– Показывать что? – насторожилась Женя.
– Надеюсь то, что тебя настолько порадует, и ты не прибьешь меня за самоуправство, – я протянул ей руку. – Пойдем?
Толкнул дверь и пропустил Воронову вперед. Она шагнула в комнату и застыла. Валька и Сандро хотели за нами сунуться, но я предусмотрительно закрыл перед их любопытными носами дверь. Женька молчала больше минуты, обводя все взглядом, я уже аж чуть очковать стал.
– Почему? – прошептала она наконец сильно просевшим голосом.
– Что почему, Жень? – не сразу догнал я.
– Ты все время делаешь так, что у меня сердце чуть не лопается. Почему, Миш? Я… чем я заслужила?
– Эмм… – слегка офигел я и просто обнял со спины, примостив подбородок на ее плечо и, уложив ладонь над ее грудью действительно ощутил, что ее сердце молотит бешено. Захотелось взлететь, раздуваясь от гордости, как шар воздушный. – Тогда тебе мое встречное «почему». Почему, Жень, ты должна что-то заслуживать? Ты есть на белом свете, такая, как ты есть, и ты теперь моя. Я счастлив, Жень, без дураков и притворства с пафосом, реально счастлив. Какие еще могут быть твои заслуги, маленькая? Просто будь, Жень.
Тем более, что вот это все аквариумное барахлишко у меня еще и с хитрым прицелом.
– Спасибо, Миша… Ты даже не представляешь… – Женька повернула голову, в синих глазах блеснули слезы, и я поцеловал ее в уголок рта, а она накрыла мои ладони своими, прижимая сильнее и столько в этом простом прикосновении было интенсивности, что воздушный шар довольства собой мигом вырос в разы.
Вдруг она настолько в свои рыбные дела погружаться станет, что на «Орионовские» движняки у нее времени не останется. И у меня в башке мутиться не будет от одной мысли, что с ней что-то дурное произойдет, а меня рядом нет. Ее мечта в обмен на мою – ее безопасность. Но вслух я не скажу, мечты нельзя озвучивать вот так – впрямую и в момент, когда отказать тебе будет неловко. Это ни хрена не честно.
– Прямо сейчас быть я хочу голой вместе с тобой в своей комнате. Я очень-очень соскучилась.
– Понял, не дурак, – выдохнул, оскалившись в дурацкой, наверняка, лыбе, чувствуя как все тело буквально зазвенело от бешеного возбуждения, что взвилось до предела за один удар сердца.
Я ее подхватил на руки и рванул куда сказано.
– Любому, кто к нам сунется до утра – смертная казнь! – рявкнул, проносясь мимо кухни.
Спустя две недели
– Пошел вон, мерзавец! Да как ты посмел вообще сюда прийти и имя этой твари упомянуть!
– Эту, как вы изволили выразиться тварь, зовут Евгения, и она ваша дочь…
– Нет! Вон! Прокляну!
– … которая уже столько лет тяжело страдает…
– И пусть! Пусть каждый день в пламени адовом горит! И ты пошел вон! Или я милицию сейчас вызову!
– Юноша, оставьте нас с женой в покое! Вы же видите, что причиняете нам, особенно моей жене, боль! Не вынуждайте нас…
Четыре дня я проводил по несколько часов во дворе родителей моей Вороновой. Ненавязчиво беседы заводил с соседями и выискивал возможность поговорить с ее предками. Ясное дело, что только я заикнись на их пороге о Женьке и дверь квартиры передо мной бы захлопнули, так что я решил их перехватить по пути куда-нибудь, чтобы иметь хоть небольшой зазор по времени донести свою позицию. Надеялся на пару минут хотя бы адекватного диалога, но едва заслышав о Женьке, ее приемная мать впала в неистовство прямо-таки.
– А о ее боли вы никогда не задумывались?! – повысил я уже голос, понимая, что слушать меня не хотят, но это не значит, что я не скажу все, что считаю нужным. – Или только со своей носитесь столько лет? Вы были взрослыми людьми, что взяли ребенка, и должны были дать ему любовь! А вместо этого она получала исключительно ваше равнодушие, а все что было дальше – его последствия.
Я не собирался быть жестким, ведь все же они люди пережившие страшную потерю. Но здесь и сейчас я чтобы моя любимая стала счастливее, и если ради этого нужно не миндальничать, а озвучить болезненную правду в лицо – я это сделаю.
