз взглянуть на Назара.
Мне хватает мужества вновь подойти к койке, взять его ладонь и сжать. Всматриваюсь. Не хочется запоминать Назара таким: безжизненным, неподвижным, похожим на мертвеца. Блуждаю взглядом то по его лицу, то по груди, то разглядываю показатели на мониторе, совершенно не понимая, что они означают.
— Ваше время на исходе, — тихо напоминает мне медсестра.
Вздрагиваю от голоса и непонимающе перевожу взгляд с капельницы на нее. Медленно начинает доходить, что осталось две минуты, а может минута, когда я еще могу держать Назара за руку. Всхлипываю. В голове пустота. Я не знаю, что в таких случаях говорят, как нужно себя правильно вести. Нагибаюсь к Назару, целую его в лоб через маску, сильно стискиваю ладонь. Мне хочется сбежать отсюда, не слышать писк приборов, не видеть дорогого мне человека без сознания. Пристально смотрю на закрытые глаза, надеясь, что от моего взгляда Назар внезапно очнется. Чуда не происходит.
— Нам пора, — медсестра деликатно напоминает о времени. Мне хочется задать ей много вопросов, получить утешающие и обнадеживающие ответы, но я мочу. Еще раз на прощание смотрю на Назара, отворачиваюсь и спешно покидаю реанимацию.
Все последующие дни проходят для меня как в тумане. Я заставляю себя ездить в театр, выкладываться по максиму. Балет вновь меня спасает. Изводит меня до изнеможения, уматывает до такой степени, что порой хочется лечь на маленький диванчик в гримерной и никуда не ехать.
Принципиально избегаю заглядывать в интернет, не захожу в социальные сети. Боюсь. Я просто боюсь обнаружить, что Назар не сумел выжить после пулевого ранения, несмотря на заверения врачей, что он живой.
Когда наступает выходной, я позволяю себе оставаться в кровати, никуда не спешить. Смотрю на подушку, на которой когда-то спал Назар, протягиваю руку и оглаживаю. Я буду по нему безумно скучать. Он дал мне намного больше, чем кто-либо в моей жизни. Заставил раскрыться, влюбиться, поверить мечтам. Он наполнил меня собой до краев. Я сегодняшняя — это благодаря ему.
Прикрываю глаза, позволяю себе плакать. Оплакиваю нас, нашу любовь. Сейчас сложно представить, что в моей жизни может появится кто-то другой, сумеет затмить образ Назара и проникнуть в мое сердце, пустив там корни. Но я не исключаю шанса однажды вновь полюбить так же сильно и трепетно, как люблю сейчас.
Ближе к обеду неожиданно раздается звонок в дверь. Я, гадая кто бы это мог быть, вылезаю из кровати и неохотно иду встречать незваного гостя. Не удивляюсь, обнаружив за дверью Наиля. Внутри все сжимается от переживаний, пристально на него смотрю, пытаясь понять, что с Назаром.
— Он не очнулся, если тебе это было интересно, — проходит без приглашения, немного меня оттеснив. Я закрываю за ним дверь, иду следом. Наиль сразу направляется к обеденному столу, кладет на него папку и извлекает несколько листов. Сажусь на стул.
— Это твой контракт. Подпиши, — в мою сторону двигают лист и ручку. — С театром договорился, без претензий отпускают. В Лондоне тебя так же ждут. Приму не обещают, но если ты покажешь себя, все шансы занять ведущее место. По поводу денег не переживай. Паспорт сделан, как и виза. Уехать можешь хоть сегодня, — на столе появляются еще бумаги, паспорт и пластиковые карты. Меня поражает, что Назар до мелочей позаботился обо мне. Не оставил на произвол судьбы.
— Эта квартира остается твоей, она и куплена была для тебя. Можешь делать с ней все, что хочешь, — встречаемся с Наилем глазами. Он выглядит уставшим, но по-прежнему собранным и сдержанным, лишних эмоций себе не позволяет.
— Что будет с Разумовским? — беру ручку, подписываю контракт, документы на банковские карты.
Подпись выходит неровной, рука дрожит от волнения, которое я хочу скрыть от Наиля. Вряд ли его мнение обо мне изменится, если он узнает, как мне не очень хочется сейчас куда-то уезжать, оставлять Назара, пока он в больнице. Я думала, что буду украдкой его навещать, покуда он не придет в сознание. Потом бы и решила, что делать дальше. Сейчас, смотря на размытые буквы на договорах от застывших слез на глазах, хочется взвыть. Хочется истошно закричать, выплеснуть всю внутреннюю боль, которая во мне уже неделями зреет как нарыв. Назар все подготовил для моего отъезда, значит надо следовать его плану. Он настаивал, я уеду.
