Ческа улыбнулась мне. Так ласково и сладко.
— Покажи мне место, которое ты любил до пожара, — сказала она, и я повернул голову, услышав призрачное эхо Перл, кричащей от смеха, когда я преследовал ее с моим водяным пистолетом. Еще слишком мал, чтобы папа вложил мне в руку настоящий.
«Арти! Нет!» — она закричала и нырнула в переднюю дверь, чтобы мама защитила ее.
Я хотел показать Ческе это место. Я хотел, чтобы она увидела, что я не всегда был таким испорченным. Меня не всегда мучили тьма и демоны с гребаными лезвиями вместо зубов. Я не всегда был убийцей, каким она меня знала. Когда-то я был невинен. Моя душа была непорочна и чиста. Мое сердце не всегда было черным и окруженным личным валом Адриана.
Я так крепко сжал руку Чески, что испугался, что причиню ей вред. Но я открыл дверь, холодный ветер хлестал нас по лицу, и вывел ее из машины. Ческа завернулась в одеяло, чтобы согреться от пронизывающего холода, а я ощутил под ногами знакомую почву и вдохнул свежий воздух. В этом воздухе не было смога и того запаха, что в Лондоне.
— Так тихо. — Ческа прижалась щекой к моей руке. — Покажи мне, — сказала она. — Покажи мне, почему тебе здесь так нравилось. Почему она так любила это место.
Моя мама.
Это была гребаная встреча Чески с моей мамой.
Эта дорожка. Я гулял со своей женщиной по акрам, которыми мы владели. Через рощу деревьев и сад, который Перл и мама сажали давным-давно, теперь заросший и дикий, а растения давно отцвели и сгнили. Ческа так и не отпустила мою руку. И с каждым шагом я чувствовал, как чертова потеря моей сестры и мамы проникает все глубже и глубже. Как должно было быть много лет назад.
Мы свернули с тропинки, ведущей в сад, и я остановился, как вкопанный, на том месте, где когда-то стоял дом. Мои легкие сжались, словно кто-то сдавил их в кулаке. Мое сердце колотилось все быстрее и быстрее, будто собиралось вырваться из груди, а желудок сжался так сильно, что мне показалось, будто мышцы вот-вот разорвутся пополам.
Поцеловав тыльную сторону ладони Чески, я отпустил ее пальцы и сделал шаг вперед. Мои ноги словно налились свинцом, когда я заставил их дойти до центра места, где когда-то стоял дом. Я поднял голову к ночному небу и почувствовал запах дыма, который мог бы поглотить пространство. Густой черный дым заглушал тяжелый запах роз, которые мама с сестрой посадили по периметру дома.
Розы… От Чески тоже всегда пахло розами.
Я открыл глаза и моргнул, каждое движение моих век роняло на мои щеки слезы. Ветер уносил их так же быстро, как они появились. Я, черт возьми, плакал. Проливал все больше и больше слез, как проклятую грешную воду Адли. Будто дань их жизням. Жизням, отнятым нашим темным преступным миром. Какими-то заклейменными ублюдками, которые разрывали мою семью на части так много лет, что невозможно сосчитать.
Я наклонился, опустив руку в землю под ногами. Грязь проваливалась сквозь пальцы. Слезы текли по моим щекам и капали на землю, присоединяясь к невидимому пеплу членов семьи, которых я любил больше всего.
— Арти. — Я закрыл глаза и услышал, как мама зовет меня по имени, как будто она была прямо у меня за спиной. Я чувствовал ее руку на своем плече. Сильный запах дорогих духов, которые папа покупал ей на каждое Рождество. — Я люблю тебя, мой мальчик, — шептала она мне на ухо. — Мой милый, милый мальчик. Я скучала по тебе.
— Я тоже скучал по тебе, мама, — прошептал я в ответ.
И я, черт возьми, сломался. Мои плечи затряслись, когда годы и годы горя лились из меня на землю Котсуолда. Мое испорченное, разорванное в клочья сердце истекало кровью подо мной. На той самой земле, где лежали тела моей мамы и сестры, когда они горели. Когда они испускали свой последний вздох. Мои руки и колени уперлись в землю, пока я разваливался на части.
Я с трудом дышал, когда это видео снова возникло в моем сознании. Я мысленно повторял шаги ублюдка на экране, заливающего бензином дом и заталкивающего мою семью внутрь. Он чиркнул спичкой и бросил ее, совершенно не заботясь о том, что убивает мою мать. Мою маму. Мою сестру. Мою надоедливую младшую сестренку, которую я так сильно хотел разозлить каждый день.
