До меня дошло, что конкретно им не нравится: у Андрея при себе их нет.
— Да, они у меня! — спохватилась я. — Андрей их оставил, потому что у меня сумка… Не носить же ему паспорт в руках?
Я подала наши паспорта, отечественные и заграничные, документы на ребенка — все, что было, даже распечатанные маршрутные квитанции к билетам на самолет.
Их проверили на месте, но остались неумолимы:
— Придется пройти с нами. Если все в порядке, вы успеете на рейс.
— Я с тобой, — твердо шепнула я, Андрей не стал спорить.
У него вспотели виски, в остальном он вел себя, как обычно. Я видела, как он боится того, что будет дальше.
— Конечно, — вежливо улыбнулся он, и направился следом за сотрудником безопасности.
У меня тряслись руки, но я уговаривала себя, что не хочу рыдать при всех. Если его арестуют, нам с Аней и так хватит внимания. Нужно держаться ради нее. Надежду придавало то, что на Андрея не надели наручники сразу и не вызвали спецназ. В комнате охраны нас ждала полиция, и паспорт передали им.
— В чем проблема? — прямо спросил Андрей.
— Проверка документов, — пояснил он. — Вы подходите под описание человека в розыске.
У меня сжалось сердце. Аня потянулась к отцу, но я не позволила на него перебраться и крепче прижала к себе.
Дочь разревелась, растягивая:
— Па-а-па!..
— Зачем вы при ребенке… — у меня задрожал голос.
Пусть его узнали, но ведь Аня любит его, какой бы мразью он ни был. Я заметила оценивающие взгляды. Они не только поведение Андрея оценивают. Наше тоже. Я старалась не показать, как на самом деле сильно я боюсь. Они сделали звонок. Продиктовали данные паспорта, несколько раз повторив фамилию Ладов. Я обливалась холодным потом, пока Андрей спокойно стоял рядом. Не знаю, в чем он черпал силы… В нас, как и мы в нем?
— Все в порядке, Андрей Андреевич, — ему вернули документы, Андрей забрал их, стараясь не показать облегчения. — Приятного полета.
Он криво улыбнулся и выдержал прямой взгляд.
— Спасибо, — сказал он.
Андрей Ремисов умер. Я это в новостях слышала. И, кажется, это правда.
Из комнаты охраны я вышла, не чувствуя под собой ног. Отдала Аню отцу, боясь уронить. Остановилась у кофейного автомата, переживая головокружение, а многоголосье аэропорта только усиливало ощущение нереальности. Я оперлась на автомат и закрыла глаза. Ладонь легла на рот, словно меня тошнило.
Перенервничала.
— Все хорошо? — нежно прошептал он на ухо.
Аня неожиданно рассмеялась, и ручкой показала на взлетающий самолет. Дочка требовала внимания, мне хотелось кофе, а еще у нас чуть не накрылся отдых в Турции. Мне потребовалось несколько минут, прежде чем я решила, что смогу идти.
— Да… Пойдем… Дай ее мне, — нервозность выбила из меня смешок, я обняла дочь, и мы направились в бизнес-зал.
Мы заняли наши с Аней кресла. Импозантный мужчина, который сидел напротив, исчез. Андрей принес два стакана латте, и сел, крепко обняв меня за плечи. Ощущение, что это все не с нами так и не прошло. Наверное, я не скоро отомру. Не скоро пройдет ощущение скованности. Он гладил по спине, пока дочь стояла на широком подлокотнике кресла и восторгалась самолетами за стеклом.
Я прижалась к Андрею всем телом, словно пыталась спрятаться у него под крылом. О том, что только что произошло, мы не заговорили. За нас все сказал язык тел. Андрей тоже ко мне прижался, щекотно перебирая пряди за ухом. Когда останемся одни, дадим волю чувствам, но я ощущала, как бушуют в нем эмоции и как сильно он этого хочет.
От него пахло лимонным парфюмом.
Моим любимым.
И мне показалось, что ничего этого не было. Что я рядом с тем пугающим, но хорошим парнем из клуба, который помог незнакомой девчонке справиться с неприятностями. Родила ребенка, вышла за него замуж… И теперь мы вместе. А все остальное — не про него. Андрея Ремисова я похоронила, как похоронил его весь мир.
