Глава 29
Несколько дней Таня пыталась не думать о том, что произошло. Рабочие будни сменились выходными, и она занялась уборкой, чтобы хоть как-то скоротать время.
Оказалось, что под ее кроватью, за диваном, на балконе и в старом комоде в гостиной собралось столько мусора, что при желании в нем можно было утопить половину подъезда.
Таня выгребала из углов старые бабушкины журналы по шитью, квитанции и чеки буквально на все, которые бабуля зачем-то хранила, а Таня по каким-то странным причинам не могла выбросить. Она безжалостно сбрасывала в огромные мусорные мешки коробки из-под обуви, порванные футболки и носки, пыльные сломанные светильники и утюги, спутанные наушники и шнуры от зарядников.
Сколько же хлама, оказывается, было вокруг нее! И она жила во всем этом, не считая нужным разгрести и выбросить. Наверное, внутри у нее что-то щелкнуло, и она вспомнила старую поговорку о том, что «порядок в доме равняется порядку в голове» или что-то в этом духе.
Таня очень хотела привести мысли в порядок. Она пыталась понять, злится ли она еще на психа или уже нет, хочет ли она поговорить с ним или же собирается вычеркнуть его из жизни навсегда.
В какой-то момент мысли в ее голове стали такими шустрыми, они как маленькие рыбки барахтались в мозгу, обгоняя друг друга. Таня села и уставилась в стену перед собой. Она была окружена мусором. Джек лежа грыз старый резиновый тапок с абсолютно счастливым видом. В ванной что-то капало. Полоски пыли висели в воздухе.
Таня закрыла лицо грязными руками и закричала. После чего встала и налила себе воды в большой стакан, осушила его до дна, вытерла лоб от пота.
Все эти сказки про самоконтроль и про то, что, нагрузив себя работой, можно вытеснить чувства на задний план, были полной чушью. Чувства кипели внутри Тани, бурлили и плескались, и она ничего не могла с ними сделать, как будто они впитались ей в кожу и стали ее запахом, втерлись в поры.
Псих писал ей, а Таня читала каждое его сообщение с жадностью, не пытаясь играть с ним в игнор. Ей хотелось читать это все, и она читала.
В один день псих писал ей каждые пятнадцать-двадцать минут.
«Я случайно забрал твою футболку. Не проси – не верну».
«Я могу увидеться с Джеком?»
«Видел Полли, они с Тимом выглядели, как два прилипших друг к другу мармеладных мишки. Отвратительно. Тебе бы тоже не понравилось».
«Таня, давай поговорим».
«Скажи, как будешь готова поговорить, я буду ждать».
В другой день он не писал совсем, только вечером, когда Таня, выключив свет, забралась под одеяло, от него пришло одно-единственное сообщение:
«Я у твоего подъезда. На случай, если ты захочешь поговорить».
Таня не хотела говорить. Вернее – не сейчас. Но она все еще с жадностью хватала каждое сообщение и пропихивала его в себя, как будто от этого псих оказался бы рядом и можно было бы почувствовать запах его шампуня на соседней подушке.
Наконец, комод был полностью опустошен. Под кроватью было чисто. Груды мусора перекочевали оттуда в пакеты, которые теперь громоздились в прихожей, перекрывая выход.
Таня попыталась подсчитать, сколько раз ей придется сходить до мусорки и обратно, но у нее не получилось. Она залезла в старые кроссовки, накинула куртку и вышла, нагруженная пакетами по самые уши, молясь только, чтобы ее дефиле через детскую площадку не обернулось катастрофой, и пакеты не разорвались в ее руках, как в той самой сцене из «Один дома».
Пока она шла, едва передвигая ноги, в кармане ее зазвонил телефон. Мама снова проявила чудеса телекинеза и нашла тот самый момент, когда Тане будет наиболее неудобно с ней говорить.
Сгружая пакеты в ящики, она взяла трубку, и какое-то время слушала лекцию о том, как плохо не отвечать на сообщения родителей, ведь «ты никогда не знаешь, сколько времени нам осталось, быть может, я при смерти и пытаюсь пообщаться с тобой напоследок, дорогая».
Таня сморщилась. Он понятия не имела, что мама ей писала, все, что она видела, беря в руки свой телефон – это сообщения от психа. Которые она перечитывала снова, снова и снова, пытаясь понять, что она чувствует.
– Ты при смерти? – спросила она у мамы, не зная, что еще ответить.
– Нет, но могла бы быть! – Таня очень боялась, что мама продолжит эту тему, ведь она обожала преувеличивать и превращать даже самых крошечных мушек в слонов. Но, очевидно, их последний разговор пошел ей на пользу, потому что она вдруг продолжила. – Ладно, это все неважно. Лучше скажи мне, в чем ты пойдешь завтра на свадьбу? Не могу определиться с платьем, а мы с тобой должны сочетаться друг с другом. Я вычитала в одном журнале, что...
Мамин голос вдруг размылся и смазался, стал звучать глухо, как будто кто-то убавил звук. Таня пыталась разобрать, что она говорит, но у нее так сильно звенело в ушах, что она просто не могла...
Прямо перед ней у подъезда дома напротив стояли Егор с Костей. Они, облокотившись на машину, что-то курили, передавая из рук в руки, и разговаривали.
Таня не слышала маму, их она не слышала тоже. Она только видела, как двигаются их рты, выдавая слова, но о чем шла речь она никак не могла понять...
В какой-то момент псих повернул голову, и Тане показалось, что он смотрит в ее сторону. Она быстро нырнула за один из мусорных баков, опустилась прямо на задницу, тяжело дыша.
Сердце колотилось, как ненормальное, руки тряслись. Мама продолжала что-то щебетать в телефон, и когда Таня сделала слабую попытку прислушаться к ней, она поняла, что понятия не имеет, о чем мама говорит.
– Так что? – спросила она.
Таня выпучила глаза, быстро пытаясь сообразить, что же ответить ей, чтобы не выдать себя.
– Что?
– Ты наденешь платье или какой-то костюм? И какого цвета будет твой наряд?
– Надену куда, мам?
Мама вздохнула в трубку. Но, надо отдать ей должное – не психанула и не начала называть ее неблагодарной. Она выдержала паузу, как будто делала дыхательную гимнастику, после чего каким-то невероятно осторожным тоном ответила:
