Превозмогая дрожь в коленях и ненавидя себя за слабость, она беззвучно выругалась и споткнулась о порог. «Неуклюжая дура!» ― кричал её растравленный рассудок. Эрен подорвался с места и тут же подхватил Микасу, забыв о сползшем с него полотенце.
― Ты в порядке?
Она обернулась и моментально покраснела, чертыхнулась в сторону, будто обожглась.
― Да я не… Блядь, ― разочарованно пробормотал он, подняв полотенце, и старательно обернул его вокруг себя. ― Я вовсе не собирался…
«Да за что я его наказываю?» ― подумала Микаса, наблюдая за неловкими мельтешениями Эрена.
— Я пока кофе поставлю. — Она сдержанно улыбнулась уголком рта, показав пальцем через плечо.
Эрен сел за кухонный стол, любуясь флегматичными движениями Микасы, наполненными печальной поэзией и приземлённым изяществом. Ему хотелось дотронуться до неё, сломать внезапно выросшую преграду, но отчего-то было совестно это сделать.
— Моё влечение оскорбительно для тебя? — Он виновато сдвинул брови.
— Не оскорбительно. Да и с чего бы? Я же вчера переспала с тобой.
— Но кажется, что так и есть… Знаю, ты хочешь отстраниться: всегда так делаешь, если между нами всё заходит слишком далеко, а ты теряешь контроль над ситуацией.
— Я теряю контроль? Не льсти себе.
— И не думал. — Эрен размашисто вцепился в волосы на макушке. — Я вообще-то соскучился. По тебе и по нашей пустой болтовне.
— Ты не разговаривал со мной весь выпускной класс после тусовки у Хоука. — В её голосе прозвучал упрёк. — А тут внезапно тоска прорезалась? Очень мило с твоей стороны, конечно…
— Погоди, ты думаешь, я был на тебя обижен?
— А разве нет? — неуверенно подчеркнула Микаса.
— И на что я, по-твоему, должен был обидеться? На то, что любимая девочка не дала мне на вечеринке? Это слишком уж жалко. Даже для дурня вроде меня. — Эрен добродушно рассмеялся. — Я тогда решил, что ставлю тебя в неловкое положение. Что попросту пугаю своими глупыми подкатами и убогими мачо-зажиманиями у стены. Проще было отгородиться: не искушать себя и тебя не тревожить ― отпустить и двигаться дальше.
— В начале учебного года у тебя были явные проблемы, о которых я до сих пор мало что знаю. Мы с Армином вдвоём ломали головы над причинами твоей хандры. Мне следовало быть рядом. Сейчас я понимаю это куда яснее, чем прежде…
— Мне не хватало нашего общения. Но я не слезал с антидепрессантов по своим причинам и не хотел взваливать это на тебя. Я уверен, ты была бы рядом, не усложни мы всё тем летом. Верю, что помогла бы мне справляться наравне с Армином и Райнером. Но мы больше не были теми же друзьями, что и в детстве. Мне не в чем тебя упрекнуть.
— И почему ты вечно выгораживаешь меня?
— И почему ты вечно берёшь на себя столько дерьма? Уму непостижимо. — Эрен устало выдохнул и прикрыл веки. — Ладно, что ты там спрашивала насчёт завтрака? — Он приободрился.
— Эм… А что ты хочешь? Я даже не знаю, что предложить на своё усмотрение: в последний год вся еда кажется безвкусной. Вся, кроме вина.
— Тебе не помешало бы обсудить это с психотерапевтом, — с явным беспокойством подметил Эрен. — Поверь, я знаю, о чём говорю.
— Да что там обсуждать? Может, проще уж сразу в окно выйти?
Микаса надломленно засмеялась, и у Эрена похолодело внутри, а в горле разлился болезненный жар подступивших слёз. Он не смеялся.
— Ладно, извини, я ерунду несу, — оправдалась она для галочки и принялась старательно складывать сэндвич с овощами, салатным листом и беконом.
— Зато это хотя бы честно.
— По-твоему, я склонна притворяться?
— Нет. Ты склонна умалчивать и считать, что твои чувства не важны. С самого детства такая.
— Зато ты вечно лепишь без разбора всё, что в голову взбредёт! Даже когда стоит быть чуточку сдержаннее.
— У меня с годами выработалась почти маниакальная потребность говорить с тобой открыто. Наверное, стоило быть смелее в выражении собственных чувств. Хотя для заносчивого пацана в пубертате это не так-то просто… ― Он рассмеялся над собой.
