— Я думал, само как-нибудь рассосётся… — угрюмо пробурчал я, глядя на плескавшийся на дне кружки эль.
— Рассосётся что? Твои чувства к ней?
Слова Оминиса были такими неожиданными, что я не сразу сообразил, что он сказал. Уставился невидящим взглядом в кружку и с силой сжал челюсти. Что ответить на такое? Как раз в этот момент вернулся Леандер, довольный и раскрасневшийся, и начал что-то рассказывать заплетающимся языком.
— Ты так и не ответил, — издевательски прошептал Оминис, когда Пруэтт пошёл за очередной порцией эля. Я стиснул зубы, пытаясь потушить пожар внутри.
— Какие чувства? О чём ты? — попытался напустить на себя уныло-спокойный вид, но голос предательски охрип. Друг лишь захохотал и устало потёр переносицу пальцами.
— Не буду тебя мучить, но знай, что у тебя плохо получается врать и что-то скрывать — плохой из тебя слизеринец.
— Просто я не привык к безответным чувствам! — выпалил я и прикусил язык, коря себя за то, что ляпнул, не подумав. Оминис замер, а потом медленно повернул ко мне голову. Уголки его губ слегка задрожали в попытке уползти наверх, но он упорно их сдерживал.
— Безответным? С чего ты взял, что это невзаимно? — негодяй понял, что у меня достаточно развязался язык и воспользовался моментом откровения.
— А это не очевидно? — прохрипел я, наблюдая за появившимся Леандером. Его всё кидало из стороны в сторону, но он продолжал стоять на ногах. Что-то скрывать от него уже не было смысла — он мало что понимал после нескольких кружек выпитого эля.
— Очевидно кому? Мне, например, вообще не очевидно. А тебе? — обратился он к Пруэтту, который плюхнулся на стул возле нас.
— М-мне? — он нахмурился и несколько раз икнул. — Вообще нет. Давайте ещё по одной?
Оминис, довольный ответом, указал на него рукой, как будто произнеся «Я же говорил!». Я ухмыльнулся, снисходительно глядя на совсем окосевшего Леандера, и закатил глаза.
***
Помню, как девочки проводили меня до гостиной, как я легла в постель, а потом… потом мне что-то дали выпить, что-то кислое… Я только почувствовала на языке вкус, как в дверь постучали. Рывком встав с пола, я подбежала, впуская профессора. Окружённый запахом табака, он довольно улыбался и, щурясь, осматривал убранство комнаты.
— Душа моя, как вы смотрите на то, чтобы сходить пообедать?
Вместо ответа мой живот жалобно заурчал, и я неловко улыбнулась. Альберт всё понял и, показав на циферблат наручных часов, удалился. Перед выходом я напоследок ещё раз глянула на лежащий на кровати пиджак Себастьяна. Угораздило же меня взять его с собой!
Кафе со всё ещё открытой террасой, несмотря на холодную погоду, было заполнено людьми. Запахи всевозможных яств забирались в ноздри — от этого во рту скапливалась голодная слюна. Мозг отказывался работать, а ноги еле держали меня после пережитых эмоциональных потрясений и утомляющей дороги. Мы сели за маленький столик у окна, и профессор сходу заказал нам кофе.
Мужчины и женщины в красивой элегантной одежде расслабленно пили чай, читали газеты, курили и разговаривали на отвлечённые темы. Такое столпотворение взрослых людей заставляло меня паниковать, а осознание того, что мы все здесь друг друга не знаем, вводило в ступор. Я привыкла, что в Хогвартсе и окрестностях я могла заговорить с любым человеком, и он почти наверняка что-то обо мне слышал или хотя бы о моих «подвигах», как их любят называть учителя.
Я всё ёрзала на стуле, не зная, куда деть руки и вообще, как себя вести. Профессор насмешливо наблюдал за мной, а потом настойчиво протянул какую-то газету. Свежая печать оставляла на пальцах следы чернил, но зато теперь я могла не беспокоиться о том, чем заняться в ожидании еды. Бумага приятно шуршала и сминалась под моими пальцами, пока я судорожно просматривала строки, но никак не могла понять написанное — голова была забита совсем не тем. Поток бессвязных мыслей уносил куда-то в Шотландию, в холодный каменный замок, к эмблеме змеи на сером клетчатом пиджаке.
