Не держи зла. И прости.
Твоя Микаса.
P.S. Ужасно нелепо писать, что я «твоя», но так почему-то принято. Смешные условности смешной жизни».
Эрен перечитывал письмо снова и снова, не веря, что это могла написать рука Микасы. Строчки сливались, разбегались, теряли и вновь обретали смысл. Он вчитывался до полубреда, до возможности очнуться, до тех пор, пока не вызубрил каждое слово. Эрен выбрался на балкон, позабыв о собственной наготе, и прикурил трясущимися руками. Лёгкие наполнил пепельный яд с привкусом синтетического яблока. Покой всё не шёл.
«Я отвратительна… Я ничего больше не хочу», ― печально нашёптывал в его голове родной голос.
«Мой труп будет гнить… Я не хочу, чтобы обо мне кто-то горевал», ― отпечатывалось на подсвеченном серебром асфальте.
Эрен потушил окурок о зелёную балюстраду, и тот выскользнул из дрожащих пальцев прямиком на ухоженные клумбы с цикламенами. Плевать.
«Сегодня я вскрою себе вены».
Мотнув головой, Эрен поплёлся обратно в спальню. «Так значит, если бы мы с тобой сегодня не… то ты бы…» ― подумал он и замер у кровати. Опустился на колени, вновь уставившись в сонные любимые черты. «Мой чёртов дикий мальчишка! Мой чёртов дикий мальчишка!» ― продолжало лихорадочно отзываться в его мыслях. Заключил в ладони обмякшую кисть и приложил к своей мокрой щеке, затем принялся покрывать пальчики Микасы невесомыми поцелуями.
«Скажи ему, где ты похоронишь меня! Скажи ему, где ты похоронишь меня!»
Проснувшись, Эрен обнаружил у себя в ногах два махровых полотенца, сложенные стопкой. Микасы в комнате не было. Яркий солнечный свет скользил по паркету, тёплый ветерок колыхал полупрозрачную штору. Подскочив с постели, Эрен бросился к столу, но на нём было пусто. Злосчастное письмо тоже исчезло.
Смутный горький сон.
Достал из кармана брюк телефон: десятки пропущенных звонков и сообщений. Кратко ответил всем «извините, что не пришёл, позже объясню» и побрёл в ванную.
Эрен принял душ, собрал на затылке мокрые волосы и обернул полотенце вокруг бедёр, после чего отправился в кухню, решив, что Микаса была там. Он увидел её на балконе, сидящей за круглым столиком. Она дремала, повернув голову в сторону двора и ребячливо соскользнув вниз по спинке стула. Эрен с трепетом вглядывался в складки задравшейся хлопковой футболки, в хоровод теней листвы на обнажённой коже ног и живота, в плавный изгиб шеи и думал о том, что, пока Микаса на балконе, она спасена от смерти. Эрен беспомощно оскалился и сжал руку в кулак. Ему не хотелось тревожить её хрупкий сон.
Но через секунду она вскинула руки и потянулась, тоненько простонав; мягкий хлопок футболки скользнул вниз. Радужные блики, отскочившие от оконного стекла, бессовестно коснулись белой щеки. Микаса облокотилась на спинку стула в точности так же, как это делал в прошлом капитан Леви, и Эрену показалось забавным, как зыбкая ниточка родственной связи продолжала теперь жить и в ней. «Она наверняка переняла это от него ещё в детстве», — с теплотой предположил Эрен.
В золоте лучей блеснуло обручальное кольцо — отрезвляющее напоминание о том, что он оказался здесь случайно. «Вот бы эта сраная побрякушка могла раствориться и не отравлять меня дурными воспоминаниями!..»
Будто услышав его немые заклятия, Микаса оглядела свою левую руку и тяжело вздохнула, затем взяла со столика текстильную салфетку и обмотала ею безымянный палец. Но, ощутив чужое присутствие, она обернулась и посмотрела на Эрена несколько растерянно и с нарочитой надменностью ― надела привычную маску. Размотала салфетку и положила обратно. Он разозлился на неё.
«Не жалей меня. Я хочу ещё!» ― возродила память её ночные мольбы, окрасила смугловатые щёки румянцем.
― Ты уже встал? ― В её голосе дрогнуло что-то неестественное, стыдливое. ― Наверное, хочешь поговорить о вчерашнем?..
«Не стоит напрягаться, родная! ― с насмешкой подумал он. ― Я не в настроении выслушивать неуклюжий фарс».
