В его венах проснулась жизнь,
И вмиг сердце встрепенулось,
А любовь обрела пристань.
Перебирая стихи, страница за страницей, я читала слова Дилана. Последним оказался листок, который выглядел так, словно его порвали надвое, но кусочек скотча вернул его к жизни. На нем детским почерком Дилана было написано:
Словно солнце твоя улыбка,
Будто море твои глаза.
Сердце твое — моя тихая гавань.
Глаза обжигают слезы, которые защищают меня от слов, разрывающих мою грудь. Здесь повсюду разбросаны чувства Дилана: ими разрисованы стены и кровоточит бумага. Их слишком много. Я наклоняюсь, обхватываю себя руками и тихо плачу. Я даже не осознаю, как бабушка Молли входит в комнату, пока ее голос не нарушает тишину, а ладонь не накрывает мою руку.
— Дилан любит тебя, Эви. Но это не любовь, что зарождается от обязательств, а любовь, которая появляется со временем и основывается на дружбе. Ее связывает гораздо большее. Это не та любовь, которую ты отталкиваешь. А та, которую ты принимаешь.
Глава 49
Дилан
Он сидел на краю пропасти
Три дня, проведенные в Нью-Йорке, легко дали представление о том, почему этот город считают таким замечательным. Здесь чувствуется своеобразная энергия, и я понял, почему люди называют его «Городом, который никогда не спит». Независимо от времени суток в Нью-Йорке стоит постоянный гул.
Я уже посетил музей искусств Метрополитен, побывал на вершине Эмпайр-Стейт-Билдинг и в одном из крупнейших магазинов игрушек, которые я когда-либо видел в своей жизни. Даже купил себе парочку ракет.
Но я не могу выкинуть Эви из головы. Я так сильно скучаю по ней. Скучаю по нашей дружбе. В моем сердце не существует ни единого уголка, который бы не был заполнен тоской по ней. Без Эви все это не имеет смысла. Мы собирались сделать это вместе. А теперь мне кажется, будто кто-то продырявил мои паруса.
Часть меня хочет собрать все свои пожитки и убраться отсюда. Но что с того? Сейчас Эви не желает меня видеть. Может быть, она никогда и не захочет.
Тяжело вздохнув, я заваливаюсь на кровать. Этим утром в «Старбаксе» одна девушка увидела мою брошюру, полученную из Парсонса. Она завязала со мной разговор. Она была милой? Конечно. Симпатичной? Внешне — да. Впрочем, это не имело значения. За ее улыбкой я больше ничего не разглядел. Потому что, оглянувшись назад, я увидел Эви. Словно призрак.
Я достаю мобильник из джинсов, а это нелегко в положении лежа. Разблокировав экран, открываю сообщения, и мои пальцы зависают над клавиатурой. Я уже написал ей сообщений сто и тут же удалял их. Интересно, что она делает? Скучает ли по мне?
И тут меня осеняет.
Моя мать.
Необходимость идти против себя, должно быть, стала для нее разрушительной. Я даже не представляю себе боль, которую она пережила, и опустошение, заставившее ее пожелать покинуть эту землю. Теперь мое сердце плачет по ней и даже прощает ее за то, как она ко мне относилась. Несмотря на то, что это до сих пор причиняет мне боль, я понимаю свою мать. Но я бы никогда не покончил с собой, хотя сейчас, определенно, чувствую себя опустошенным. Безжизненным. Потому что человек, с которым я делился всем на свете, тот, который сидел на краю пропасти рядом со мной, прыгнул вниз.
Стены гостиничного номера начинают сужаться. Грудь переполняют чувства, голову — мысли, и от всего этого я хочу избавиться. Я знаю, как это сделать. Но я обещал самому себе и бабушке, что не буду пить.
Дерьмо.
Поднимаюсь с кровати и хватаю кожаную куртку, висящую на спинке стула. Может, свежий воздух пойдет мне на пользу. Наверное, стоит посмотреть фильм и поужинать. Все лучше, чем сидеть здесь.
Когда я собираюсь выйти из номера, мой телефон издает звуковой сигнал. На экране отображается номер Брейдена, и я посмеиваюсь.
Брейден: Как там дела с горячей цыпочкой?
Я: Ты все проворонил, чувак. Надо было ехать со мной.
Брейден: Пиздец.
Я: Кто не успел, тот опоздал.
Брейден: Все хорошо?
Я: Да. Город великолепен. Мы обязаны сюда вернуться. Как там все?
Я слишком пристально смотрю на экран, ожидая его ответа.
Брейден: Все по-старому. Заехал повидать Эви, но она ушла с Норой. Буду держать тебя в курсе, не волнуйся.
