Эх, если бы не ветер, то совсем хорошо было бы…
После покупки имбиря я таки направлюсь в термы - пусть опытный банщик займётся уринотерапией, хотя, если честно, после вида этой кадушки со стоялой, воняющей на весь двор мочой мыться ею как-то не хочется. Ведь нельзя приносить в термы мыло, «ибо есть сие», как сказал бы Квотриус, анахренизм, на хрен его, к Дементору!..
Значит, придётся всё же отдаться уринопомыванию под руководством опытного раба. Уж он-то должен соскоблить с меня всю эту липкую пакость.
- Кто здесь? Кого демоны привели?! Не сметь подсматривать за Господином дома! А ну, назовись!
Да что же это такое? Идёт сюда, как ни в чём не бывало.
- Северу-ус!
- Квотриус! Зачем ты здесь? Я же сказал, чтобы не приходил ты ко мне сегодня ночью. Почему ты ослушался?
- Северу-ус! Не можно было мне спать, ибо молился я Юпитеру - Громовержцу, дабы отвёл он милостью своею грозу от дома твоего, а после, не сумев заснуть… мастурбировал я с именем твоим на устах. Словно бы по наитию, бросил я взгляд в окно и увидел тебя… нагого. Не смог я больше оставаться в опочивальне одинокой, неприветливой, наполненной скорбью лишь единой по тебе, о, высокорожденный брат мой!
Северу-ус, люби меня!
- Брат, отойди от греха подальше.
- Северус, о каком ещё грехе ты говоришь, ведь мы уже согрешили.
- Не с-стоит больше заниматься этим. Всё же мы братья и… маги.
- Говорят, занятие любовью с мужчиной-магом - это нечто невероятное по ощущениям, -подумал вдруг Северус.-Я хочу, да, хочу попробовать, каково это. Но кто говорил? Девственный похабник Ремус. Стоит ли нарушать свои же для себя установленные правила, чтобы?.. Стоит.
Решив так, Снейп обнял мокрого, как и он сам, Квотриуса целомудренного своего и страстно поцеловал, потом прижался к нему трепещущим от уже нарастающего вожделения телом, потёрся пахом о бедро брата и почувствовал, насколько тот возбуждён.
- Пойдём, пойдём, - зашептал он горячо, - к тебе. Да, пойдём к тебе, туда, где оказался ты первым за всю мою жизнь человеком, кроме матери, которую почти и не помню я - так мал я был, когда умерла она - коснувшимся моих губ поцелуем, хотя я и не ожидал его от тебя. Ты же не был с мужчиной до меня.
О, зачем ты сделал это, брат мой? Почему не сдержал себя тогда?
Ведь растлеваю же я тебя, а нужно тебе жениться, заводить семью, в общем, не с мужчиной спать, а с женщиной, чтобы народила она тебе сыновей, чтобы не прервался в веках род Снепиусов.
- Я не могу думать ни о какой женщине, когда рядом ты. Я и без тебя не желал жениться, а теперь, познав любовь взаимную и разделённую, с тобой, о брат мой Северус, как могу думать я о том, чтобы отказаться от тебя?
- А если я исчезну? Просто однажды утром ты не найдёшь меня в библиотеке, - говорил Северус, покрывая короткими, страстными, обжигающими поцелуями лицо брата, - обыщешь весь дом, более того, город, и нигде не окажется меня. Что тогда?
- Тогда отворю вены я себе и умру без тебя, но буду до последней капли крови, пока ещё останусь я в сознании, звать тебя, чтобы пришёл ты обратно, ко мне.
Нет! Не говори так. Это слишком жестоко.
О-о, Северу-ус, ты сводишь меня с ума поцелуями. Скажи, почему ты так нежен со мной? Я же не девица.
- Я… люблю тебя, Квотриус, но этот мир - не мой. И я должен буду вернуться в своё вре… в свой мир, мир магии и чародейства. Поверь, это обязательно произойдёт, но если ты убьёшь себя, не оставив потомства, меня никогда не будет. Нигде. Ни в моём вре… мире, ни в этом, чужом мне, поверь. Ты хочешь, чтобы я никогда не родился?
- Так ты… из другого времени, брат мой, из будущего, да?
- Да, брат мой, я из очень далёкого будущего.
- Для чего же мне жить без тебя?! - в отчаянии воскликнул младший брат.
- Для того, чтобы я был, жил в своём времени. Ведь скучаю я по тому миру, но знаю, что буду снова одинок там, без тебя.
- Возьми меня с собой, прошу, нет, молю, как божество.
Квотриус опустился на колени прямо на размокшую землю нечистого захоженного двора, превратившуюся почти что в глину.
- Возлюбленный мой, встань! Подымись!
Вот так, иди ко мне, как же хорошо мне с тобой, о Квотриус!
Я и сам не знаю, как буду… там снова один, зная, что в своём времени, в эту эпоху ты жил и был любим мною, и сам любил меня. Но я не могу, это противоречит законам бытия, оставаться здесь надолго.
А взять тебя с собой…
Что ж, от тебя… там даже праха не останется, понимаешь ли ты это?
А сейчас идём, идём к тебе, туда, где впервые ощутил ты вкус моих губ, украдкой сорванным поцелуем, изменившим всё, слышишь? Всё! Я и… там уже не буду прежним, ведь познал я Имя любови! И сие имя есмь твоё, о прекрасный мой, целомудренный Квотриус! Как мне жить… там без тебя?..
Но идём же, сейчас самая глухая ночь и клянусь - я не буду сдерживать вскриков и стонов блаженства, будучи с тобой, как не делаешь этого ты, мой возлюбленный брат, как же стражду по тебе я! Я уже сгораю от нетерпения обладать твоим прекрасным телом, телом воина, телом атлета, самым прекрасным телом в мире! Телом, кое подарило чувство обладания мне. Телом, кое ответило на мою лю… Моё… желание, да как!
Они снова тесно прижались друг к другу, и капли заканчивающегося дождя смывали с них грех, которого не было - ведь не братья они друг другу, а возлюбленные.
Ведь только те, будущие магглы, принявшие различные, но и схожие между собой верования в единого бога, будут считать любовь двух мужчин грехом, а пока…
Пока боги благосклонно смотрели на двух нагих чародеев, переплетающих объятия и неистово целующих друг другу лица, шеи, плечи, руки, грудь.
… Северус чутьём шпиона ощутил на себе чей-то пристальный взгляд и оторвался от поцелуев, злобно посмотрев в чёрный зев распахнутой двери дома, где стояла и тряслась от негодования… Нина.
Она увидела, что её заметили, и смело шагнула нежными, теперь босыми, как и положено дома рабыне, ногами во двор. Потом заговорила, сначала несмело, падая на колени так же, как за четверть часа до этого её сын, перед мужчинами и отворачивая лицо, чтобы не видеть их наготы. Но по мере речи своей подымала она голову, вглядываясь в них так пристально, словно одеты они были, а слова её произносились при свете дня, а не дальних полуночных всполохах молний, постепенно всё возвышая и возвышая глас свой, покуда не дошла она до крика истошного, материнского:
- О, великодушный Господин мой Северус, заклинаю тебя - не губи сына моего единородного, возлюбленного!
Не заставляй меня в кровь сбивать колени, падая пред духом Господа моего Иисуса Христа, молясь о спасении души сына моего от греха, недостойного мужчины, за которую душа его вечно будет мучаться в геенне огненной, если не обратится он сам ко свету, даруемому Господом всякому, к Нему прибегающему!