Эрен приблизился к Микасе, затем отодвинул стоящий рядом стул на противоположную сторону столика ― обезопасил её от неудобной близости ― и опустился на него, придерживая полотенце.
― Позволь, я сам всё объясню, ― мягко ответил он, щурясь от ослепительного солнца. ― Эрен, ― пародируя её тон, начал он и театрально сложил перед собой руки в замочек, ― ты же понимаешь, что я замужем. Не придавай тому, что случилось вчера, огромного смысла. Это был просто секс двух старых друзей…
― Ещё одно слово, и я отрежу тебе голову, ― монотонно произнесла Микаса с воинственным блеском внутри зрачков.
Эрен на мгновение задумался, удивлённо приоткрыв рот.
― Вижу, у меня нет причин тебе не верить. — На его губах проступила измученная улыбка, больше напоминавшая кривую царапину. — Зато я избавил это прекрасное утро от ненужных расшаркиваний. Извини, но меня бы стошнило от них. Я не идиот и без унылых прологов могу догадаться, что ты переспала со мной не из-за вселенской любви, а потому что у тебя с мужем разлад. Мне Армин вчера рассказал.
Микаса сложила руки на груди и облегчённо выдохнула, закусив внутреннюю сторону щеки. Она разглядывала поверхность стола, обдумывая ответ, и нервно качала ногой.
― Ты понятия не имеешь, почему я с тобой переспала, ― бросила она отрывисто и печально.
«Лучше бы я этого действительно не знал», — подумалось ему. Эрен всё сильнее чувствовал ответственность за происходящее, отдавая себе отчёт в том, что решение Микасы жить дальше вопреки невыносимым переживаниям — чудо, случай, грёбаное везение! Не выйди он вчера на прогулку до встречи с друзьями, она точно уже испустила бы дух в ванне, полной крови.
― Что ж, ты всё равно не расскажешь, верно? Но хочу, чтобы ты вспомнила: я готов выслушать всё что угодно. Между нами… хах, между нами вечно всё непросто и через задницу, но я никогда не переставал быть твоим другом. Твоим самым хорошим и самым лучшим другом, ― вкрадчиво добавил Эрен, после чего смущённо прикрыл кулаком рот, не веря, что позволил себе вытащить наружу её страстные юные причитания из далёких дней.
Микаса округлила глаза и стала похожа на ту пылкую девчонку. Эрен с удовольствием рассматривал в её зрачках озорные искорки непосредственности.
― Дурень, ― с нежностью произнесла она.
Но как ни старалась, Микаса больше не могла разглядеть в нём того самого «своего дурня»: «Нет, ну до чего красив! Оскорбительно, нечестно красив. Такой чужой теперь кажется… Даже когда говорит, что он всё ещё мой друг. Рядом с красивыми людьми всегда испытываешь жалкий прилипчивый дискомфорт. Никогда бы не подумала, что буду однажды так думать о нём — об Эрене! Ведь он же… он ― это нелепые рожи и стрёмные шутки, он ― неказистый флирт и бурная реакция на всё вокруг. Мой Эрен носил футболки с дебильными принтами и мешковатые толстовки, горланил, как ужаленный, постоянно забывал завязать шнурки на потасканных кедах, невинно кривил лохматые брови и нёс сентиментальный бред… А этот «не мой» чрезмерно красивый Эрен ― унизительная насмешка. Аж глаза себе хочется выколоть!»
Микаса скомкала на груди ткань футболки ― так, словно пыталась прикрыть обнажённое сердце, спрятаться от незнакомого драгоценного друга.
― Ты голоден? Может, кофе? ― отстранённо спросила она, не поднимая глаз.
Эрену сделалось не по себе от того, как старательно Микаса избегала зрительного контакта.
― Не знаю, наверное. Хотя я не ел со вчерашнего вечера, но такое ощущение, что вообще ничего не хочу. Разве что… Чёрт, прости, не буду так говорить.
― Как не будешь говорить? ― Она наконец-то взглянула на него.
― Не хочу тебя смущать: ты и без того вся иголками покрылась.
― Говори, раз начал, ― надавила Микаса, желая уколоть своими иголками этого чужого красивого Эрена, на которого она была зла за то, что он не может снова быть ей родным.
― Я ничего не хочу. А вот любовью с тобой занимался бы хоть целый день, ― ласково и открыто ответил он.
― Какая восхитительно пошлая банальность, ― насмешливо отчеканила она и поднялась со стула.