– Убирайся! Пошел вон! – лицо женщины превратилось в маску сплошной лютой ненависти, вряд ли через такую что-то пробьется, но я не остановился.
– Я сочувствую вашей потере, но сейчас, время спустя, хоть попробуйте задуматься о своем поведении и поступках, что привели к ужасному результату.
– Да как вы смеете, юноша! Хотите еще нас и обвинить в том, что сделала Женя? – огрызался отец, пытаясь торопливо увести от меня жену, явно готовую в морду мне вцепиться.
– Что конкретно она сделала, а? Поддалась на приставашки парня, которого вы для другой дочери подобрали? А вместо того, чтобы адекватно все это решить, вы соизволили ей как собаке цыкнуть – «фу, это не тебе, пошла в свой угол как всегда»! Вам удобнее всю вину на нее перевесить, а себя считать безгрешными жертвами? Тамара Леонидовна, вы ведь видели, что происходит, видели, но вас волновало только то, чтобы ваша родная дочь получила все, что хотела, а на чувства Евгении вам было плевать с самого начала. В том, что случилось, вашей вины не меньше, а как раз гораздо больше, чем Жен…
– Сволочь! – женщина вырвалась и таки кинулась мне в лицо, но я поймал и зафиксировал ее запястья, так что получил только несколько пинков по голеням пока муж не оттащил ее. – Да будь ты проклят, и она пусть горит!
– Мне жаль вас. Неужели вы не понимаете, что, отказываясь осознать степень своей вины, вы продлеваете и свои страдания, и Евгении? Она любит вас и тоскует, после всего, после того, как вы ее годами игнорировали, в ней столько любви к вам, что вы не сможете себе даже представить! Но знаете, что? Я пришел сюда, потому что тоже люблю ее и хотел исправить хоть что-то между нами. Но теперь смотрю и вижу – вы не заслуживаете моей Жени. Никогда не заслуживали. Проклинайте сколько хотите, но я скажу, что вижу перед собой: эгоистичную, злопамятную и жестокосердную женщину, которую даже потеря не научила видеть свои ошибки, и безвольного мужика подкаблучника, который не попытался даже привести в ум свою женщину.
– Пошел к черту, гаденыш! Никогда я ее не прощу!
– Вы себя бы простили сначала, Тамара Леонидовна, но для этого ведь признать нужно свою вину, а это, походу, не вариант. Думал, вам нужна хоть одна дочь, но вам ненависть все еще дороже правды. Прощайте.
Прости, Жень, хотел я найти помощь, чтобы рану в твоей душе быстрее зарастить, но придется мне своими силами обходиться. Растопыриться эдак, чтобы одним собой все и заполнить. Ничего, справлюсь как-нибудь. Вдвоем с тобой справимся.
– Молодой человек! – окликнул меня смутно знакомый голос на входе во двор. – Эй, постойте! Это же вы живете в четвертой квартире?
Обернувшись, я увидел того самого здоровяка-костюма, что как раз широко шагал в мою сторону от дорогой тачки. Изготовился к конфликту, но он сходу протянул мне руку для пожатия.
– Я – Егор Ветров и хотел бы извиниться за ту ситуацию, в которую вы были втянуты по моей вине по сути.
– Михаил Сойкин. По вашей?
– Ну, не перекладывать же вину за отсутствие собственного контроля над событиями на плечи исполнителя, тем более женщины, – пожал он мощными плечами. – Я не решился подниматься в квартиру, все же на вашу девушку и ее подругу произвел то еще впечатление. Извинитесь перед ними за меня, если можно. Секунду!
Он торопливо вернулся к машине и достал с заднего сиденья две здоровенных корзины с розами. Протянул мне ту, что была с белыми:
– Это для Евгении, а это… – поднял он вторую с интенсивно красными, – Для ее подруги.
– Хм… – ухмыльнулся я понимающе. – К сожалению, Валентина уже давно съехала от нас. Так что, ей никак не передам.
– А она так редко у вас бывает? – нахмурился Ветров.
– С какой целью-то интересуетесь?
– С весьма очевидно, думаю. Девушка мне очень понравилась. Могу я вас попросить помочь с ней связаться?
– Допустим, я в любом случае сначала бы это у Вали узнал. Но на данный момент даже это невозможно. Весь ближайший месяц она будет у матери в селе, а туда еще блага цивилизации в виде сотовой связи не добрались. Так что, увы.
