Не догадывалась она, что ранит Господина своего бывшего так больно, что он отменит своё действительно благородное решение отпустить всех, вот только почему именно женщин? - гордого народа уэскх`ке на заслуженную свободу.
На свободу… Кому-то показалась бы она сладкой на местах уже строящихся зимовок.
Но ведь кому-то пришлось бы вернуться к старому пепелищу, на котором сгорели тела убитых, а остальные соплеменники угнаны в рабство…
И неважно, кем - римлянами ли за неповиновение и отказ в дани или чужаками, охочими до рабов и многочисленного скота племени. Самым страшным злом для народа уэскх`ке - мстительными соседями.
Она зябко повела плечами, представляя себе такой ужас - вернуться, а на кочёвке, с трудом найденной - ни души, и даже трусливые рабы много лет тому, а, может, всего несколько месяцев, как, разбежались обратно в свои племена, и чествовали их там, как славных победителей…
А теперь вот всем уэскх`ке Господина Северуса Снепиуса из-за её страстных, правдивых, но невоздержанных слов, да всего одного слова: «Нечестивый», - оставаться рабами и рабынями на веки вечные.
Кох`вэ решила рассказать женщинам только о жестокости Господина Квотриуса, которую, наверняка, как и способность колдовать передал ему нечестивый Господин Северус - его любовник вопреки всем законам людским.
Решила она не рассказывать о нескольких часах свободы женщин уэскх`ке, иначе отттаскали бы они её за волосы, да пригласили бы мужчин своего народа, чтобы надругались те по очереди над бедной Кох`вэ, а ведь она уже стара и могла не вынести такого поругания, да и помереть под насильниками.
- О нечестивый Господин дома Северус! Ведь только Нелюди совокупляются, как животные - сын с матерью или брат с сестрой, но на то ж они и Нелюди, но даже среди них редко встретишь пару двух мужчин, пусть и не близких родичей, совокупляющихся. Да так, что знают и слышат все в округе. Никого не стыдятся - ни высокорожденных патрициев старших Господ, ни свободных домочадцев своих.
А тут - один - сам высокородный патриций, во втором, верно, играет кровь отца - ромея. Да уж, а кого стыдиться им? Ведь всем рабам известно от стольника Выфху и, особенно, от виночерпия Наэмнэ, что за трапезой старшие Господа - супруги не только лижутся при своём неженатом сыне, но иногда и начинают совокупляться.
Тогда он, правда уходит.
Самое же странное, так это, что Господин дома в первую же общую трапезу отказался от юной ещё, но многоопытной любимицы Господина Малефиция рабыни дальних х`васынскх` Х`оэрру и устроил упившимся вином, похабничающим родителям настоящий скандал за их начавшуюся было оргию, да ещё и отказался с тех пор трапезничать с семьёй и домочадцами, в том числе и с целомудренным, днём, конечно, младшим братом. А вот по ночам развратничает с ним, да как!
А какой был юноша! Собою пригожий, вылитый уэскх`ке, только с отцовским большим носом, как у всех ромеев, целомудренный - знал он только подаренную отцом старуху - пиктку Карру, уж такую страшную и разожравшуюся на хозяйских харчах от безделья, что смотреть на неё тошно, а не, что совокупляться с такой грымзой.
А ведь Квотриус не жаловался, верно, отцу, иначе бы подарил Малефиций сыну, избранному, чтобы стать Господином дома, новую, помоложе и покрасивее, из наших, к примеру.
Вот бы честь народу была великая! Сам Господин избрал бы для утех плотских одну из нас, уэскх`ке!..
- Северу-ус! - повторил младший брат.
Он видел, что брат старший замер и с каким-то печальным выражением смотрит в окно, на снова накрапывающий из небольшой тучки дождь.
- Северус, сделал я что-то не так? Скажи, ответь, не молчи же, молю!
Ответом его был глубокий вздох, вырвавшийся, кажется, прямо из души Северуса.
Хотел пасть на колени Квотриус и облобызать сандалии неведомо, как, но обиженного им брата, но вовремя вспомнил, что не раз заставлял его Северус чуть ли не силком подыматься с колен и не «унижаться», как он называл обычную церемонию раскаяния или благодарности, в зависимости от ситуации.
К радости своей Квотриус не успел «унизиться» перед братом, а зашёл со стороны окна, закрывая его собою и… поцеловал старшего брата, с силой прижав его стройное тело к своему, полному мускулов, без единой жиринки, но довольно широкое в плечах и с кажущимися грубыми по сравнению с точёными конечностями брата руками и ногами воина - родовитого всадника.
Северус на поцелуй не ответил, напротив, запрокинул голову на тонкой, словно его странное, трёхгранное оружие, вроде тонкого длинного меча, шее и отвернулся, быстро сказав:
- Не надо, Квотриус, я уже весь в делах, предстоящих мне вот уже через полчаса, а я ещё не поел хлебов.
Пусти меня!
- Брат мой, такой нежный и ласковый, скажи мне, недостойному, в чём провинился я пред тобою?
- Ни в чём не виноват ты, Квотриус, великий чародей ты, могущий, как и я, оживлять людей или насылать на них муку жестокую. Но я не хочу сегодня больше лобзаний твоих, ибо день сегодняшний сулит мне сплошные хлопоты.
Довольно, Квотриус, да пусти же меня!
С этими словами Северус ловко выскользнул из объятий брата.
- До вечерней встречи. Надеюсь, не забыл ты, что сегодня варим мы Веритасерум?
- О, нет, конечно, нет.
- Скажи, Квотриус, ведь сам ты наполовину уэскх`ке…
Тихо начал говорить через некоторое время, так и не ушедший, а, по-прежнему, пребывающий в неведомых раздумьях Северус, словно в глубокой задумчивости.
… - Достойно ли я поступил, изменив своё решение относительно рабынь этого народа из-за одной дуры, которая несла неведомо, что?
Ведь остальные рабыни не смели мне и слова поперёк сказать.
- Думается мне, о, брат мой возлюбленный, не стоит тебе печаловаться из-за судьбы рабынь твоих. Ты - Господин дома, и твоё слово - закон для всех, в доме пребывающих, будь то рабы или свободные домочадцы.
Ты и так сделал великий подарок рабыням уэсге, освободив их на на целую и ночь и ещё три часа.
Думаю я также, что переменил ты своё решение не из-за этой квохчущей птицы неразумной, а из-за смерти моей матери - ведь прежде всего от неё ты хотел избавиться, не так ли, о Северус драгоценный, нет, бесценный мой?
Но свободна теперь матерь моя, ибо душа её унеслась к её единственному Господу Богу Распятому Рабу, а значит, нет смысла делать вольноотпущениц без выкупа, просто по доброте душевной, из остальных женщин её народа. Рабы в Сибелиуме, конечно, стоят недорого, но надо беречь состояние, переданное тебе отцом нашим. Легче купить хорошего, сильного раба или красивую рабыню уэсге или скотарду, правда, последних в наших краях меньше. Но ты ведь не охоч до красивых рабынь, о Северус великодушный мой. И, как я ведаю сие, так и тебе не по нраву рабыни.