Иногда жизнь становится похожей на кошмар. Вытаскивают из него мелочи: любимый запах, вкус латте, надежные объятия, суета аэропорта и предстоящий отпуск. Как и из кошмаров, из своего опыта я вынесла главное правило: не смотри назад.
Не оборачивайся.
Не думай о прошлом: оно бывает жестоким. Не смотри назад и все будет хорошо. Словно вторя мыслям, Андрей поцеловал меня в макушку и прошептал:
— Все будет хорошо, милая.
Эпилог
В Анталье мы провели четыре замечательных недели, а затем перебрались в Канкун.
Андрей сказал, мы должны прожить здесь год.
Море солнца, белоснежные пляжи и бирюзовые волны. Я загорела с ног до головы и не узнавала себя в зеркале, такой веселой стала. Снова начала рисовать и даже немного выставлялась в местной галерее. Он сказал: через год мы сможем вернуться, если все будет нормально… Мне было все равно. Дочь маленькая, нам хорошо с ним, так что я готова жить где угодно, лишь бы рядом.
Но все когда-нибудь заканчивается.
Однажды утром я проснулась, но солнце и ласковый океан за окном не радовали так сильно. От привычки просыпаться раньше всех я не избавилась, как Андрей не избавился от отголосков войны, преследующих его много лет.
В квартире было тихо, в теле — легкость, какая бывает лишь после отпуска.
Заглянула к Ане: она спала, обняв плюшевую собачку. Я умылась, рассматривая себя в зеркало. Моя кожа стала коричнево-золотистой, я обзавелась потрясающе красивым загаром. В сочетании со светлыми волосами он смотрелся сногсшибательно. Еще в Турции я нашла переводчика и сходила в госпиталь. Мне сообщили, что после операции я хорошо восстановилась, и подобрали контрацептивы.
Пока все спали, я приготовила себе чашку кофе и выпила в спальне.
Смотрела, как Андрей спит.
Он тоже загорел, хотя шрамы остались бледноватыми. Зато тело, которое когда-то так вдохновило меня, приобрело рельеф. Он выглядел, как человек, который много времени проводит на свежем воздухе.
Андрей открыл глаза, сонно взглянул из-под руки, и улыбнулся.
— Привет, красавица.
Сонный взгляд выглядел очень сексуальным. Ночью мы занимались любовью, а в открытом окне шумели волны. Затем он уснул, а я смотрела в темноту, улыбаясь. Думала обо всем. О том, что было, и о том, что нас ждет. О хорошем, и о плохом. Конечно, у меня остались вопросы о будущем.
Я легла рядом, глядя ему в глаза. Провела пальцем по шероховатой щеке и остановила на губах.
Мечтательно улыбнулась.
Вопросы есть, но я задам их, когда пройдет год. А пока это наше время, наше счастье, и никто — даже будущее, их не отнимет.
— Доброе утро… Что снилось?
Его все еще беспокоили кошмары. По правде говоря, и меня тоже. Пару раз было, что Андрей просыпался среди ночи и не мог понять, где он находится. Метался и пытался найти оружие, которого здесь не было. Я его успокаивала. Дина Кац была права. Именно здесь, в тиши и благодати, я поняла, что она пыталась сказать мне.
Израненная душа никогда не заживает без следа. На ней остаются шрамы.
Бесследно ничего не проходит, но ведь дело не в этом.
Да, сейчас я не знаю, где мы окажемся через год, как будем растить дочь, и кем Андрей станет работать. Не знаю, хорошо ли всё сложится. Наверное, нет. Жизнь не бывает гладкой, но мне этого и не нужно.
Я вспоминаю, как рисовала красивое тело, асимметричное лицо и его шрамы, вспоминаю чувства своей безумной любви, одержимости и страсти. Слезы, когда думала, что нам не быть вместе. Мне не важно, как все сложится. Любить можно без этого, а его есть, за что любить…
Я в него верю. Он справится.
— Что снилось? — переспросил Андрей, угрожающе надо мной нависая. Я рассмеялась, когда он опрокинул меня на спину и оказался сверху. — Сейчас покажу, что снилось…
Коленом он развел мне ноги, и мощные толчки избавили меня от необходимости думать. В сладостной истоме я смотрела ему в глаза, и таяла от их выражения.
Не одна я умирала без тебя ночами. Я вижу, ты тоже мечтал обо мне, Андрей.
