— Сейф, да? Ладно, это странно. Должно быть всякая всячина скрыта в этих горах.
— Как твой дом, Дженсен? — вдруг заговорил Мэддокс. Он не понимал, зачем спросил. Что-то все-таки беспокоило его с тех пор, как он увидел богатый Викторианский особняк. Его ремонт, очевидно, потребовал значительных расходов. Дженсен был низкого полицейского чина в маленьком городке. И один взгляд на Кейси говорил, что она не из тех, кто зарабатывает. Она была из тех, кто тратит.
— Мой дом? — Дженсен помрачнел. Он посмотрел на Мэддокса, но совсем иначе. Обжигающего взгляда предательства не было, его сменил настороженный блеск.
— Ага, никаких повреждений от наводнения, да?
— Знаешь же, что нет, — прорычал Дженсен. — И что, черт возьми, тебе приспичило поговорить, будто мы старые приятели?— и до того, как доковылял до своего грузовика, он остановился рядом с Габриэлой. Он говорил тихим голосом, но Мэддокс все равно услышал. — Ты идиотка, если веришь тому, что он, на хрен, говорит.
Прежде, чем он закрыть дверь пикапа, он бросил через плечо. — Мы еще не закончили, Мэддокс. Даже близко к тому.
Габи крепко обняла его, когда Дженсен уехал. Взгляд карих глаза Мигеля был все еще в мучительной неопределенности. Мэддокс попытался улыбнуться ему, чтобы он понял, что все будет в порядке. Он обнимал их обоих, пока они шли обратно к дому. Он ответил брату только в уме.
Нет, мы не закончили, Дженсен. Мы ни хрена вообще не делали.
Раздор Сити,
Территория, штат Аризона
1890
Наводнение унесло двадцать семь жизней. Двадцать семь человек, которые дышали и смеялись, а когда прорвало Дамбу Orange Grove, это заставило их замолчать навсегда. Жертвами стали семьи, живущие в низине и шахтеры, презираемые в лагере шахты Скорпиона и влачившие жалкое существование на берегу реки. Раздор-Сити накрыла горечь утрат. Анника не была лично знакома ни с одним из потерянных душ, погибших в водах реки Хассаямпы, но она остро ощущала свою печаль, понимая, что если бы не Мерсер, она была бы одной из них.
Джеймс даже не взглянул на нее, когда она вернулась на следующее утро на старой кобыле Лиззи Пост. Отец Дези, Карлос, замолвил за неё словечко. Он знал, где она провела ночь, и Джеймс был не дурак.
Как у городского маршала, у него было значительно много обязанностей, и он только остановился на час, чтобы остановиться дома и сменить свою грязную одежду. Она знала, что последние двенадцать часов были ужасными, у него была страшная рутинная работа, помочь выловить тела, когда вода отступила. Тяжесть ужасов, еще не законченных, лежала тяжким грузом на его широких плечах, и он отвернулся от нее.
— Джеймс, — она потянулась к нему, ненавидя страдания его ссутулившейся фигуры.
Он не ответил, повернув голову в сторону и закашляв.
— Ты хочешь быть его шлюхой, — резко сказал он, — тогда иди и будь ей.
Анника согнулась, словно его слова нанесли реальный удар. Они были сказаны и обратно не вернешь. Она знала, что никогда не была справедлива к Джеймсу. Она вышла за него замуж, а в сердце был его брат. Это было непростительно, точно. Тем не менее, она подняла голову и вызывающе посмотрела на своего мужа, она понимала, что вина не полностью лежала на ней. Джеймс Долан сломался по причинам, которые мало что общего имею ли с ней. Она не признает своей вины за это.
— Будь ты проклята, Анника, — выругался он, окончательно повернувшись к ней. Она думала, что увидела ненависть в его глазах, и она приняла его слова. Игра в замужество была закончена.
— Может быть, я и проклята, — она кивнула. — Может быть, с того момента, как я встретилась с ним, — она хрипло засмеялась, вспомнив тот момент, как Мерсер нацелил пистолет, пока его банда грабила этап.
— Да, — Джеймс кивнул. — Я думаю, что это правда.
Он смотрел, как она сняла обручальное кольцо и, прихрамывая, подошла к столу кухни, осторожно положив его там. Джеймс вышел, не сказав ни слова, оставив ее одну в их общем доме. Анника сняла простыню с матраса и небрежно бросила одежду и другие вещи в неё, связав её концы. Ей пришлось ссориться с Мерсером, чтобы тот не сопровождал ее. Когда она вспомнила жгучую ненависть в глазах Джеймса, она обрадовалась, что братья не оказались в одной комнате.
Она, хромая, вернулась к лошади, и силясь подняться, с сожалением подумала о последней воле Лиззи Пост. Она хотела, чтобы Мерсер и Джеймс помирились. Что теперь, конечно, будет не возможно. Но может быть, это никогда и не было возможно. Даже без нее, они были не в ладах, с тех самых пор, когда они вступили в конфронтацию, как мужчины. Анника попыталась представить, такую же напряженность между ней и любым из ее братьев и сестер. Она не смогла.
Она не оглянулась, когда повернула лошадь, навсегда оставив дом Джеймса. Да, она думала о нем уже как о доме Джеймса, а не как о своем собственном. Ее дом был там, где был Мерсер.
На третий день после потопа Анника вернулась в школу. Карлос и Дези-де-Кампо уже были там, прохаживаясь по руинам.
— Миссис Долан, — сказал Карлос, вежливо помогая ей, когда она слезала со спокойной старой кобылы Лиззи Пост. Ее лодыжка все еще довольно сильно болела и была плотно забинтована для удобства. Мерсер срезал верхушку от старого сапога, чтобы она могла надеть его.
Карлос взял ее за руку и предложил ей опереться на него, пока она с сожалением осматривала повреждения.
— Я полагаю, этот класс не скоро восстановят, — вздохнула она.
Дези взволнованно повернулся к ней. — Миссис Долан, вы придете учить нас в школу Раздор-Сити?
Анника в замешательстве уставилась на мальчика. Его отец прочистил горло и заговорил.
— Школьный совет счел нужным, чтобы все дети Раздора обучались в школе. К счастью школа не пострадала от наводнения.
— Мы начинаем в понедельник! — вставил Дези.
Анника была удивлена. — Я не слышала.
Карлос де Кампо бросил на нее косой взгляд. — Джеймс был очень настойчив с другими членами школьного совета.
— Ого, — Анника покраснела. Карлос в отношении нее был корректен, она почувствовала, что некоторые сплетни относительно неприятностей между ней и Джеймсом Доланом достигли жителей города.
Аннике удалось улыбнуться Дези. — Как чудесно. Мисс Хардвик, я слышала, прекрасный учитель.
Дези помрачнел. — Вы больше не будете моим учителем?
— Ну, Дези,— она обняла его за худые плечи, — это учеба. Она не должна ограничиваться чем-то одним. Ты замечательный ученик. Для меня будет честью продолжать дополнительные уроки с Вами. То есть, — сказала она тихо, — если твои родители не будут возражать.
