Пронзило. Задержала дыхание, пораженно вглядываясь в его лицо и вспоминая день рождения Лёхи. В тот вечер я приехала в пирожковую Некрашевича и странный разговор в отдельном кабинете сейчас заиграл новыми красками. И насколько же цинично, ужасающе цинично сейчас выглядел тот разговор, когда перед ними сидел один из тех, кого они найти не могут, сетуя, что даже если и поймают, то вменить преступление сложно, ведь «по ущербу может не пройти» — так сказала вроде бы Сергей. Или Степан. Это не важно, потому что я поняла, почему Мар сказал «липовое объявление о продаже любого, желательно недорогого и ходового товара в привлекательном для покупателя диапазоне цены».
В сердцебиение обрыв. Когда и без того подернутая сеткой трещин надежда, стала осыпаться под натиском неоспоримых фактов — я не знаю этого человека передо мной. У него вроде бы сохранена критика своего поведения, он осознает, чем он занимается, но не осознает главного…
Я всматривалась в его лицо не понимая, как вообще такое возможно.
— Я не поеду с тобой, — мой голос внезапно глух и его будто резанул острозаточенным лезвием.
Мар посмотрел на меня с секундной растерянностью, а потом между немного нахмурившихся бровей пролегла морщина.
— Я тебе рассказал, чтобы ты была уверена во мне, — внимательно наблюдая за моей мимикой, вкрадчиво начал он, — я не занимаюсь наркотой и подобной грязью. Всё это, — он, не отводя взгляд от моих глаз, повел подбородком в сторону пустующих столов, — разумеется, не очень законно, однако, Маркелов, имеющий некоторые связи и в общих чертах приблизительно понявший, чем мы занимаемся… одна из причин, почему несмотря на протекцию особой плеяды, мы им не доверяем, они сдают информацию, — полухищная улыбка тронула губы. И черты. Вроде бы знакомые, но оказалось, совершенно неизвестного мен человека, — я рассказал и показал, потому что эта псина нагнетала тогда, у салона.
— Не нагнетала, — возразила я, с усмешкой глядя на него, вопросительно приподнимающего бровь все так же не отводя взгляда от меня, пытающейся собрать хаос мыслей воедино и подавить желание расхохотаться. С неистовой болью и бесконечным разочарованием, от которого еще больнее, потому что он не понимал, насколько заблуждается, совершенно не понимал и не готов был принимать. Сглотнув, с неверием глядя на него, произнесла, — ты какой реакции ждал вообще, Мар? Ты мне говоришь о том, что ты наебываешь, обманываешь, воруешь, отнимаешь. И ставишь это на поток, инициируешь распространение, наращиваешь масштаб. Имея бешеные бабки, которыми можно хоть каждый день годовую стоимость учебы в универе оплачивать, имея дорогие квартиры, тачки, уже запущенный и развивающийся легальный бизнес… ты с какой целью наеб на поток ставишь? Вот с какой целью ты продолжаешь этим заниматься? Ты понимаешь, что ты зависим от таких денег, добываемых таким путем? Ты так же зависим от них как любой нарик от наркоты, ты этого не понимаешь?
— Херню не неси, — пришиб тяжелым взглядом и внутри окончательно, с оглушающим звоном рухнула безумно наивная, но все еще живущая надежда. С треском и режущими нутро осколками.
— Мар! — снова рассмеялась, глядя на него во все глаза, — ответь мне, в чем цель продолжать и развивать свою наебательскую деятельность, когда у тебя есть всё? Когда у тебя активно развивается легальный бизнес? В чем, блядь, твоя мотивация, кроме как зависимости от бабок. Именно таких бабок, добываемых именно так! Да это грязнее чем финансовые пирамиды, туда несут добровольно дебилы всякие, а здесь права выбора нет. Вы же выставляете ходовой товар, не недвижимость, не тачки, не что-то дорогое, потому что за такой наеб могут быть проблемы, а вот за ваш, когда какая-нибудь доверчивая тетка из-под Воронежа продающая на том же самом авито какую-нибудь хуйню вроде поношенных галош едва ли пойдет заяву в ментовку катать, когда у нее твои гаврики спиздят пару-тройку косарей с карты. На то и расчет, верно? И таких уродов у тебя семьсот человек, обрабатывающих по несколько таких теток в день. Вы отнимаете, обманываете, воруете, не даете права выбора, сечешь, в чем разница между вами и организаторами наебаловок вроде финансовых пирамид? И я бы поняла, Мар, я бы так не реагировала, если бы это было пару-тройку раз, я тебе клянусь чем хочешь, что я бы даже приняла все это при фактах твоей биографии, когда тебя твой дебил отец гнобил и не давал вырваться, но сейчас, когда у тебя есть все… у тебя семьсот человек… доход свыше ста мультов в месяц… И ты не собираешься отстанавливаться, ты собираешься усовершенствовать грабеж и ставить его на поток. Сука, от ста лимонов!.. тебе куда это бабло?!