Когда мы поели и наконец сбили оскомину, я уже расслабилась и наслаждалась лёгкой музыкой, которая скромно витала в воздухе, как приятная, но неназойливая гостья.
— Профессор, а когда мы пойдём в Министерство? — я сказала это довольно громко, так что Альберт приложил указательный палец к своим губам, давая мне понять, чтобы я была чуть тише. Он наклонился ближе к столу и вполголоса ответил:
— В понедельник, душа моя. Выходные. — Он развёл руки, пожимая плечами, когда я возмущённо откинулась на спинку стула. Ещё столько ждать! Мне не терпелось узнать, что же они для меня подготовили, да и вообще увидеть всё своими глазами. Оминис в своих летних письмах расписывал мне свои будни во время практики в Министерстве, но осмотреть всё самой — это другое.
— Но вы же до этого расскажете мне всё, что знаете сами, так ведь? — с надеждой в голосе спросила я, хоть мне и было неловко доставлять профессору неудобства.
— Разумеется! — крякнул Альберт, вытирая салфеткой рот. — Завтра поутру отправимся загород на конюшню. Я наведаюсь к старому знакомому, и как раз поговорим обо всём. А сегодня надо хорошенько выспаться и отдохнуть. — Он привычным жестом щёлкнул меня по носу, пока я заворожённо следила за его смешными усами, дёргающимися в разные стороны.
Стал накрапывать дождик, и все гости кафе недовольно покосились на панорамное окно, бурча себе под нос что-то вроде «снова дождь» и «сейчас польёт как из ведра». Я улыбнулась, потому как обожала в такую погоду, пока ещё не начался сильный ливень, сесть на метлу и пролететь пару кругов вокруг школы, Запретного леса и окрестностей. Нет, всё же квиддич нельзя бросать — без него я завяну, прямо как этот цветок. Я с грустью и жалостью посмотрела на цветочный глиняный горшок, стоящий в углу на полу. Поникший бутон почти касался земли, а вокруг него россыпью лежали сухие опавшие лепестки.
***
Время близилось к ночи, а паб не опустел даже на четверть — успевшие устать за неделю учёбы студенты не собирались расходиться, даже когда Сирона не раз намекнула, что пора закрываться. На удивление, мы с Оминисом вели вполне адекватную беседу, или же нам это только казалось. Леандер ходил от стола к столу, заговаривая со всеми подряд. Неожиданно главные двери хлопнули, и я рефлекторно кинул на них взгляд. Рыжая макушка была подобно красной тряпке для моего помутневшего разума. Я внезапно замолк, щёлкнув зубами. Перед глазами плавали круги и безликие силуэты, а уши заложило, так что весь шум паба превратился в один сплошной гул.
Я вскочил с места, раздувая ноздри, пока мои глаза неотрывно наблюдали за Уизли, севшем у барной стойки. Уверенная рука Оминиса вернула меня на стул, хлопнув по плечу.
— Угомонись. — Одно короткое, но ёмкое слово. «Угомонись», — я ухмыльнулся, воспроизводя его в мыслях. С какого чёрта я должен угомониться? Просто так оставить его выходку без последствий? Сразу же возник образ Амелии: как она сидит на корточках, привалившись к стене, и плачет. Нет, не плачет — рыдает. Её плечи дёргаются, а крупные капли с шумом падают на юбку. Меняющий от влаги цвет бархат — с красного на бордовый — навсегда останется у меня в памяти. Видя моё разгневанное лицо, изрядно пьяный Леандер насмешливо кинул через плечо:
— Да успоко-о-ойся ты! А то придётся тебя тоже напоить чем-нибудь, как твою бедолагу. — И он играючи пошевелил двумя пальцами перед моими глазами, как в детстве делала мама, показывая «козу». Оминис вскинулся и шикнул, стукнув Леандера по голове.
— В каком смысле «напоить чем-нибудь»? Кого ты имеешь в виду? — я отстранил его руку, крепко зажав её в пальцах. Потихоньку сознание возвращалось ко мне, но глаза всё ещё застилала пелена гнева.
