– Планируешь посмотреть, что на них?
– Возможно, – она прокашлялась. – Ты хочешь есть?
– О да, умираю с голоду.
Они спустились вниз, и, когда она достала замороженные порции своей любимой финской еды, Дэниэл отпер дверь подвала и спустился вниз. Включив духовку и сунув в нее две упаковки углеводов на противне, Лидия села за стол.
Ей хотелось плакать.
Вместо того чтобы поддаться этой чепухе, она взялась за золотой медальон, который дедушка дал ей на смертном одре, и потерла его между пальцами.
Дэниэл поднялся по лестнице, его вес был таким тяжелым, что деревянные ступеньки скрипели под ним, а потом его силуэт показался в открытом дверном проеме.
– Останешься в комнате для гостей? – резко сказала она.
– Да, – ответил он. – Останусь.
* * *
Стоя возле «Харлея», Дэниэл закурил. Он закашлялся лишь раз, но это был прогресс не в том направлении. Как бы то ни было, как только они разберутся со всем этим дерьмом, он снова бросит. Это был лишь краткосрочный просто отпуск, а не постоянный переезд в Никотин–вилль.
Прикусив фильтр передними зубами, он наклонился и расстегнул седельную сумку. Выпрямившись, он окинул взглядом пустую лужайку и неровную линию леса… или то, что он мог увидеть, пока ночь высасывала свет из неба. Тем не менее, тишина вокруг него была настолько повсеместной, что он был склонен доверять тому, что говорили ему его уши: на территории больше никого не было.
По крайней мере, сейчас.
– Не знала, что ты куришь.
Он оглянулся через плечо. Затем он прикусил сигарету и выдохнул.
– Я сегодня развязался.
– Не могу сказать, что виню тебя.
– Я не буду курить внутри, и это не навсегда.
– Мой дед курил трубку. Табак более ароматный, но не сильно отличался. – Лидия села на крыльцо. – То, что ты бросил, стало частью здорового образа жизни?
– Это и выпивка. Никогда не употреблял наркотики, но слишком любил «Джек Дэниэлс». Но к этому я никогда не вернусь.
– Я рада, что у тебя там все под контролем.
– Я тоже. Этим путем я больше не пойду.
На проселочной дороге показалась машина, ее яркие передние фары и габаритные огни становились все ближе.
– Мне жаль, что ты оказался во все этом замешан. – Лидия стянула резинку с волос и потерла кожу головы, как будто пыталась облегчить головную боль. – Ты пришел к нам, чтобы работать, а теперь…
– У меня есть работа.
– Ну, технически, да, с восьми тридцати до четырех тридцати. Значит, сейчас ты работаешь сверхурочно, и тебе за это не платят.
Дэниэл выдохнул через плечо, хотя ветер все равно уносил дым.
– Я с тобой не из–за работы. Мы... друзья. Я здесь, потому что другу нужна моя помощь.
– Друзья.
– Ага. – Он сбросил пепел. – Если только у тебя нет более подходящего слова для этого.
– Английский – мой второй язык. Я не знаю.
– Вау, а для меня ты говоришь как носитель языка. – Он снова оглядел лужайку, дорогу, дом. – Без акцента. Хороший словарный запас. Если бы было другое слово, я думаю, ты бы его знала.
– Я думаю... друзья, да.
Дэниэл кивнул, облизал кончики пальцев и раздавил оранжевый…
– Ой! – воскликнула она, прыгнув вперед. Но остановилась, прежде чем дотронуться до него, и снова села обратно. – Разве тебе не больно?
– Боль в голове. – Он постучал по голове. – Вот здесь.
– Я думала, там страх.
– Боль, страх, беспокойство. Игры разума – основа жизни.
– А как насчет радости, любви, счастья? Они тоже просто в голове?
– Ага, точно. Боюсь, все это иллюзия. Этакий винегрет из сенсорных рецепторов и пучков нейронов, вспыхивающих под твоей черепной коробкой.
– Вау, это так невероятно…
– Биологично, – отметил он.
– Цинично.
Дэниэл пожал плечами и закончил расстегивать седельные сумки.
– Это правда, и ты это знаешь. Ты бихевиорист. То, что эмоция переживается глубоко, не означает, что она сильнее, чем есть на самом деле… и это эфемерно. Интенсивность не меняет своей природы, и все чувства со временем угасают.
