— Он рассудком после вашего разговора не тронулся?! — уточнила мама, положив приборы на тарелку.
— Он до этого тронулся, когда сюда приехал, — вставила я свои пять копеек и мама с грустной улыбкой посмотрела на меня.
Конечно же она всё знала о моих детских чувствах к Оливеру. Она же была всё время рядом и была свидетельницей моих переживаний, тактично не обращая особого внимания на это. Естественно, после травмы её тактичность дала сбой, и она высказалась на тему поступка Оливера, сказав, что была лучшего мнения о нём. Ещё она как-то призналась, что была уверена, что наши танцы с Оливером в итоге приведут к свадьбе с замечанием: «Уж слишком хорошо он чувствует тебя и принимает твой бешеный характер, а это крайне важно в отношениях».
— После нашего разговора у него точно всё встало на место, — улыбнулся Диего маме.
— Ладно, в любом случае мы рады, что ты победила и теперь твой трансфер не вызывает никаких сомнений, — заключила мама и я наконец выдохнула. — Диего, как твои тренировки? Когда бой? Как в Университете дела перед окончанием? — перевела мама тему, за что я была безумно благодарна.
Я сама ничего не понимала, а обсуждать это и мусолить каждую подробность нашего общения мне не хотелось. Пока Диего рассказывал о своей жизни, я вновь уплыла мыслями к Оливеру, посмотрев на стену, на которой всё было увешано моими грамотами, медалями, а на полках стояли кубки. Там же и все награды Диего. Мы их не забрали с собой в съёмную квартиру. Я не хотела этого, а мой брат никогда не кичился своими достижениями.
Ну и что мне делать с макакой волосатой?!
Если бы Оливер собирался уезжать только через месяц, как изначально планировал, то я бы смогла принять решение? Не уверена. А я вообще смогла бы переехать, зная теперь его окончательное решение насчёт детей?!
Чертовски хороший вопрос.
И вот тут меня снова пронзила та самая мысль, от которой я отмахивалась как от назойливой мухи с января месяца. А что мной, в принципе, движет, когда я задумываюсь о переезде?! Я была уверена на двести процентов, что моя детская влюбленность прошла, розовые очки с моей головы стряхнули и я повзрослела, а значит мудрости прибавилось. Особенно, глядя на Диего, хотелось надеяться, что у нас есть ген, отвечающий за это жизненно важное качество, который рано или поздно включится и у меня, заменив мою вспыльчивость.
Так вот, сегодня утром, я немножечко засомневалась в том, что чувства угасли. Совсем чуточку. Капельку. Но засомневалась.
Но!
Да здравствует женская логика, храни её боже! Я рассудила так, что раз я не готова всё бросить и уехать, значит мне показалось. Ген мудрости активирован, дамы и господа! Я бы порадовалась и включила на полную громкость звук фанфар, но вместо этого в голове звучит стрекотание сверчков.
Почему-то мне стало не по себе от одной только мысли, что через пять дней всё резко прекратится и мне больше не принесут пончики с доставкой на дом вместе с букетом моих любимых цветов.
Почему-то мне показалось странным больше не услышать его: «Га-а-а-аби-и».
Почему-то мне показалось ужасно несправедливым второй раз переживать потерю одного и тоже человека. Эдакая насмешка судьбы, мол в первый раз недостаточно намучилась. Расслабилась?! Забыла, говоришь?! Получай!
Однако потом мне почему-то показалось нелепым думать об этом, и я забросила эти мысли в воображаемый дальний ящик моего мозга, громко хлопнув им. Так-то я решаю проблемы! По-взрослому и мудро.
Ага, такие дела.
Пока я жевала всю эту дребедень в голове, ужин подошёл к концу, и мы с Диего, попрощавшись с родителями и пообещав не пропадать надолго, выехали в сторону дома.
— Сеструха, я ни на что не намекаю, но может прольёшь свет на то, что творится в твоей прекрасной голове? — аккуратно поинтересовался Диего, выезжая со двора родительского старенького дома.
Дом и впрямь требовал ремонта, но сколько Диего не предлагал родителям сделать его, они наотрез отказывались, мотивируя это тем, что ему и так есть куда и на кого тратить деньги.