Я: Спасибо. Выдвигаюсь. Спишемся позже.
Брейден: Не делай ничего такого, чего бы не сделал я. До скорого, мужик.
Закрываю дверь и иду по коридору, запуская Google Карты, чтобы найти близлежащие театры. Лифт долго не едет, и я уже подумываю спуститься по лестнице, когда кто-то стучит по моему плечу. Я оборачиваюсь и вижу позади себя улыбающуюся женщину с волосами карамельного цвета и ярко-розовой помадой на губах. Того количества парфюма, что она на себя вылила, достаточно, чтобы вырубить половину этого города.
— Это не Вы обронили? — спрашивает она глубоким томным голосом, который полностью противоречит ее внешности. Голос сбивает меня с толку, поэтому я не сразу смотрю на ее протянутую руку. И когда делаю это, то по позвоночнику ползут мурашки и мне приходится моргнуть несколько раз.
Женщина держит в ладони маленькую пластиковую звезду, очень похожую на те, что висят на потолке моей спальни.
— Н-нет, — заикаюсь я, — это не мое.
— Это мое, — слышу другой голос, от которого мое сердце выпрыгивает из груди, и я поворачиваю голову. Впервые за несколько недель на моих губах появляется искренняя улыбка. Мы неотрывно смотрим друг на друга. Через какое-то время я понимаю, что женщина, стоявшая рядом со мной, исчезла. Интересно, была ли она вообще?
— Эви.
— Кажется, я сбилась с пути, — признается она с таким извиняющимся видом, что это ранит мое сердце. — Но… звезды помогли мне найти дорогу назад. — Она улыбается сквозь слезы, и я подхожу к ней, падаю на колени и кладу руки на ее бедра. — Я соскучилась по своему лучшему другу и… хотела сказать ему, как сожалею о том, что я такая идиотка. Надеюсь, он сможет простить меня.
— Ох, Эви. — Касаюсь ладонью нежной щеки, вытирая ее слезы большим пальцем. — Мне не за что тебя прощать. — Воздух покидает легкие. — Не могу поверить, что ты здесь. Идем. Поговорим в моем номере.
Я улыбаюсь, несмотря клубок нервов, сдавивших грудь, и выражение ее лица смягчается.
Переплетя наши пальцы, я не выпускаю ее руку всю дорогу до моей комнаты, которая находится всего в пяти дверях дальше по коридору. Я не хочу отпускать ее, так как боюсь, что она может раствориться в воздухе. Вставив ключ-карту в дверь, я открываю ее и только после этого отпускаю руку Эви.
— Красивая комната, — произносит она, и я, быстро осмотревшись, тут же перевожу взгляд на нее.
— Раньше я этого не замечал. Но теперь вижу, что так и есть. — Опустившись перед девушкой на колени, кладу голову на ее ноги. — Я так по тебе скучал, — шепчу я, и она проводит пальцами по моим волосам, отчего мое сердце снова расправляет крылья.
— Мне очень жаль, Дилан, — говорит Эви дрожащим голосом, я поднимаю голову. — Я просто...
— Т-с-с...
— Нет, — перебивает меня Эви, — дай мне высказаться. — Она убирает несколько прядей волос, упавших мне на лоб, а затем ласково проводит рукой по моей щеке. — Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы разглядеть прежнюю себя, — начинает она и, когда я хмурюсь, поясняет: — Храбрая маленькая девочка, любопытный физиотерапевт, заботливая бабуля, чрезмерно опекающая сестра и сумасшедшая подруга, которая ест слишком много «Тик Так» для привлечения удачи. — Эви улыбается, и в этот раз ее глаза сияют. — Но больше всех остальных сделал ты, Дилан. Ты не позволил мне забыть, кем я являюсь на самом деле, — девушка тяжело вздыхает. — Всю жизнь ты поддерживал меня. Даже когда в твоей собственной жизни происходил абсолютный бардак, ты был рядом со мной, держал меня за руку и говорил, что все будет хорошо. Я всегда знала, чего хочу, но после аварии начала думать, что больше не могу быть той, кого ты хочешь видеть рядом и в ком будешь нуждаться. Я не понимала того, что для тебя я была важнее отказавшей пары ног. Я не представляла, что мы можем быть вместе, и то, что у нас есть, кем мы являлись, — она наклоняет голову, пристально глядя на меня своими голубыми глазами, — было намного большим, — Эви стучит по подлокотнику своего инвалидного кресла, — чем это. А после всего, через что ты прошел, у тебя наконец-то появился шанс, и… — она кривит губы, — я не хотела, чтобы девушка в кресле тормозила тебя.
