Анника огляделась. Она оценила по отбрасываемому свету, что был ранний вечер. Мерсера нигде не было и в помине. Но когда она поднялась с пола и вздрогнула от ноющей боли в лодыжке, она услышала мужские голоса. Один из них был явно голосом Мерсера. Голос собеседника был более глубоким и казался смутно знакомым. Когда она открыла дверь и глянула на лица, четверо мужчин были застигнуты врасплох, и она поняла, почему.
— Каттер Дэйн, — сказала она, качая головой. Лидер дэйнсов улыбнулся ей. Она встречала его однажды и только на мгновение, двумя годами ранее на улицах Раздора.
— Я прошу прощения, мэм, — протянул он. — Я не уверен, как правильно к Вам обращаться.
Анника посмотрела на него. – Ничего страшного и, готова поспорить, Вы чертовски хорошо знаете, что можете называть меня Анника.
Мерсер, который стоял ближе всего к Каттеру Дэйну, бросил ей предупреждающий взгляд. — Иди внутрь, Анника.
Она скрестила руки на груди. – У вас ребята секреты? Возможно, это что-то связанное с шахтой?
Это было пальцем в небо, но она могла сказать от взгляда на лицо Мерсера, что она была права. Двое других мужчин, которые стояли рядом посмотрели на нее с подозрением. Но Каттер разразился громким смехом.
— Неуемная маленькая учительница, — сказал он, хлопнув себя по колену и посмотрев на нее искоса так, что она чувствовала себя неуютно. Затем он резко перестал смеяться и прищурился. — Что, если это произойдет, Анника? Вы ускачете в мгновение ока рассказывать Шерифу Долану об этом?
Она посмотрела ему в глаза, зная, что перед таким человеком, как Каттер Дэйн, невозможно не дрогнуть. — Нет, — просто сказала она и вернулась в дом, хлопнув дверью.
Прошло немного времени, и она услышала, как трое ускакали прочь. Мерсер медленно открыл дверь. Он, казалось, удивился, обнаружив, что она сидит за столом его и ждет. Она подтолкнула ему другой стул.
— Мы должны поговорить, моя дорогая?
Он неохотно сел. Его грудь была оголена, и у него был вид маленького мальчика. — Ты злишься.
— Конечно, — фыркнула она. — Я думала, что ты с этим всем покончил.
— Это ты так думала, — отрезал он. — Я никогда не говорил этого.
— Мерсер. — она почувствовала, как накатывают слезы, и возненавидела себя за слабость. — Я думала, что мы собирались быть вместе.
— Так и есть, Анни. — Мерсер встал перед ней на колени, приподнимая её голову за подбородок. — И мы будем. Ничто не сможет удержать меня подальше от тебя.
Она мрачно улыбнулась. — Даже Каттер?
Мерсер нахмурился. — Послушай, я не знаю, что на уме Каттера и Таннеров. К тому времени, я подозреваю, что уйду. И ты со мной.
— К какому времени? — прошептала Анника.
Он притянул ее к себе. — Это не то, что ты думаешь, Анни. Свиллинг проворачивал эту аферу в течение многих лет. Думаешь, он получил тот большой дом за честную зарплату? Конечно нет. Они все в этом. Свиллинг. Таунсенд. Дерьмо, может быть, даже Джеймс. При всей той золотодобыче из этих жил довольно таки трудно заметить, когда немного пропадает без вести. Особенно, если толстосумы при власти не хотят замечать, потому что они позже получат пару больших кусков этого торта.
Анника недоверчиво посмотрела на него. — Ты работаешь со Свиллингом? Господи, Мерсер, этот мужчина змея, разве что еще не шипит. Ты не должен ему верить.
— Зато я верю Каттеру, — тихо сказал Мерсер. — И Каттер, единственный, кто поддержал это дело. Это стоит того, Анни. Еще несколько недель, и мы никогда больше не увидим Раздор. У нас будет достаточно золота, чтобы уехать куда угодно.
— Золото, — она сердито покачала головой. — Чертово золото. Так Каттер и банда просто где-то скрываются и ждут, что ты сделаешь грязную работу и переправишь золото из шахты?
Мерсер колебался. Он, казалось, обдумывал что-то более тщательно. — Они разбили лагерь примерно в пяти милях к северу отсюда, там, где обанкротился прииск Старый Улей. Анника, есть люди на Территории, которые убьют за эту информацию. За большинство этих голов назначена цена.
Анника, понимая, кивнула. Мерсер пытался показать, насколько он доверял ей. Как он хотел, чтобы она ему доверяла.
Он начал внезапно и грубо раздевать ее. — Верь мне, Анни. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя.
— Я знаю, — сказала она. И тогда Анника отчаянно кинулась к нему и яростно зарылась руками у него между ног, пытаясь освободить его от штанов. Отчаяние, что она чувствовала, было ужасно. — Тогда люби меня. Пожалуйста. Я не смогу без тебя снова.
Он боролся с юбкой, пытаясь добраться до нее. — Не будешь. — он застонал, когда вошел в неё.
— Мерсер, — сказала она в отчаянии, и почувствовала, что слезы катились из глаз. Он целовал их, пытаясь успокоить ее. Но даже после того, как она тихо лежала в его объятиях, окруженные кромешной тьмой, она не могла подавить распространяющийся в ее душе ужас. Где-то, боялась она, была открыта дверь… в жерло ужасного будущего. И Мерсер, как всегда безрассудно, уже шагнул сквозь неё.
Раздор-Сити, штат Аризона
Наши дни
Мэддокс понимал, утром Габриэла стремилась сгладить неприятное ощущение происшествия, ради Мигеля. Она восхищалась золотыми камешками и паковала обед, пока спрашивала у сына множество вопросов обо всем, что он видел тем утром. Когда она увидела Мэддокса, наблюдающего за ней, она сморщила носик и отвела глаза. Его прокатили. Она не хотела о чем-нибудь еще разговаривать перед Мигелем.
Мэддокс бродил во дворе. Он посмотрел на пейзаж, который был так хорошо ему знаком, как и его лицо в зеркале. Раздор-Сити родился на костях Старого Запада. Он восторгался, как и любой мальчишка, рассказами про убийства, преступников и давно потерянные сокровища. Истории со временем, конечно, были преувеличены и приукрашены. Кто знал где правда? Какая кому разница?
Правда всегда имеет значение, сынок.
Он ясно услышал голос Священника, как будто отец стоял рядом. Священник сказал, это ему однажды, когда он отпирался, что разбил мячом окно одного из заброшенных старых викторианских особняков, еще до того как стало модным вкладывать деньги в их восстановление. Ему было приблизительно восемь на тот момент. Он сжимал кулаки и спрашивал, разве это имело значение, если в любом случае особняк разрушен?
Священник разозлился и сказал: — Потому что я задал тебе вопрос, и ожидаю, что ответ будет честным, Мэддокс. Правда всегда имеет значение, сынок.
Теперь Мэддокс был уже мужчиной и Священника нет. Он должен был слушать своего отца лучше. Он должен был сделать много чего. Он поднял трубку и набрал номер.
