Разорвав нагретый воздух спальни зычным хохотом, Палач, подхватив на руки сконфуженную супругу, ммм... сопроводил её в купальню.
...После же, уже через время, когда муж уснул в чистой постели, разметав руки, Амелла взглянула в его лицо. В лицо, когда — то до ужаса напугавшее её.
"Интересно, чем его всё таки так? — подумалось ей — И кто? И за что? Крепко спит! Видно, болтушка подействовала всё же. С опозданием, но шибанула в башку."
...Стараясь не шуметь, нейра Дангорт скинула ноги с постели.
Сунув их в домашние, мягкие туфли, сладко прищурила глаза — тело приятно ныло, напоминая о только что полученном наслаждении. Груди и бедра набухали синяками, губы саднило, ровно от крепкого, перебродившего вина. Между ног не горело уже, там было тепло, как если бы Амелла после того, как выскочила в легкой юбке на мороз, по возвращению в натопленную избу, прижалась задом к теплой печке.
"Жопу, жопу грей! Штаны снимай, ажно заиндевели! И как так можно было изгваздаться, а?!" — вспомнились причитания тетки Лимы, та всегда так отчитывала детей, извалявшихся в снегу.
Вернувшихся с прогулки в одежде, облепленной катыхами льда, раздевала она их догола, выстраивая вдоль уродливой, громадной печи. Растирала докрасна и заворачивала каждого в грубый, колючий, самовязанный плед.
Потом отпаивала чаем, сладким, душмяным и темным, как сажа! Или бульоном. С перцем, с сушеной зеленью...
Завернувшись в халат, Амелла, выскользнув за дверь, сбежала по лестнице вниз.
Тут же обрадовалась, обнаружив в холле Райну.
— Найди мне Карта, — нейра Дангорт постаралась не сказать это даже, а именно "велеть" — Есть к нему разговор. И вот что ещё... Райна, ты что нибудь знаешь о...?
Приблизив губы к уху служанки, Хозяйка принялась быстро и тихо в него шептать.
— А то! — важно надула щеки Райна — У меня племянник там, в прислужниках. Да и Трейды могут помочь, если нужно... А... вам зачем оно, нейра светлая?
Амелла тряхнула головой, рассыпав по плечам снежные волосы:
— Карта найди. Расскажу вам обоим. Нейер Дангорт там пусть как знает, а у меня свои мысли. Поместье в опасности. Это ты понимаешь?
То, что творила сейчас Амелла, было чистым безумием.
Но...
Когда на твой (ТВОЙ!) Дом надвигается ураган, разве будешь ты экономить на загородях?
Если твоей (ТВОЕЙ!) Семье грозит смерть, найдешь ли ты время размышлять о безумии и логике? Да? И надолго ли тебя хватит?
Каратель обмолвился о "косвенном объявлении войны". Что обозначает это самое "косвенное", Амелла не имела ни малейшего понятия.
Однако, она догадывалась, что приготовиться стоило к войне настоящей.
Что, собственно, и намерена была сделать Хозяйка Поместья Дангорт.
Глава 39
Наступившее утро было торжественно ознаменовано лишь одним вопросом от Карателя.
Этот вопрос становился уже привычным и грозил перейти в категорию обыденных, так сказать, "семейных междуделий", как то, например:
— Можно ли доверить тебе вычистить противень, или ты вновь оставишь жирные края и дно, как ты частенько это делаешь?
— На зимние праздники к нам приедет дядя Джимс с семьёй. Можно ли надеяться, что хотя бы в этот раз ты будешь с ним приветлив, а не так, как это всегда бывает?
Так вот, ещё во время завтрака, сумрачный нейер Дангорт, бросая быстрые, косые взгляды на супругу, начал зудеть:
— Сегодня наведаюсь к Правителям. Как ни крути, надо всё же выяснить, что имела ввиду княгиня... "Примирительная беседа", гм! Может, там и вправду всего лишь "примирительная беседа", а ни что другое. Нателла, да и Доэр — иногда вспыльчивы, творят глупость, но не вовсе же идиоты? Как считаешь? Хотя, что с тебя взять? Ты и считать не умеешь, кого я спрашиваю...
— Угум, угум, — покивала головой нейра Благочестие, тщательно прожевывая кусок мягкого, ароматного печенья и изо всех сил стараясь выглядеть послушной супружницей, кроткой, отягощенной многолетними мудростями — Да, Дейрил. Ты Хозяин, тебе решать. Я уж как ты скажешь.
Палач недовольно хмыкнул.
Сейчас втайне он желал только одного, и сейчас же готов был в этом сознаться, совершенно искренне. Хотелось бы ему, чтоб беляночка, завыв кликушей, бросилась обнимать его колени с криками "не пущу!", либо нечто вроде...
Хоть бы сделала печальные глаза, что ли? Грустно вздохнула! Попросилась бы поехать с ним вместе. Он, разумеется, отказал бы! Но хотя бы знал, что...
Что? Что знал бы?
Что любезная врать умеет? И так известно! Шушукаться, плести паучьи сети, шухериться по углам — она в этом преуспела. Своими ли стараниями, стараниями ли тех городских учителок, а преуспела.
Сейчас вот сидит и блеет сахарной овцой, "ты Хозяин, я как ты..." Так ведь и прет наружу деревенская премудрость! Схитрить, да соврать. Повернуть, куда ей надо. Ей, Амелле, мать её, Радонир!
А может, и не Радонир. Скорее всего даже — нет.
Премудрость мужу голову морочить — это да, тетушка Лима, каленую пику ей в зад. Похоже, та ещё была бабенка, веселую жизнь прожила!
А вот глаза змеиные, погибельные, лживые речи, липкие сети паучьи и прочее "шу — шу" — это синцы. Синская кровь, кровь лгунов и заговорщиков. Вся ласка Амеллина, все её "хочу, люблю, не могу, зарежу за тебя, Дейрил" — ложь. Синская, серебристая ложь. Верить ей, словно ящерицу за хвост таскать. Глупо и бестолку.
Вот из этих быстрых умозаключений и вырос снова вопрос, становящийся уже вечным:
— Можно ли одну тебя оставить, Амелла? Найду ли я тебя дома, когда вернусь, жена моя? Не в портале, не в змеиных кольцах, не в Параллели и не в объятиях Карта или ещё какого идиотика, а ДОМА?
Нейра Дангорт широко распахнула глаза и, подавившись крошками, закашлялась:
— Что вот ты опять, Дейрил? В каких объятиях?! Я же от тебя тяжелая. Опять забыл?
Ну да, ну да. Вот же оно! Тягость эта — как препятствие, как замОк. Поломанные ступени лестницы, ведущей на волю.
"Что, что мужик нелюбый? Ты дитя его носишь! Всё, обратно не повернешь. Терпи." — кажется, так этих соплячек и учат всякие Лимы и прочие наставницы.
