Вместо ответа он повернулся и, подхватив хихикнувшую жену под поясницу, прижал к себе.
Удерживая одной рукой обнаженную, теплую прелесть, другой резко дернул перевязь штанов.
Почувствовав тонкие пальцы жены на своей освобождённой и тут же занывшей, напрягшейся плоти, застонав, припал к раскрывающемуся, сливочному бутону полудетского рта, стараясь не смотреть в глаза Амеллы...
...весенние, голубые, отливающие новой сталью и серебром.
Настоящие. ИХ...
"Синские" глаза.
Глава 33
Коротко и жарко стиснув Амеллу в объятиях, Дангорт приказал себе быть осторожнее и не торопиться.
Как бы хотелось продлить удовольствие, медленно сощипывая с тела супруги слои одежды, лепесток за лепестком, будто раскрывая незрелый бутон чудесного цветка!
Или стягивать, никуда не торопясь, тонкую ткань легкого платья или ночной сорочки, обнажая одну за одной тонкие полоски краснеющей стыдом и страстью, кожи.
Как бы хотелось касаться губами плеч, грудей, сосков, розовых, маленьких и тугих, как только только начавшие зреть ягоды!
Как хотелось бы ласкать их, прикасаясь подушечками пальцев. Потом же, сдавив ладонями обе груди, сжать легонько, а после сильнее и сильнее...
Провести по нежной, дышащей снегом и ванилью коже живота кончиком языка и, обогнув невероятно красиво втянутый темный пупок, опуститься ниже... Туда, где всё ещё дремлет Настоящая Амелла Дангорт, Настоящая Женщина, Настоящая...
Стоп.
Все эти "шмыгли — дрыгли", как выражалась супруга, иногда были использованы Карателем в любовных игрищах, но большого впечатления на нейру Дангорт отнюдь не производили. Приятно ей, разумеется, было почти всегда.
Но...
— Оно конечно, ты муж, — ответила она как — то раз на косноязыкий вопрос Дангорта об "этих самых" вещах — Не мне тебя учить. И мне с тобой хорошо, очень хорошо, Дейрил. Честно. Не только в постели, а вообще всегда. Но вот ЭТО всё... Как тебе сказать? Непривычно, что ли? Необычно! Как по мне, так легче "по быстрему", и спать. Но это уж как ты хочешь. Некоторые мужики, я слышала, и не такое вытворяют! Что поделать, если вам вечно какие — то шмыгли — дрыгли подавай!
Тут же поняв, что сболтнула лишнего, благоверная густо покраснела и отвернулась.
— Делай, как знаешь, — пробурчала из под ладони, которой прикрыла себе рот — Ты муж, тебе и решать.
Вот и поговори с ней.
Вообще, Каратель давным давно понял одну простую вещь. Стоило в разговоре с супругой коснуться какой либо "скользкой" темы, нейра Дангорт тут же начинала вертеться, как червяк на лопате. Сразу же появлялись тысячи причин увильнуть от прямых ответов, краснея и хихикая. И, наконец, в довершении всего на сцену являлась то ли прежняя девица Радонир, проведшая детство и раннюю юность по колено в говне и сене, то ли (а вот это было даже ближе к истине!), покойница — тетушка Лима со своим видением жизни и загрубевшей как корка того самого говна на студеном ветру, житейской мудростью.
Отсюда и рождались несравненные перлы вроде "Ты муж, тебе решать!" и прочая убогость, выводившая нейера Дангорта из себя.
— Село! — как правило, взрёвывал тогда он, не обращая внимания на надувающую губы Амеллу — Чистые, мать его, Поля! Деревня Обглоданные Кости...
Вот и теперь!
Ведь могла бы девчонка хоть немного помочь раскрыться ему и себе?
Поддаться! Либо же... ну просто сделать вид, что поддалась. Соврать, что ли?
Позволить ему то, что он хотел делать с ней...
Любить!
Но нет же, крепко сжав ноющий член карамельными пальцами одной руки, другой — такой же теневой, карамельной и легкой Амелла, обхватив шею мужа, протяжно застонала, разводя ноги и изогнувшись всем телом.
— Дейрил, — выдохнула прямо в близкий поцелуй — Я хочу... не могу, так вот хочу!
Ну и... спорить он не стал.
— Ладно, — шепнул, касаясь губами полуоткрытого рта — Давай, как ты желаешь, "по быстрему", Мелли... Сожми его покрепче. Так, да! О, как ты это делаешь... Теперь разведи ножки и введи его... пригласи меня.
Глубоко вздохнув, Амелла послушалась.
Раскрыв бедра, она позволила пальцам мужа ласкать ставшую необычайно чувствительной влажную плоть.
Подушечка большого пальца Карателя, придавив горячий бугорок клитора, несколько раз потерла его, и тут же громкий стон вырвался из горла девушки.
Дангорт, несколько раз задев окаменевшим членом ждущие его, нежные, дрожащие складки, внезапно и резко вошел внутрь, разведя их пальцами.
Потворствуя желаниям тела своей Женщины, двигался он теперь ровно, тяжело и грубо — так, именно так, как всегда нравилось ей — ЕГО НАЛОЖНИЦЕ!
— Ой, ещё! — немедленно вскрикнула она, приподнимая бедра, сжав ягодицы и оцарапав плечо Карателя острыми ногтями — Ещё, пожалуйста! Прямо глубже, ещё и ещё!
Теперь он даже не двигался, а бился в ней жарким огнём, угрожая вот вот спалить и их обоих, и эту спальню, и это поместье, и всё... всё!
— Давай, Мелли, — шипел, не скрывая уже своей странной Сути, лаская приоткрытые губы жены раздвоенным языком, а тело жгучей, пульсирующей плотью — Кончим вместе!
И тут же зарычал зверем, почувствовав, что она творит, скрестив ноги на его пояснице, резко вскрикивая и двигаясь уже даже и не вслед, а вместе с ним!
— Да твою мать, Амелла! — звериный рык разорвал пропитавшийся ароматами ванили и слившихся тел тугой, словно натянутая простыня воздух спальни — Ненавижу тебя! Люблю тебя...
Вместе со стоном вырвавшейся сквозь зубы последней фразой, излился, перемешав расплавленную горячечность с кипящими струйками тела своей Женщины, слившись воедино с ней, с её всхлипываниями, с её прерывистым дыханием и слезами.
— Я тоже очень тебя люблю, Дейрил, — прошептала она, широко и как — то уж совсем по детски обняв его — Правда...
...Вот не хотелось никуда уезжать ему в этот день, однако ближе к полудню Каратель всё же собрался в путь.
Записка, оставленная княгиней не давала Дангорту покоя, смятая, она жгла мысли и карман так, словно и не бумага это была, а кусок раскаленного олова.
— Есть одно дело, — отчитался он супруге — Тут, недалеко. К вечеру думаю вернуться.
— Ты не к Правителям ли собрался? — сузила глаза нейра Дангорт — Дейрил?
