Это было Отпирающее заклинание для всех дверей в Хогвартсе, включая личные апартаменты профессоров. Для господина Директора в замке все двери должны быть гипотетически да и практически открываемыми, так, на всякий случай. Вот только Альбус Дамблдор не использовал это заклинание, кроме, как для того, чтобы проникнуть в личные комнаты его мальчика, Севочки, чтобы посмотреть, как наводит порядок Линки и прочитать очередную запись в заколдованной его мальчиком «Истории Хогвартса». Если таковая запись, конечно, имела место быть, то есть соизволивала появиться.
… И Ремус так и не догадался, что в этой книге, где появились уже две новые записи, пишется история его единственного друга, лучшего ученика Гарри и… каких-то ещё лиц. А речь там шла ещё об одном мужчине и женщине некой. Не будь их, Ремус, может, и догадался бы, о ком написано в книге, но та совсем сдурела и выдавала хронику жизни магов в неверном порядке и путая датировки. Ведь она предсказала разлад между двумя кудесниками - Северусом и Квотриусом на самый их мирный и полный любви месяц ноябрь. В том же месяце предписала она Снейпу хорошенько переключиться на Гарри. Но… ничего этого не произошло.
События раскрутились, как освобождённая, прежде перекрученная спираль, в месяце декабре, да именно на Рождество, под самый новый, четыреста двадцать шестой год.
Глава 23.
Первая запись была такой же непонятной, как и все остальные, всё же прочитанные Ремусом. Ох, и разболелась у него бедная вервольфья голова от старого слога без знаков препинаний и даже заглавных букв в начале предложений!
Но в ней гласилось что-то о наследнике рода Снепиусов - древних магов, живших, по рассказам Сева, с пятого века в Британии, тогдашнем Альбионе и, если вдуматься, то написанное радовало, но и… тревожило чем-то, какой-то странной и даже пугающей недоговорённостью об отце наследника.
«Месяца аугуста во первые дни рожахом сыне и наследнице жена кудеснице тово коий словно бы сын старшой законныий военачальнице Снепиуса Малефиция именем Северус поганый вторый же кудеснице словно брат сводныий единокровныий крови грязной ибо от рабыни еси приял отче его жёнку тую собе ибо не восхощал Северус тот поганыий поять ю внове дабы понесла она чадом иным но сотворен же грех той смертныий со согласия Северуса тово таковы нечестивые законы римлянов поганых ибо брату передахом брате жену свою…»
Вторая запись была вообще замороченной, Ремус так и не понял, о чём или ком она:
«Во календы месяца марта быхом паводок велиций во рецех Британии всея отправили ся в поход дальний с миром не войною або за данию кудеснице те и пересекаше они остров велиций наш и пришедше ся ко саксы теи кои третий замок не рубихом но живяше ся во страсе поганом острог своий коий порубляше из дерев реком ся священный бор пикты теи быхом некрещёны восславляше и бе пикты теи люты на саксы и нападохом всею зиму на острог той но бесславно и безданно уходише ся со стен ево красно такоже крепко соделанных…»
- Какие пикты? Какие саксы? А, это, наверное, те самые долбоёбы, которые два деревянных замка под громким названием Хогвартс утопили в болоте вместо того, чтобы построить, как позже - норманны замок на возвышении. На скале, где он и сейчас, слава Мерлину, стоит и в ус себе не дует, - подумал тогда Люпин.
… Но сейчас нужно было поскорее открыть грёбанную дверь и вломиться к своим, пока они там друг друга есть не начали с голодухи.
- Aperirio* foris totalus directum!
Дверца еле слышно звякнула обо что-то, что прижимало её сверху, напружинилась и приоткрылась… Ровно настолько, чтобы увидеть пыльные мужские ботинки, обладатель которых торопливо вскочил. Видимо, под ним зашатался стул, и он испугался, что это Ауроры - особисты неведомым образом, из подполья, о котором никому из орденцев ничего не известно, лезут прямиком в кухню.
- Detegero* * foris totalus!
Человек быстро отскочил, чтобы его не повалило на пол открывшейся настежь дверцей и не пришлёпнуло бы упавшим стулом. Кто-то вёрткий, наверное, Уизли. Вот Тонкс бы не успела отскочить…
Нимфадора, несчастная девушка. Да, чтобы не сделали у Ремуса на глазах с Тонкс, как бы не бесчестили её самыми зверскими, грязными способами, она навсегда останется дла него «девушкой». Не по её желанию забрали у неё это сокро…
- А у Луны оно осталось, её же никто так… А у меня, меня, задрота грёбанного, бессовестного, осталась честь после того, что из-за меня сотворили с Нимфадорой?! Нет! И хоть не был я ни с мужчиной, ни с женщиной, я так сам себя… разъебенил к ебеням, что ни о какой «чести» в моём клиническом случае речи нет. Но отчего же герцогиня Валенси всё же заговорила со мной, бесчестным уёбком?
Да хватит рефлексировать! На меня уже семь палочек нацелено.
- При-и-ве-э-т! Как диля-а?
- Люпин, ты?!
- А кто же ещё, конечно, Люпин - это я. Уже сорок три года как. Скоро следующий пойдёт. Да прям на днях и пойдёт мне сорок пятый. А я к вам всем, собственно, с предложением. Ой, простите, пожрать забыл принести.
- У нас овсянки, соли, сахара, чая и воды в кране хватает. А… не засланный ли ты казачок-то, под профессора Люпина маскирующийся?
Люпину всё-таки подали руку и вытащили на пол, он отряхнулся, как собака, всем туловищем, и с него посыпалась извёстка, мелкие осколки строительного камня и даже мрамора. А уж сколько паутины с его головы стянули, чтобы разглядеть, похож ли пришелец из ниоткуда на господина Директора Хогвартса!
- Вы, профессор, извините, хвост за собой не привели, передвигаясь столь нетрадиционным, конечно, весьма законспирированным методом? Но Вы изволили так громко распевать боевые маггловские песни, что мне в моей комнате было о-о-чень даже хорошо слышно!
Ну, конечно, это Минерва. Она ведь теперь терпеть Ремуса не может, зверя вдруг в нём кошачьим чутьём унюхала и всем встречным-поперечным об этом своём «необыкновенном открытии» рассказывает.
А случилось это немногим спустя после ухода из Хогвартса в Кэрроскы - ирландскую знаменитейшую школу волшебства и магии. Но там были сложности с гэльским, ведь Минерве предложили сразу же пост Директрисы. А она возьми да и не откажись от такого интересного предложения.
Деловая переписка с Министерством магии, располагавшимся на территориии теперь уже другого острова, велась на английском, а вот с преподавателями, большинство которых в своё время закончили именно эту школу, общение велось на тарабарской смеси английского и гэльского. В общем и целом, миссис МакГонагал, находясь вдали от семей любимых внуков и внучек, была недовольна. Она не считала, что лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе.
Хогвартс манил её и преследовал во снах о прежних порядках в замке, когда всем заправляла она, неутомимая заместитель господина Директора да ещё и профессор Трансфигурации, а покойный Дамблдор - да будет добрым его Посмертие! - только и делал, что спокойненько, вдали от дел, царствовал и купался в лучах славы.
