Граф отвел ее к колодезному вороту и показал на засыпанное снегом неглубокое, но длинное корыто:
— Малыш, выгреби снежок и накачай сюда водички. До краев. И вообще — нам с тобой не везет с погодой. Для слабеньких девочек… Утром было минус пять, а сейчас всего два!
— Да, мой господин.
— Ну и молодец. Как наполнишь корыто, подожди меня здесь. А вот эту плеточку сразу положи себе на спинку, чтобы вы ждали меня вместе, — и он подал ей плеть, сделанную из обычного хвоста резиновой скакалки.
— Рабыня виновна? — Маришка спросила не поднимая глаз и даже перестала дрожать от снова накатившего холода. Хотя только что высеченные соски еще пылали болью, наличие вины интересовало ее больше.
— Нет, малыш, — он даже удивился. — Это просто входит в закаливание! Плеть на морозе согреет тебя.
Слегка отодвинув занавеску, он наблюдал, как ученица с натугой проворачивает ворот колодца, ёжа плечи и сильно дрожа, вытаскивает ведро за ведром и выливает темную, слегка парящую воду в корыто. Ей было очень холодно — она то и дело терла руками бедра, ноги, сжимала ягодицы и согревала дыханием мокрые от ведер пальцы. Зрелище голой девушки, таскающей по снегу ведра с водой, было восхитительным — и Граф в очередной раз порадовался удачному выбору начинающей рабыни. Когда выглянул в окно снова, черная вода в наполненном корыте слегка дышала морозным паром, а рядом на кленках замерла девушка. Черной змейкой выделялась свесившаяся по спине плетка.
Спешить не следовало — рабыня сейчас должна мечтать о плетях, считая секунды кусачего мороза. Песчинки в часах текли неторопливо и размеренно. Лишь когда последняя скользнула в нижнюю стекляшку, господин вышел на крыльцо. Ожидание у корыта досталось Маришке куда тяжелей, чем три часа распятия на раме — там она была хотя бы привязана, а тут убийственная дрожь перешла в крупные судороги. Когда господин взял с ее спины плетку, казалось, что длинная резиновая полоса примерзла к телу — мертвенная неподвижность рабыни была хорошо знакома Графу. Ученица сейчас в полной морозной прострации — даже ягодицы расслаблены, а не стиснуты судорогой.
Она даже не сумела скрыть удивления, когда вышедший на крыльцо господин не пришел к ней, а позвал издали в дом:
— У тебя готовка обеда, у меня легкий отдых. На четвереньках, девочка, к крыльцу. И попку повыше! Красивее идем! Стараемся! Вот так! Умница!
Он действительно прилег отдохнуть, читая какую-то книжку. На этот раз тело Маришки отошло от холода быстрее и уже не так мучительно, как утром в бане — по крайней мере, девушка сумела зажать руками рот и погасить стоны. Слезы рабыни — ничего, это нормально. Это почти разрешается! Поясок передничка, аккуратный бантик над голым крепким задом. Вздутые следы свежих полос на спине и ляжках. Послушная девочка у горячей плиты. Звон тарелок, стук посуды.
Обед в полном молчании — ее тарелка на табуретке, она на коленях у стола. Короткий звоночек будильника, мелькнувший страх в глазах и покорно опущенная голова.
— Пойдем, малыш. Продолжение водных процедур…
Она снова шла впереди, на этот раз без валенок, а он сзади, придерживая бутыль с хвойным шампунем, ковшик и мочалку.
Возле корыта остановились.
— Упрись руками в край, наклонись. Ножки пошире. Бедра красиво отставлены…
Набрал в корыте ковшик воды и медленно, неторопливо облил ледяной струей дрожащее тело Маришки. Еще раз и еще, пока от горячего молодого тела не пошел леденящий пар — лишь тогда, недовольно кривясь от холода в пальцах, набрал пригоршню шампуня и стал тщательно намыливать все тело девушки. Пена плохо поднималась на морозе, но тело под руками скользило гладко и приятно. Блестевшая от шампуня, девушка походила на чудесную ледяную статую — если бы статуи могли так жалобно стонать и судорожно дрожать каждой клеточкой тела. Хорошо растерев Маришку мочалкой и доведя тело до розового цвета, господин аккуратно втер шампунь между ягодиц и в аккуратно бритые губки ученицы. Девушка безропотно подставляла интимные местечки, не переставая тихо стонать и вздрагивать. Но даже опыт господина был излишним, чтобы понимать — от холода и боли так не стонут… И так бедрами не играют… Редкостная будет девочка!
— Хорошая у меня ученица. Но сейчас постарайся громко не плакать и не кричать — на морозе далеко слышно. И голову держи повыше — корыто мелкое, но безопасность, как мы с тобой знаем, превыше всего.
Она и не пыталась возразить, но невольно вздрогнула, вызывав его неудовольствие:
— Ты крепкая и здоровая девушка! И ты не имеешь права показывать страх!
— Простите, господин, — сквозь дрожь проговорила Маришка и вступила в корыто. Оно мертвенно отсвечивало ужасной ледяной водой.
— В воду! — плеткой стегнула команда.
От воды хотя бы шел пар — наверное, поэтому в ней казалось теплее, чем на снегу. К удивлению и вящему удовлетворению Графа, Маришка больше не медлила ни одной лишней секунды — встала, шагнула в корыто. Длинный громкий стон: «Да-а-а!!!», запрокинутая голова, зажмуренные глаза — Маришка скользнула, вцепившись руками в передний край, и с тихим плеском вытянулась в сразу посветлевшей от белого тела воде. Вода едва покрывала спину, красиво очерчивала полушария спелого зада. Вытянутыми вперед руками девушка схватилась за передний край и уже автоматически, как было на многих порках до этой, приподняла бедра.
Господин учитель отошел на пару шагов, утаптывая глубокий снег, развернул плеть в длину, крутанул над головой, распрямляя застывший резиновый хвост, и коротко хлестнул чуть наискось спины. Дальний конец плетки взметнул брызги — Граф поморщился от легкого промаха, а Маришка рыбкой сыграла в воде, выгибая спину и плотно сжав ляжки.
— Ох ты моя русалочка… — Длинная плеть прочертила снова белое на снежно-белом, потом полоска заалела, налилась багровым и горячим, а девушка приняла удар с застывшей неподвижностью — хотя если бы он видел ее лицо и сжатые губы, он бы не стал усиливать удар длинной резиновой полосы…
Полная неподвижность девушки после пятого-шестого удара сменилась короткими мучительными рывками — плеть на морозе шпарила кипятком, полосуя то спину, то шары ягодиц, а вода охотно лизала тело, искристыми каплями растекаясь по плечам и бедрам, скользя вдоль припухших линий рубцов. Маришка держалась очень хорошо, покорно купалась в волнах плетки и ледяной воды — лишь один удар, последний и с оттяжкой — даже сквозь тоненький слой воды сильно прочертил гибкую спину, заставив не только выгнуться дугой и свести лопатки, но и подать наконец негромкий стон.
— Хорошо, малыш! — искренне сказал господин. — Ну как, понравилось?
