— Я бы сказала, что сейчас счастливица я, святой отец, — ее брови ползут к переносице, и на лице появляется некое подобие боли и экстаза. — О, черт!
Слишком громко для туалета самолета, и не сомневаюсь, что кто-нибудь за дверью уже просёк, чем мы тут занимаемся.
Стук в дверь нас не останавливает. Мои бедра врезаются в нее с яростью какого-то нефтедобытчика, даже когда из-за двери доносится обеспокоенный голос стюардессы:
— Мисс Мерсье, у Вас там все в порядке?
— Да, — выдыхает Айви. — О, Боже, О, Боже, о мой гребаный Боже!
Еще два резких толчка, и ее спина напрягается, сдвинутые брови сменяются улыбкой, и, увидев на ее лице этот прекрасный румянец, я больше не могу сдерживаться. Зарывшись лицом ей в шею, я вдыхаю ее сладкий цветочный аромат и чувствую, как из моего члена вырываются горячие струи спермы.
— Ах, pécheresse, ты плохая девочка, — в нее извергается импульс за умопомрачительным импульсом, словно мы два кабеля, соединенные одним постоянным потоком электрического тока. — Святая ёбля...
— И впрямь святая, — глубоко выдыхает Айви и, обхватив ладонями моё лицо, притягивает к своим губам. — Наскучил мне. Как же, жди.
Я снова целую Айви, наслаждаясь вкусом ее кожи.
— Клянусь, с каждым разом ты становишься все слаще.
— Это всё праведность твоего божественного члена.
Усмехнувшись, я отталкиваюсь от нее, и она снова встает на пол.
— Моего божественного члена? Ты говоришь так, как будто он предмет поклонения.
— Отчасти так и есть. В смысле, я практически ему поклоняюсь.
Самолет дергается, нас обоих откидывает в сторону, и я подхватываю Айви на руки, не дав ей упасть на пол.
— Господи, какая ужасная турбулентность! — в ее голосе проскальзывают нотки страха, и она опирается рукой о стену, чтобы удержать равновесие.
— Даже роскошным самолетам не избежать законов физики.
Улыбаясь, Айви наклоняется вперед и подтягивает трусики, а я застегиваю ремень.
— В следующий раз воспользуемся твоим ремнем.
— В следующий раз?
— О, да. Это десятичасовой полет, малыш, и мне нужно как-то отвлечься от предстоящей посадки.
Я убираю с ее глаз волосы и заправляю их за ухо.
— Ты нервничаешь?
— Перед приземлением? Или перед посещением города, который мечтала увидеть с самого детства? Или особняка, который теперь по-видимому принадлежит мне?
— Все вышеперечисленное.
— Да, я тут вроде как из кожи готова выпрыгнуть.
Я притягиваю ее к себе и целую в лоб.
— Для тебя это будет совсем другая жизнь, Айви. Та, которая, я надеюсь, сделает тебя счастливой. Ты больше никогда ни в чем не будешь нуждаться.
Айви качает головой и отстраняется, но лишь для того, чтобы заглянуть мне в глаза.
— Кое в чем я всегда буду нуждаться, Дэймон, — приподнявшись на цыпочки, она обхватывает меня за шею и притягивает к себе для поцелуя. — Я всегда буду нуждаться в тебе.
— Я с тобой.
— Да, но мне хочется опутать тебя своей паутиной и привязать к себе навсегда.
Я хмуро смотрю на нее, пытаясь выкинуть из головы навязчивый образ огромного паука с ее лицом.
— Это вызывает беспокойство.
Рассмеявшись, она прижимается щекой к моей груди.
— Хотя я серьезно. Ты всегда был для меня немного… под запретом. Даже после того, как отказался от сана. Я все еще не чувствую, что ты полностью мой. Как будто всех денег мира для этого недостаточно.
— Айви... предполагаю, что найдутся мужчины, богатые мужчины, которые захотят объединить состояния, расширить свои империи. Ты станешь одной из самых завидных невест во всей Европе.
— Мне нет дела до объединения состояний или других богатых мужчин. Я хочу тебя. Ради тебя я бы отказалась ото всех этих денег.
Я провожу большим пальцем по ее подбородку, размышляя о нас двоих, вспоминая, что было всего несколько месяцев назад, когда она работала какой-то дерьмовой официанткой, а я весь день штудировал объявления о приеме на работу.