Микаса выбрала для Эрена красивую тарелку и большую удобную кружку, аккуратно всё разложила, затем с подчёркнутой заботливостью поставила перед ним на стол. Себе небрежно плеснула остатки кофе, облив пальцы, и села напротив. Придвинув к стулу табурет, Микаса закинула на него ноги.
― Было несколько унизительно потом долгое время пытаться заглушить свои чувства через одноразовый секс и бухло. ― Не притронувшись к еде, продолжил он. ― Я-то мечтал, как наивная девчонка, что у меня будет одна единственная до гроба! В общем-то и сейчас думаю, что мне одной тебя за глаза и за уши ― я уверен в своём выборе. Хотя в шестнадцать поверить не мог, что ты мне досталась вся целиком… ― Эрен с блаженством опустил веки и улыбнулся. ― Да… Не мог поверить и был прав. Хотя чего я ожидал? Знал же тебя. И семейку твою чокнутую знал. Ты не могла выбрать меня: с таким-то грузом травм.
― Я не выбрала тебя, потому что «рай в шалаше» ― это для сентиментальных дамочек, начитавшихся романов в мягкой обложке. И хотя те несколько дней за городом были самым счастливым временем в моей жизни, я не была уверена ни в том, что ты дашь мне желаемое, ни в своих неопределённых чувствах. Я тогда считала, что люблю Вадима, видела в нём оплот стабильности и возможность свалить подальше от отчима с бестолковой мамой.
― Так, погоди-ка… Позволь я перефразирую: ты только что сказала, что «рай в шалаше» не для тебя, но самое счастливое время в твоей жизни ― это время, когда ты дни и ночи напролёт кувыркалась со мной в старом загородном доме под потасканным одеялком бабули Кирштайна… Хах, у меня такое ощущение, что где-то здесь есть «незначительная» логическая ошибка.
― Не манипулируй моими словами.
― Я лишь хочу разобраться. ― Эрен сделал глоток кофе и инстинктивно пошарил по призраку карманов брюк в поисках сигарет, затем разочарованно прицокнул. ― Что-то не видно, чтобы ты была счастлива, имея и своего мужа, и кучу денег.
― Возможно, счастье я испытаю лишь в какой-нибудь другой жизни. ― Микаса скептично пожала плечами. ― Знаешь, в детстве мне казалось, будто я переродилась, и на самом деле у меня уже за плечами есть целый путь. Ещё и сны такие красочные снились об этом, но я уже почти ни одного не помню… У меня было хорошее воображение. Хотя вот один старый фанатик из древнего элдийского храма был убеждён, что я действительно помню прошлую жизнь.
― Какой ещё фанатик из элдийского храма? ― удивлённо спросил Эрен, вперив в неё любопытные глазища.
Микаса закусила губу и многозначительно улыбнулась.
― Ты в школе не отличался прилежанием, поэтому освежу тебе память: в учебниках истории относительно старых элдийских верований есть всего парочка предложений, что-то там о поклонении божественным гигантам. Как оказалось, это небольшое открытие принадлежит культу… как же он там назвал? Культ параллельных миров или типа того. На днях мы с Вадимом вернулись из одного курортного поселения, где я забрела в древний храм во время ночной прогулки. Я была в подавленном настроении и открыта для любых бредовых бесед. У меня состоялся откровенный и необычный разговор со служителем этой церкви. Чего я только не услышала! О столетних типа исследованиях прихожан, у которых внезапно проснулась память о прошлой жизни и даже о людях, которые могли превращаться в гигантов. Абсурд в высшей степени. Но я впервые за много лет рассказала ему о своих кошмарах и об одном единственном счастливом сне.
Эрен ощущал крайнюю степень взволнованности, аж до покалывания в кончиках пальцев. Микаса никогда не была с ним так откровенна насчёт воспоминаний о прошлой жизни, а единственный момент, когда она была готова поделиться с ним, был упущен из-за досадного падения с яблони.
― Ты не рассказывала мне о тех кошмарах, сколько я ни умолял, и был вынужден просто смотреть, как ты ревёшь, отмывая руки от приснившейся тебе крови, не имея возможности хоть чем-то помочь.
― Мне и сейчас не хочется говорить о кошмарах. Ты действительно ничем не мог помочь. Но, как я и сказала, есть один счастливый сон. Хотя «счастливый», конечно, не до конца подходит к нему, но я редко вижу хорошие сны, а этот самый лучший из всех.
