Однако он не смог бы и сказать, что репертуар Бусины не вяжется с его заведением. Как она так умудрилась вывернуть все по-своему, Бог знает. Но, если мерить по реакции посетителей, которых за это время прибавилось, музыкальное сопровождения их застолий людям нравилось.
Это несколько поумерило раздражение Вячеслава. И, даже, вызвало новое уважение — в пятнадцать лет так полноценно пахать и выкладываться на полную (что ощущалось в голосе Бусины) перед посетителями ресторана… Не каждая взрослая певичка, которые пробовались, или работали здесь — так честно относились к работе. Уж он-то, наблюдая какое-то время за этой «кухней», мог заметить разницу, когда человек работал, а когда халявил. Светлана, бывало, грешила подобным, особенно, как докладывал Семен, если Боруцкий начинал редко в ресторан заглядывать. Администратора та боялась куда меньше, чем хозяина, и Сема не раз штрафовал певицу с разрешения Вячеслава, хоть и не увольнял пока, из-за похвал от посетителей. Может теперь, имея такую конкуренцию, Светка за голову возьмется?
Хотя, вполне может отыграться на Бусине, чего только стоит поведение в первый вечер работы девчонки. Ну, вот на кой надо было сдирать вышивку? Ну, ведь малявка же, девчонка, ну че ее трогать?
И хоть Боров сам предупреждал эту Агнию о подобном, иногда, все-таки, в упор не понимал баб.
Но, может, сейчас, когда Семен разделил время выступлений, Светка поутихла и не трогает девчонку? Надо будет выяснить. Хотя, Вячеслав не сомневался, что о крупных раздорах уже знал бы, а на мелкие тратить время не собирался.
В общем, к моменту появления Бусины у его стола, он уже пребывал в достаточно благостном настроении: хороший обед, отлаженная работа людей в ресторане, и явное удовольствие посетителей — настроили его на миролюбивый лад. А то, что нет-нет, но голос Бусины все-таки прошибал, пронимал его до печенок, или того, что пониже, Вячеслав, по зрелому размышлению, все же списал на нехватку женского тепла в последнее время. Хоть и не мог не отдать должного голосу девчонки. Хорош. Хорош, не отнимешь.
Эх, будь девка немного постарше…
Но связываться с малявкой Борову никак не улыбалось. Что он, совсем изверг какой? Или извращенец?
Точно не извращенец. В чем и убедился, когда Бусина явилась пред его светлые очи. Глядя на ее вымотанную мордашку и подрагивающие пальцы, девку хотелось скорее усадить, или отправить спать, чем лезть с какими-то пошлыми мыслями. Да еще и накормить перед тем, как отправить баиньки.
Было видно, что он не ошибся в своей оценке — выложилась на сцене Бусина на все сто. Кажется, сейчас ее даже пошатывало от усталости.
— Вячеслав Генрихович, Семен Владимирович сказал, что вы хотели поговорить со мной? — Бл… Блин!
Девчонка говорила тихо, видимо, оберегая утомленный голос. Но этот хрипловатый, грудной «почти шепот» звучал так, что Вячеслав, только расслабившись, вновь напрягся. Во всех значениях.
Ну, твою мать, а! Ну какого хрена?
Агния продолжала вопросительно на него смотреть, ожидая ответа.
«Нет, не поговорить, а в углу трахнуть», мысленно ругнулся он, раздраженный реакцией своего тела.
Как? Ну, вот как можно было так заводиться, уже глядя на нее? И не в том дело, что девчонка была некрасивой. Наоборот — очень красивой. Просто куколка.
Но ведь в этом и дело. Кожа почти белая, точно, что фарфоровая, и яркие пятна румянца, губки пухлые, краснющие, а ведь видно, что без всякой краски. Волосы, светлые такие, блондинистые, заплетены в длинную косу, а у лица часть волосков вылезла из общей массы и непокорно торчала в стороны. Носик маленький и вздернутый. Глазища огромные, серо-зеленые, уже не злые, но упрямые, и смотрят твердо, хоть и видна в них усталость, вовсе не детская.
Может, именно из-за этого взгляда, в сумме с голосом, и терялся тот факт, что она еще дите?
Но в остальном-то — ребенок.