— А что я могу тебе дать такого, чего у тебя еще нет?
В ее зеленых глазах блестят слёзы, от чего они становятся еще ярче.
— Любовь. Может, семью? И никто лучше тебя не цитирует похабные библейские стихи.
Мы оба смеемся, затем я хватаю ее за волосы и запрокидываю ей голову для еще одного поцелуя.
— Вот дерьмо. Придется начинать копить деньги на кольцо.
Я не совсем нищий, просто у меня нет желания разбираться в грязных делах отца, чтобы узнать, где он спрятал свои счета. Да и если бы узнал, не думаю, что хочу быть наследником его кровавых денег.
— Ему не обязательно быть роскошным. Сойдет любое кольцо.
Я оглядываю ванную, и мой взгляд останавливается на белых атласных сумках, в которых лежат изысканные мыльца, перевязанные белыми ленточками. Протянув руку, я развязываю одну ленту и, улыбнувшись, опускаясь на одно колено.
— Айви Мерсье, за последние пару месяцев я понял, что иногда жизнь дает нам второй шанс. То, что начинается с трагедии, может каким-то образом перерасти в нечто прекрасное. Когда я встретил тебя, то уже не надеялся полюбить вновь. Но ты... ты так легко не сдашься, — я улыбаюсь при воспоминании о ее настойчивости, о флирте, который за несколько недель совершенно меня сломил. — Ты меня шантажировала. Втянула в свой неадекватный мир.
Айви смеется, слегка шлепнув меня по руке.
— Ты преследовала меня чуть ли не до самой Мексики. И чтобы меня разыскать, взорвала туннель наркобарона, — со вздохом я провожу большим пальцем по ее нежной коже. — В конце концов, я не мог в тебя не влюбиться. Безумно, горячо, страстно. Итак, с учетом сказанного, не согласишься ли ты стать моей женой?
Айви вытирает бегущие по щекам слёзы и кивает.
— Да. Соглашусь.
При этом я дважды обматываю ленту вокруг ее пальца и неловко завязываю ее маленьким бантиком. Взяв Айви за руку, я поднимаюсь на ноги, и она меня обнимает.
— Предложение в туалете самолета. По-моему, это самое романтичное, что когда-либо со мной случалось.
Я хмурюсь, потирая подбородок.
— Черт... мне придется выходить на новый уровень.
Она играет волосами у меня на затылке и хихикает.
— У нас есть время.
Наклонившись к ней, я прижимаюсь губами к ее шее и целую в ключицу.
— А ты бы действительно отдала все деньги?
— Ради тебя? Всё до копеечки. Ну, кроме того, что я планирую потратить на новый дом мисс Гарсии. И чека, который непременно вышлю Серхио на обучение в колледже. Но все остальное — да.
— Pécheresse, ты — нечто невероятное.
— И еще самолет. Думаю, его бы я тоже хотела оставить себе. А особняк? Я имею в виду, он же в Париже, так почему бы и нет?
— Ладно, я понял, — улыбаюсь я, касаясь ее кожи.
— Возможно, и дом на Фиджи, потому что... здрасте. Хороший отдых нужен всем, даже нищим.
Я закатываю глаза и издаю стон.
— Больше можешь не продолжать.
— Миниатюрные лошадки. Виноградник. Но это все. От всего остального я бы отказалась.
— Я бы тоже все отдал ради тебя.
Айви отстраняется и поднимает глаза на меня.
— Кроме ошейника, верно?
— От пасторского воротничка я уже отказался.
— Нет, я имею в виду настоящего ошейника. Его мы оставим.
Тяжело вздохнув, я качаю головой.
— Все, что твоей душе угодно.
— О! И я совсем забыла про корабль! Его бы я тоже, конечно, оставила бы себе. В смысле, ну а на чем же еще нам добраться до Фиджи, верно?
— Женщина, ты просто невозможна.
— Теперь я твоя невозможная женщина. Так что, с учетом этого, нам по-видимому, следует отложить деньги тебе на лечение. И лекарства.
— Ты моя невозможная женщина, — я касаюсь пальцем подбородка Айви и приподнимаю ее голову. — Не забывай об этом.
Ее губы растягиваются в улыбке женщины, у которой есть все, и она об этом знает.
— Обещаю, что не забуду.
***КОНЕЦ***
