Иннокентьевич вздохнул, наверное, прикидывая — стоит ли вообще связываться с этой юной особой, не производящей впечатления очень уж профессионального следователя.
— Вы ведь понимаете, какие за моей спиной силы и возможности? Уверена, вы наслышаны о репутации агентства «Borzz», — немного приврала я, так как официально это дело в разработку агентства «Borzz» не поступало, и использовать имеющиеся в нём ресурсы я могу только под собственную ответственность.
— Хорошо, душа моя. Дерзай, девочка. Почему-то мне кажется, что именно у тебя может получиться, — с лёгким налётом усталости и грусти согласился прадед моего Царевича, задумчиво разглядывая моё лицо.
Я не стала терзать расспросами о расследовании старика, сейчас как никогда раньше понимая, насколько тяжело похоронить своего ребёнка и потратить всю свою оставшуюся жизнь на поиски внука. Заставлять переживать его снова и снова самый кошмарный день в его жизни было бы сродни садизму. Я надеялась, что в этой увесистой папке мне удастся найти всё, что нужно.
Этим же вечером я приступила к изучению материалов дела, обложившись бумагами, фотографиями и принесённой папой свежей пиццей, на своей кровати. Благо, мамы нет дома, так что я не рискую получить нагоняй за это безобразие.
— Чем занимаешься? — сунул нос в мою комнату Бес.
— Макар, ты мне нужен! — тут же озадачила я братца, ибо нефиг шастать и нарываться. — Смотри, следаки рыли исключительно в окружении Льва и Лизы. И их можно понять — жизнь молодожёны вели, мягко говоря, активную. Постоянные вечеринки: с услугой кейтеринга, приглашенными звёздами мировой величины… Вот посмотри, — протянула я брату фотки с этих громких пати.
— О, этих бродяг я знаю! — воскликнул Бес, — Отирались раньше у метро, круглый год одну и ту же песню пели, только в день ВДВ был армейский репертуар и милитаризованная каска для пожертвований. Они-то как туда попали?
— Не знаю, может, в чьём-то райдере были, — отмахнулась я. — Какая разница?
— Как скучно я живу, — присвиснул Макар, разглядывая фотки с группой стриптизёров, — Думаю, будет не лишним их разыскать, если они ещё живы, конечно. С их-то образом жизни может уже с чертями в аду движняк мутят.
— Угу, разыщи, — согласилась я, глядя как в комнату заваливается ещё один братец.
Пришлось коротко и его посвятить в моё добровольное расследование.
— Смотрите, это Тимур, правда, сладенький? — выудила я ту самую фотку, с которой, похоже, теперь буду и засыпать и просыпаться.
— Все карапузы на одно лицо, — мельком глянув на фотку заявил Мирон. Чёрствый сухарь! — А это кто?
— Это внучка сводной сестры Бориса Иннокентьевича. Кровного родства нет, но что-то в их отношениях со сводной сестрой нечисто. И меня это беспокоит.
— То есть ты думаешь, что это не бездумные поступки молодожёнов привели к такому финалу? — начал думать в том же направлении, что и я Мирон.
— Видишь этот талмуд? За эти годы полиция допросила и проверила больше полусотни подозреваемых. И это только те, кто не отвалился ещё на предоставлении твёрдого алиби, — указала я на кипу копий материалов. — Боюсь, что сейчас, по истечении такого огромного промежутка времени в окружении четы Царёвых мы большего не найдём.
— А родственников не проверяли, что ли? — усомнился Бес.
— Проверяли, естественно. Из всех только дочь сводной сестры Альбина и её брат Антон не имели достоверного алиби, заявив, что были в кино на ночном сеансе. Никто из сотрудников кинотеатра их не вспомнил, как и сами они не могли рассказать, о чём был фильм, но мотива у них не было. Никакого. Они не конфликтовали с Царёвыми, скорее даже были дружны, и от их смерти никакой выгоды получить не могли.
— Могли рассчитывать, что Инокентич сам им отпишет свои честно награбленные, — предположил Мирон.
— Да, но во-первых, он этого не сделал, а значит, они должны были знать, что такая вероятность существует. А во-вторых, они практически сразу эмигрировали в Сирию и больше на допросы их никто не вызывал.
— Интересный выбор, — сузил глаза Бес. — А чем Сомали хуже?
Нагрузив братьев заданиями, я только было вернулась к бумагам, как в мою опочивальню пожаловал следующий визитёр.
— Привет, пап, — с набитым пиццей ртом пробубнила я.
— Ну что там у тебя? Есть подвижки? — щёлкнув пальцем по твёрдому переплёту фотоальбома, спросил папа.
— Пока нет, — вздохнула я. — Хочешь посмотреть, каким Тимур был в детстве?
— На девочку похож, — нахмурился папа, разглядывая фотку.
— Это не он! Тимур справа, а слева действительно девочка.
В этот момент папа изменился в лице и медленно поднял на меня взгляд.
— А не этот ли крестик Макар всё таскает и каждому нашему оперу в нос суёт? — повернув ко мне фото, спросил папа.
Дети на фото были крупным планом и я с изумлением уставилась на маленькую, но очень узнаваемую деталь, которая, наверное, и не давала мне покоя, но никак не могла сформироваться в мыслях. Тот самый или очень похожий крестик был на шее не у Тимура, а у дальней его почти родственницы. И ни я, ни мои братья, не обратили на это никакого внимания!
— Папа, ты гений! — воскликнула я, подпрыгивая на кровати и хватая телефон. — Я ещё не знаю почему, но обязательно разберусь!
Быстро раздобыть информацию тридцатилетней давности не так-то просто, поэтому пока мои братья рыли и разнюхивали я вызвалась ловить нашего крутого угонщика Малыша.
Как бы то не было смешно, но именно идиотский метод Германа вывел нас на шайку угонщиков. Малыш — глупый мальчишка, он был уверен, что мы не сможем отследить, с какого именно ай-пи адреса они тогда сделали вызов, переадресовав его на наш домашний адрес. С тех пор за Малышом велось круглосуточное наблюдение, но взять его не удавалось. Этот гонщик скорее расшибётся в лепёшку, чем позволит себя остановить.
Именно по этой причине нам пришлось придать наикрутейшей и наисовременнейшей базе вид заброшенной территории. Благо в нашей семье есть не только повёрнутые на всю голову борцы за справедливость, но и две пригламуренные конфетки — мама и Вика, которые способны создавать такие декорации, что можно фильмы начинать снимать.