— Блядь, это же не чисто моя прибыль! — сквозь зубы выцедил он и я от шока утратила дар речи. — Ты думала парни тут по чисто из приятельских соображений? Все зарабат…
— Ты вообще ебнутый, что ли? — ахнула я, чувствуя колющие, неприятно цепляющиеся о одежду мурашки, пробежавшиеся по спине. — Ты вообще слышишь, о чем я тебе говорю? Окей, давай с другой стороны зайдем! Ответь мне, будь твой дедушка жив и знай он обо всем, что ты сейчас творишь, он бы одобрил это? — а он молчал, и в поволоке потемневших глаз дымка пожарища, явно сжирающего его изнутри, когда я мрачно усмехнулась, покивав. — Не одобрил бы. Ты пиздец какой лицемер, Марин, просто пиздец полный… Ты на дне рождения Лёхи распинался о том, что инструмент не должен быть оружием, говорил о подмене понятий, когда есть излишество, а сейчас заявляешь, типа, ну да, я наебываю в безумном масштабе, ну и что, это же не наркота, а зачем мне все это надо — вопрос десятый. Социальная инженерия… охуеть! А я-то думала, вот мне как повезло, у меня мужик разговаривать и договариваться умеет и даже вовремя останавливаться. Да, умеет. Манипулировать он умеет, и других этому обучает. Когда ты Лёху и Димку свел так, что они лучшими друзьями стали, и… — задохнулась, впервые отведя взгляд, потому что больно стало от обрушившихся воспоминаний и понимания, насколько ошибочны были мои тогда зарождающиеся представления о Маре, — и по итогу Лёха Димке жизнь спас… я не могу загадывать, как там могло закончится, если бы они тогда еще враждовали, а рядом с Димкой не было такого человека, чтобы за ним… не имею никакого права вообще предполагать, но это… это, Мар, было твоим инструментом, которое ты превратил в оружие, а ты сидел там и осуждал подобных себе. Поэтому ты самый лицемерный человек, которого я встречала, для которого первостепенно бабло, и похуй, что это, по меньшей мере, аморально прежде всего для тебя, всего такого принципиального!
Для него хлеще пощечины, сжал челюсть так, что желваки заходили. В глазах ярость, в обманчиво спокойный интонациях и фальшивой улыбке бешенство, когда начал:
— Такое странно слышать от…
Оборвал себя. Закрыл глаза, темные ресницы дрожат, видимо, так же как оковы на самообладании. А я, рассмеявшись, качая головой, вглядываясь в это чужое лицо, произнесла:
— Ну же, давай, договаривай, — подождала пару секунд, но челюсть он так и не расцепил, прищурено глядя в сторону. Пришлось договаривать самой, — такое странно слышать от проститутки, да. — Он протяжно выдохнул и тверже сжал челюсть, а я, насмешливо фыркнув, возразила, — нет, не странно, Мар. Проституция это одна из самых честных сфер бизнеса, если не самая. Никто ничего не крадет, никого не обманывает. Есть прайс, клиент получил услугу, он ее оплатил и все расходятся миром. Хочешь что-то получить — заплати, прайс тебе обозначили. Не хочешь — до свидания. Понимаешь? Все добровольно. Никто никого не вынуждает, не заставляет, не обманывает, не обкрадывает. Есть услуги и есть клиенты. А вот этот твое — это наеб. Когда вы вводите человека в заблуждение и отнимаете его деньги. Здесь нет выбора, вы вынуждаете. Обманываете, воруете. Это хуже проституции, дорогой. Это рука об руку с политикой там работа по тому же принципу — наеби, забери все и не отдавай ничего.
— Но ты же с представителем политики жила… — послушно и опрометчиво подался на провокацию он, хлестанув по покивавшей мне раздраженным взглядом.