Повисло долгое молчание.
– Знаешь, – Лидия посмотрела на небо, – я могла бы согласиться с тобой. Если бы сегодня утром не столкнулась с тем, что хороший человек выстрелил себе в лицо.
Дэниэл закинул сумку на плечо.
– Прости. Не нужно было мне сейчас выливать это дерьмо.
– Все нормально, – Лидия встала. – Кроме того, ты либо сам не до конца веришь в свою теорию, либо у тебя не так хорошо получается отстраняться, как ты думаешь. В противном случае, ты бы сегодня не вернулся к своей старой привычке.
Глава 30
– Ты абсолютно права. Кетчуп решает.
Пока Дэниэл поливал тарелку с финскими макаронилаатикко кетчупом «Хайнс», Лидия кивнула своему гостю, сидя на другой стороне небольшого кухонного стола.
– Мой дед всегда подавал это блюдо с брусничным соусом, но мне больше подходит кетчуп. И он замерзает красиво. Прямо как в «Стальных Магнолиях» [37].
– Где? – спросил он, закрыв бутылку.
– Да уж, вряд ли этот фильм есть в своей коллекции. Аннель хотела подарить семье Малин что–то, что «красиво замерзает» до того, как ей пересадят почку. Я всегда думаю об этой фразе, когда готовлю большую партию этих макарон.
– Классическая комфортная еда.
Они замолчали, и ничего, кроме стука вилок о тарелки не нарушало тишину. А потом Дэниэл налил себе еще одну кружку кофе и помог вымыть посуду, которой скопилось не так уж много.
– У меня глаза слипаются. – Лидия прикрыла зевок тыльной стороной ладони. – Мне нужно лечь.
– Пойдем наверх.
Он подошел к двери и проверил замки, а затем, когда они оказались у лестницы, убедился, что передний засов тоже заперт наглухо… и что–то в его заботе заставило Лидию почувствовать, насколько же она была одинока.
Ноги дрожали, пока она поднималась наверх, и она что–то сказала ему о свежих простынях на гостевой кровати, о том, что ей нужно принять душ, и что она надеется, что она не храпит. Болтовня, болтовня, болтовня.
Опять же, он был первым мужчиной, которого она принимала в этом доме.
Вообще–то в любом доме, в котором она жила. Ну, кроме ее деда, и он не в счет в этой ситуации.
– Все наладится, – тихо сказал Дэниэл. – Просто это займет какое–то время. Если я тебе понадоблюсь, я здесь.
Он погладил ее по щеке, а затем вошел в гостевую комнату и прикрыл за собой дверь.
Внизу, в спальне, Лидия разделась рядом с корзиной для белья, бросив в нее всю одежду, и взяла халат. Выйдя в коридор, она посмотрела в обе стороны, словно оказалась на оживленном перекрестке, и на цыпочках прошла по непокрытому дереву в туалет. Незадолго до того, как она вошла внутрь, она приказала себе не смотреть на Дэниэла…
Но, конечно же, она заглянула в комнату.
Он сложил свои седельные сумки на пол у дальней стороны кровати и склонился над ними, вытаскивая что–то, что бросил на одеяло. Выпрямившись и повернувшись лицом к дальней стене, он расстегнул ветровку, снял ее… а затем и футболку.
Его спина была… впечатляющей.
Он был таким мускулистым, но при этом поджарым, как атлет: от рельефных плеч до сильной линии позвоночника мускулы расходились веером, образуя серию пиков и впадин, переходивших к узкой талии. А ниже? Ну, эти джинсы свисали низко, но не потому, что его задница не была…
Дэниэл оглянулся через плечо.
Когда она покраснела и отвернулась, он спросил:
– Тебе что–то нужно?
– Извини, я просто собиралась принять душ, – сказала она.
И похолоднее.
– Ладно.
Закрывшись в ванной, Лидия прислонилась к двери. На внутренней стороне век она видела наклейку на бампере, которую она однажды заметила на какой–то машине: «Экономь воду, мойся с другом».
Друзья, напомнила она себе. Как будто и этой драмы ей не хватало, в довесок ко всему остальному.
