В дверь позвонили, а потом и замолотили, Миронова, что так и тарахтела что-то, во что я уже не вслушивалась, оглушенная своими мыслями, вскочила.
– Сиди, Жень, не вставай резко, ты бледная такая – ужас! Я посмотрю кто там и вернусь помогу.
Она унеслась, а я все же поднялась, морщась от всеобъемлющей боли. Откровение о себе самой словно все кости переломало, сделав безвольной размазней. Такой, какой стать и боялась больше всего. От такого не спасти себя алкоголем до потери сознания и обезличенным сексом, что так успешно помогает наращивать внешнюю непроницаемую оболочку. Самоутверждение за счет способности запросто манипулировать чужой похотью – чертов экзоскелет из прочных внешних покровов, надежно скрывающих, что внутри нет твердого стержня настоящего позвоночника.
– Вам кого? – требовательно спросил голос Светланы, но ответом ей была тишина. – Мужчина! Я к вам обращаюсь! Вы к кому?
– М… мне нужна Евгения Воронова и все те мерзавцы, которые помогли ей устроить натуральную травлю и даже напали на моего адвоката – Маргариту Баринову. – Мужской незнакомый голос вначале прозвучал как-то неуверенно и растерянно что ли, но под конец набрал силу. – Я хочу потребовать у них ответа, по какому праву они третируют женщину, которая просто выполняет свои рабочие обязанности, и вымогают какие-то безумные деньги за свою недвижимость.
– Жене плохо сейчас и не до посетителей, ясно! – Светлана уперлась руками в дверную раму, будто была намерена стоять там намертво и ни за что не впускать визитера – незнакомого здоровенного мужика на голову ее выше. Совсем не юноша, короткий темный ежик волос на голове, глаза глубоко посажены, кожа странно загорелая и обветренная для зимы, жесткий изгиб тонких губ с белой ниткой шрама на верхней. И пристальный взгляд, сейчас полностью сосредоточенный на Мироновой. – И знаете что? Вы ведь тот самый, да? Ну тот богатей, что Женьку из дома выжить пытается, так ведь? Так вот вы знайте, мужчина, что ее в обиду никто не даст, ясно?!
Миронова даже на цыпочки привстала и нахально ткнула пальцем в широкую грудь незнакомца, совершенно не обращая внимания на их разницу в росте и живой массе и на то, что мужик в своем строгом костюме и дорогущих ботинках на толстой подошве выглядит весьма угрожающе, а она стоит тут перед ним в футболке с чужого плеча и подвернутых трениках.
– Мне кажется, возникла некая путаница, – ответил чужак после еще одной немного затянувшейся паузы, во время которой не отрывал от Светки взгляда, сексуальная энергия которого становилась все более отчетливой и читаемой. – В мои намерения ни в коем разе не входило никого выживать, боже упаси! Я готов заплатить и очень щедро, оформив все на совершенно законных основаниях, и Маргарита это неоднократно вежливо доносила до вашей… подруги, да? Но в ответ мы получили только агрессию и непомерные требования.
– То есть, по-вашему, сначала завалить входную дверь хламом и поджечь его, а потом и вовсе вломиться на ночь глядя, раздолбав в щепки и кинув дымовую шашку – это вежливо донести до кого-то свое законное предложение о покупке? А? Или амбалами уголовными стращать девушку, ментов на нее травить, грозя статей на пустом месте навешать? Это законно? Это по-людски, скажите? Вы так дела вести привыкли? Запугивая одиноких женщин, не желающих вам продавать свое жилье? Каждый имеет право на отказ, ясно вам! Если у вас денег вагон, то это не значит, что все поголовно готовы продаться и по щелчку пальцев сделать что вам угодно.
– Послушайте, девушка… как вас зовут?
– Вам оно не надо!
– Надо, чтобы мы могли вести нормальный диалог и все прояснить. Давайте мы войдем и пого…
– А нечего нам с вами прояснять. Прекратите выживать нашу Женьку из дому, поджигать, двери по ночам ломать и ментами запугивать и будет всем ясность.
– Егор, кого ты слушаешь?! – внезапно раздался голос Бариновой, и она как черт из табакерки появилась рядом со здоровяком в костюме и вцепилась ему в локоть, стремясь оттащить, но не сдвинула и на сантиметр. – Ты еще кто такая? Еще одна аферистка и вымогательница из этой шайки-лейки?