Одета девчонка была в толстый теплый свитер и джинсы, видно, переоделась перед тем, как идти сюда. И под этой одеждой сложно было рассмотреть — есть ли у нее те формы, которые так явно просматривались в тенях на ширме во время выступления. Мешковатая одежда скрадывала, прятала фигуру девчонки. И как раз, в отличие от голоса и глаз, подчеркивала возраст — казалось, еще немного, и Бусина утонет в этой грубой шерстяной ткани. В руках она мяла теплую красную куртку.
— Вячеслав Генрихович? — В глазах девчонки появилась настороженная растерянность.
Похоже, она начала нервничать, пока он пялился на нее, пытаясь понять, чем же его так проняло.
— Да, хотел поговорить. — Вячеслав кивнул головой на свободный стул. — Садись, Бусина.
Девчонка, уже сев на стул, скривилась. Ха, не врал Семен не по душе ей вспоминать о своей слабости.
— Ну, как работается? Не жалеешь еще, что так сюда рвалась?
— Меня зовут Агния. И — нет, не жалею. — Ответила она без промедления. — Спасибо. Все прекрасно. — Еще и подбородок задрала, воинственно так.
Боруцкий усмехнулся.
— Больше ничего не теряла, Бусина? — Игнорируя ее намек, уточнил он.
— Нет. — Девчонка сжала губы. Но больше об имени не спорила. Да и о другом тоже.
Упрямая, все-таки.
— А вот врать не надо. — Боров отпил своего кофе. — Мала ты еще, чтоб вышло меня обмануть.
По глазам было видно, что что-таки было, видно дергали ее, хоть и по мелочи.
— Вы меня предупредили, когда разрешили работать. — Она как-то тоскливо глянула на его кофе. — Так что я имела представление, на что иду, Вячеслав Генрихович.
Когда она его так называла — он ощущал себя столетним. То есть, теперь многие обращались к нему по имени отчеству, и всегда это звучало нормально. Солидно так. Но когда это делала Бусина, в ее голосе звучало что-то такое, будто она обращалась к почтенному старцу, мать его раз так. Он это еще в первый вечер заметил, и тогда даже развеселился. А теперь, отчего-то, разозлился снова.
— Ну, раз ко всему готова, шуруй домой. Небось, в школу завтра. — Рыкнул он, махнув рукой, будто прогоняя.
— Да. — Агния встала, забрала куртку, которую вешала на спинку стула, когда садилась. — В школу. До свидания.
Боруцкий неопределенно хмыкнул, наблюдая, как она отворачивается и идет к черному ходу. Вежливая до скрипу в зубах. Нет. Не место ей тут. Совсем не место. И Светка, наверняка, изводит. Только эта — упрямая, и говорить не хочет.
А ему, какое дело, собственно? Она сама признала, что Боруцкий ее предупреждал. И с него взятки-гладки.
На том и порешив, Вячеслав допил свой кофе одним глотком. Когда он ставил чашку на стол, на сцене опять включился свет, и появилась Светлана. Новый музыкант, которого Семен нанял недавно, принялся играть знакомую Боруцкому мелодию. Певица запела. Стараясь, явно зная, что хозяин здесь. Но Вячеслав даже не глянул в сторону сцены. Засиделся он что-то здесь. И певицы эти достали его уже.
Благостное настроение прошло, как и не было.
Надо выдвигаться отсюда. И все-таки заехать в сауну.
Она устала страшно. Как и обычно, после выступлений. Но сегодня еще этот непонятный разговор с Вячеславом Генриховичем.
Она его боялась. Или, наверное, даже не так. Боялась Агния темноты и бедности, а перед Боруцким она испытывала опасение и трепет, пожалуй. Такой, что цепенела под взглядом этих темно-карих глаз и еле заставляла себя языком ворочать. Так, наверное, цепенеет слабый зверек перед хищником, застывает, глядя тому в глаза, и понимает, что уже поздно, и никуда не убежать от своего конца. Вот и Агния застывала, не зная, что говорить или делать, двигаться, и то, заставляла себя с трудом. Но и сдаваться не хотелось.
А вдруг он решил выгнать ее? Нет, она не могла этого позволить. Деньги, которые Агния получала в ресторане, может и не очень большие для кого-то, для нее были просто огромными, тех вполне хватало им с бабушкой, вдобавок к ее небольшому сиротскому пособию и пенсии. Да и где еще Агния могла бы заработать, учитывая, что по утрам посещала уроки, а днем ходила на подготовительные занятия в консерваторию у Зои Михайловны? Кто еще позволил бы подростку работать вечерами?