Руки обхватили меня, и я прижал голову к груди Чески.
— Я здесь, — сказала она. Ее слова обволакивали меня и прогоняли запах огня, дым, который заполнял мои легкие и лишал возможности вдохнуть свежий воздух.
— Они умерли, — сказал я срывающимся голосом. — Они, черт возьми, умерли, а я их не спас.
— Ты не мог их спасти, — поправила Ческа. — Ты был ребенком. — Ребенок, который был занят своим первым убийством, когда все рухнуло.
Я сел и провел руками по лицу. Ческа сидела рядом со мной, положив руку мне на спину.
— Их убили, принцесса. — Она кивнула, и слезы покатились по ее бледным щекам. — Их, убили.
— Я знаю, малыш.
Я вздохнул, а потом мой желудок сжался, когда я подумал, может ли мама видеть меня сейчас. Если бы только, где бы она ни была, она могла увидеть меня здесь, наконец-то узнавшего правду о ее смерти.
Но мое гребаное сердце едва не остановилось при этой мысли.
— Ты думаешь, они видят, во что я превратился? — спросил я. Ческа попыталась прочесть выражение моего лица, и я подумал, это потому, что она не знала, как отнестись к вопросу. Я сам не был уверен, что именно я вкладывал в этот вопрос.
Гордилась бы она мной или ужаснулась тому, чем я зарабатываю на жизнь?
Ческа положила руки мне на щеки.
— Мне кажется, она тебя видит. Я думаю, она видит тебя, улыбается, любит и так гордится тобой, что ей больно видеть тебя снова. Потому что не может прикоснуться к тебе, поцеловать в щеку и сказать, как она гордится тем, что ты так заботишься о своей семье. Как жертвуешь своим счастьем снова и снова, чтобы не сломаться, чтобы не упасть. И я думаю, что это разбивает ей сердце. Видеть, как бремя таких тяжелых испытаний давит на тебя. Как ты отталкиваешь людей, только чтобы не принимать горечь потери. — Ее нижняя губа задрожала. — Что ты нашел любовь, которую заслуживаешь. Но боролся с ней так много лет, что она сделала тебя измученным и чувствующим себя недостойным такого дара.
— Она бы тебя полюбила, — сказал я.
Лицо Чески погрустнело.
— И я уверена, что полюбила бы ее. И твою сестру тоже.
Я кивнул, и улыбка тронула мои губы. Потому что Перл полюбила бы Ческу. Она много раз говорила мне, что хотела бы иметь сестру вместо меня, своего надоедливого старшего брата.
Я стоял на коленях, пока небо не начало светлеть. До тех пор, пока непроглядная темнота неба не начала превращаться в королевскую синеву. Взяв Ческу за руку, я сказал:
— Поехали домой.
— Мой ли это дом? — прошептала Ческа, показывая мне, как глубоко ранили ее мои слова прошлой ночью.
Я не знал, то ли меня толкнуло ощущение мамы рядом, то ли это была просто Ческа. Мое сердце и гребаная темная душа признают ее своей и заявляют на нее права навсегда. Я притянул ее лицо к своему.
— Принцесса… — сказал я, чувствуя, как пульс бьется у меня на шее. Чувствуя, как жар обжигает кожу, несмотря на то, что было чертовски холодно. Ческа затаила дыхание. — Я… — Я крепко зажмурился. — Я люблю тебя.
— Артур, — вкрикнула Ческа и прижалась губами к моим.
— Все, что у меня есть, принадлежит тебе, принцесса, — сказал я, и Ческа прижалась к моей груди. — Все… все твое.
— Мне просто нужен ты, — вздохнула она. — Я всегда хотела только тебя. Только тебя, Артур.
Дорога обратно в Лондон была тихой, зимнее небо светлело, пока не выглянуло солнце, и мы не остановились у церкви. Ческа уснула на мне, положив голову на колени. Не желая будить ее, я отнес ее в церковь. Бетси и Чарли вышли в коридор, проверяя, кто только что вошел.
Когда Бетси увидела Ческу в моих объятиях, обвившую мою шею руками даже во сне, она облегченно улыбнулась мне и вернулась в свою комнату. Чарли подмигнул, решив не говорить мне ничего о выходе из дома, когда я приказал всем остальным не покидать этих стен.