— А ты дай мне фонарик, чтобы я сама посветила и поняла, что там, в моей голове, творится, — усмехнулась я, смотря в окно. — Там сам чёрт ноги и рога обломает.
Диего тихо рассмеялся, сделав радио потише.
— Дорогая, ты же знаешь, что я приму любое твоё решение? Если ты действительно этого хочешь и уверена, то я не стану мешать тебе, — покосился он на меня.
— «Этого» это чего?! — уточнила у него, бросив на него прищуренный взгляд.
— Быть с патлатым.
Я улыбнулась. Судя по рассказу Джастина, мой брат больше не ненавидел Оливера, но это не мешало ему называть его подобным образом.
— А с чего ты решил, что я хочу этого?!
— Я не решил. Поэтому и задал свой вопрос. Но я не слепой, Габи. Тебе хорошо с ним. Знаешь, когда вы танцевали, то я невольно задумался о том, что было бы, если б он тогда не облажался. Обычно я не думаю в таком контексте «если бы, то», потому что это не несёт ничего, кроме пустых размышлений и топтания на месте. Но не удержался, глядя на вас. Так вот я пришёл к выводу, что даже несмотря на разлуку в три года, отсутствие любого общения за это время, ссоры пока он здесь и наше сопротивление, между вами нихрена не изменилось. Он как-то умудряется чётко и очень верно подбирать к тебе ключики, чувствуя малейшие изменения твоего настроения. Кроме того, он чертовски уверен в себе, а для мужчины это огромный плюс, — раскладывал по полочкам житейскую мудрость мой брат, пока я слушала его, не дыша и не моргая.
— Он прислал мне билет с курьером сегодня, — выдохнула я наконец.
Диего крепче схватился за руль одной рукой, локтем другой уперевшись в дверь.
— И?
— И дай мне фонарик, — грустно улыбнулась я.
— Что, совсем запуталась, да? — с пониманием спросил он и я кивнула, закрыв глаза. — Сеструха, это твоя жизнь. Никто, запомни, никто не может давить на тебя. Ни я, ни родители, ни Оливер, ни друзья. Только ты принимаешь решения, беря ответственность за них. Если не уверена, не делай. Если уверена, то действуй, не сомневаясь. Это как в боксе или любой драке. Если ты будешь долго думать, мешкать и присматриваться, то в итоге можешь схлопотать нокаут по кочану своему. Если же ты точно уверен в своих действиях, то не думай больше, иначе перемудришь. Просто бери и делай. Всё. Походу разберёшься или подкорректируешь тактику, но действие будет уже в процессе, — размеренно говорил Диего, пока я внимала каждому его слову.
Мой брат просто образец мудрости, ей-богу. Трэвис всегда говорил, что ему надо было не в боксёры идти или на политолога учиться, а на психолога.
— Он не хочет детей, Ди. Я имею в виду своих. У него… Как бы это сказать…
— Проблемы с мамой, я знаю, — кивнул брат и я вытаращила глаза на него. — Он мне рассказал, когда мы по твоей милости в камере сидели.
Я закатила глаза, но была удивлена. Нет, шокирована. Он и это рассказал ему?! И опять раньше, чем мне?! То в своих чувствах ко мне сначала признался моим друзьям, а не мне. То про маму рассказал Диего. Что за фигня?! Почему я всё узнаю последней?!
— Вот из-за этих проблем он не хочет своих детей, боясь за их генетику и возможные последствия.
— Его можно понять. Ему нелегко живётся.
Мужская логика или солидарность, что бы это сейчас ни было, порой доканывала меня.
— А меня можно понять?! Я вообще-то хочу своих детей! И он не вправе вновь отобрать у меня то, о чём я мечтаю! — воскликнула я, взмахнув руками.
Диего выехал из родительского района и остановился на светофоре.
— Безусловно, дорогая, тебя можно понять. У тебя ещё есть время. Да у тебя вся жизнь впереди, не нагнетай. Время всё расставит по своим местам, — заключил Диего, положив свою крупную ладонь мне на колено и посмотрев с любовью. — Но ты же можешь просто попробовать. Зачем всё сразу переводить в плоскость детей и семьи?! Тебе не кажется, что это слишком далеко идущие планы с человеком, которого ты ещё не изучила как следует?