– Марго, вернись в машину, я же велел тебе не вмешиваться. Разберусь сам.
– Да как же ты разберешься, если они тут на меня сейчас такой клеветы наведут, что потом не поймешь где правда. Эту курицу облезлую я вообще впервые вижу! Что она знать может!
– Все, что сказала Светлана – чистая правда, – вмешалась я и пошла к ним, но ноги по-прежнему ощущались чужими и ненадежными, так что пришлось снова привалиться плечом к стене.
– Клевета! Я на тебя в суд подам! Егор, ну сам посуди, ты представляешь меня, поджигающей кому-то дверь? И где следы, а? Где доказательства? Кого ты слушаешь, Егор?! Они там все натуральная банда в этом «Орионе»! Еще и повсюду связи с ментами продажными, а на меня, работающую исключительно законными методами, поклепы наводят и проверками всякими задушить пыта…
В этот момент я перестала ее слышать. И вообще кого-то. И видеть. Снеся незнакомца плечом, в коридор ворвался Сойкин и пошел на меня со неумолимостью горного обвала, вознамеревшегося погрести меня под собой.
Я пятилась и качала головой, говоря ему что-то… объясняя, что все слишком. Он для меня слишком. Что он только влетел в мою жизнь и спалил к черту все пути в прежнее существование. Что он – как зыбучий песок, из которого мне живой не выбраться. А он не слушал. Наступал, накрывал своим присутствием, как мощная волна прилива, утягивал в себя, в стихию, неспособность воспротивиться которой я и так уже униженно признала для себя, но цеплялась-цеплялась, а он наступал и наступал, ломая и без того хлипкую оборону, и наконец захлопнул за собой дверь моей комнаты, отрезая от всех и всего и снова обнял, добивая.
– Жень-Жень-Женечка-Женюличка-Еняшечка моя! Ну что? Что? Мой косяк? Мой, Жень? Ты из-за Вальки?
Из-за кого? О чем он вообще?
– Не понимаешь ты. Отпусти! – я зажмурила глаза, но интенсивности его присутствия это ничуть не снизило.
– Жень, я ни за что бы… Женечек мой, неужто совсем-совсем мне доверия нет?3ece0f
– Не в том дело! Не в том! – я уворачивалась от касаний его губ к моему лицу, но однозначно проигрывала, потому что боролась не с ним, а с собой. А я сама не хотела отворачиваться и отталкивать. Совсем наоборот.
– Не в том, ага. А в чем, Еняшечка моя? Растолкуй мне, как тупенькому, а? Виноват я? Признаю, Жень, виноват, только скажи в чем, и мы все решим. Решим же, да?
– Ничего мы не решим, Миша! Нечего исправлять, ни в чем ты не виноват. Это все я. Я не могу так и дальше, пойми. Выхода для меня тогда не будет.
– Так, кто и куда выходить собрался? Жень, я уже реально обосрался весь, пожалей ты меня. Ты же у меня рассудительная, знаешь чего хочешь, говоришь в лоб, вон как в наш первый раз, разложи ты мне тупорезу все по полкам.
Стремясь ускользнуть хоть как-то, снова сползла по стене, но Миша последовал за мной, как если бы был приклеен намертво, и сел рядом, обнял.
– Рассудительная? Рядом с тобой? Знаю, чего хочу? Да я с самого начала не понимаю почему так реагирую и поступаю, когда касается тебя. Думаешь я все как у нас было в первый раз планировала? Только прикоснулась – и все планы кончились, Миша.
– Ну и норм же тогда, я тоже ни хрена не соображаю только тебя вижу. Это любовь, Жень. – Сойкин поцеловал в висок, глубоко вдохнул у кожи, и я тоже щедро глотнула его аромата, как если бы была автоматически настроена на синхрон с ним.
– Любовь? За считанные дни? Такой она не бывает.
– Серьезно? А ты прям в лицо ее знаешь? Все приметы и симптомы? Много опыта в этом, Жень? Лично у меня – нифига. Но я знаю – как с тобой ни с кем не было. И чую – у тебя же так же. Еще раньше. Ну, нереально чтобы по-другому, Жень. Я же не баран какой-то упертый по жизни. Мне если женщина твердо «нет», то я всегда понимал и принимал. Но ты ведь меня сама тянула, Жень. Между нами же жара и тросы железные от сердца к сердцу уже давно. Это же не про один секс, маленькая моя. Ты подумай сама.
