Я сдаю своего кореша. Своего детдомовского друга, который заступался за меня перед старшаками. И пару раз даже дрался за меня. Когда совсем мелкой была.
Сдаю его, наплевав на наше детдомовское братство, на непреложный закон о запрете крысятничества и стукачества, вбитый в подкорку.
Рассказываю все.
И чувствую себя при этом отвратно. Несмотря на то, что Ванька — сам крыса, я-то не такая!
А нет, Сашка, ты — такая. Привыкай.
Виктор после того, как я замолкаю, тоже какое-то время молчит.
Сверлит меня взглядом.
Странным. Очень странным. Словно на детальки паззл раскладывает. Крутит-вертит каждую деталь, прикидывая, правильно-неправильно, пойдет-не пойдет…
Потом берет телефон и, глядя мне в глаза, начинает надиктовывать невидимому собеседнику мои данные. И данные Ваньки.
И, если он ищет в моем лице неуверенность, то вот фигушки ему. Я всю правду сказала. Хоть и стыдно, и тупо это. Но всю.
И проверить это реально легко с его связями.
— Пей кофе, Саша, — кивает он на большущий стакан кофе с молоком и пушистой шапкой взбитых сливок.
А сам углубляется в чтение информации, которую ему уже, походу, скинули на телефон.
Я пожимаю плечами и пью. Вкуууусно. Конечно, не такой оргазмический оргазм, как с десертом, но все равно вкусно. Хлюпаю неприлично трубочкой, ловлю на себе осуждающие взгляды официантки.
Вынимаю трубочку из кофе и, назло ей, демонстративно начинаю обсасывать конец. Тоже громко втягивая остатки сливок и кофе в рот.
Она морщится чуть заметно, а мне весело. Ишь ты, красотка благородных кровей! Можно подумать, сама так никогда не делала!
Назло ей еще раз облизываю трубочку.
И ловлю взгляд Виктора на своих губах.
Да ну нахер.
Маньяк, блин.
— Так, Саша, — он подается вперед, смотрит на меня, не отрываясь, серьезно и жестко, — на первый взгляд, информация по тебе выглядит вполне стройной. Но я не могу на основании ее и твоих слов тебе верить. Слишком много вопросов, ответов на которые ты не знаешь. Или не хочешь говорить.
— Да я… — тут же вскидываюсь в праведном гневе, но он прерывает решительно:
— Неважно. До полной проверки информации ты будешь под присмотром. И не просто под присмотром…
Я молчу. В принципе, я готова к его любому предложению. И даже знаю, на какие точно не соглашусь.
Он усмехается мне, словно мысли в этот момент читает, и говорит:
— У меня есть для тебя работа, Саша.
Опа! А вот этого я не ожидаю!
8. Работа для Снегурки
— Нет, Гор, без меня, — Виктор завернул на улицу, где жили родители, — да, Крещение, сам понимаешь.
— Ладно, тогда завтра созвонимся, — пробасил в трубку Гордей Волгин, тоже подполковник, но из другой, смежной структуры, — может, подъедешь к утренней рыбалке?
— Посмотрим, не буду обещать.
— Опять друга на бабу променяешь?
— Да ты чего? Как можно? Чтоб тебя — и на бабу… Только на двух!
— Смотри, — Гордей, которого в узких, ну очень узких кругах звали по-простому, Гором, и, надо сказать, очень ему это прозвище шло, сгустил и без того низкий бас, — а то помнишь, как в «Стеньке Разине»?
Гор был большим ценителем оперы, рыбалки и активных видов спорта.
— Не помню, — открестился Виктор, захлопывая дверцу машины, — это ты у нас театрал.
— Бля, ну вот какой из тебя начальник? Кругозора никакого…
— Ну да, как ты, эпично мозг ебать подчиненным не умею, — рассмеялся Виктор, взбежал на крыльцо и нажал на звонок.
— А надо бы уже уметь… А то так и генералом невнятным будешь…
— Да мне до генерала, как до Китая раком…
— Не так уж далеко…
Тут открылась дверь, и Виктор, оторопело глядя на девушку в строгом платье с небольшим фартучком спереди, торопливо попрощался:
— С Крещением, Гор!
И, не слушая ответной любезности, нажал на сброс.
— Привет, Саша.
— Добрый вечер, Виктор Евгеньевич.
Снегурка, которую он со Старого Нового года не видел, опустила взгляд и отошла в сторону, давая ему войти.
— Как дела? — он раздевался, машинально расстегивал пуговицы пиджака, а сам не сводил глаз с девушки. Так похожей и так не похожей на ту самую Снегурку, что было нереально сладко трахать в новогоднюю ночь.
Она поправилась немного, округлилась. Щечки стали розовыми, чисто вымытые волосы — светло-золотыми. И вообще она производила впечатление нежной феечки, красивой и невинной. Оттого воспоминания, как он целовал эту феечку, как брал ее, заставлял садиться на себя верхом, выгибаться ломко и изящно… Завели.
Почувствовав привет снизу, Виктор нахмурился и уже с неудовольствием посмотрел на девушку.
— Все хорошо.
Она опустила взгляд, то ли изображая невинную овечку, то ли реально смущаясь. Виктор склонялся больше к первому варианту. Потому что невинная овечка из нее, как из него знаток оперы.
— Обживаешься? Все получается?
— Да…
И опять все это, не поднимая взгляда.
Ах, ты ж… Святая ты невинность…
Ладно.
Виктор кивнул и прошел в гостиную, к родителям и сестре.
Гостей сегодня не приглашали, Крещение в семье Старицких отмечалось исключительно в семейном кругу.
Экономка тетя Валя, которая работала в семье ровно столько лет, сколько было младшей сестре Виктора, Светлане, мелькнула в проеме двери, улыбнулась ему и убежала по своим делам.
Надо будет у нее потом подробно про Снегурку расспросить. В конце концов, она — прямой начальник теперь Сашки.
Мысль устроить Сашку горничной в дом родителей пришла Виктору в голову вполне закономерно и логично. Сразу.
Там, за столом в итальянском ресторане, пока слушал рассказ девчонки. И, чисто машинально, на автомате уже, проверял достоверность ее слов.
Техники ведения допроса и вытаскивания из подозреваемого нужной информации максимально незаметными способами были отработаны настолько, что давно стали второй натурой. Иногда Виктор ловил себя на том, что даже обычный разговор строит так, чтоб проверять, правду ли говорит человек, или обманывает.
Он проверял слова Сашки, и по всему выходило, что она не врала, когда рассказывала ему о своей горькой сиротской доле.
По крайней мере, твердо была уверена, что не врет.
Проверить личность Снегурки особого труда не составляло. И навскидку и более глубоко. Естественно,
Виктор собирался выяснять ее по полной программе, но пока можно было и старыми методами обойтись.
Он слушал, привычно фиксируя реперные точки, ключевые моменты, имена, даты.
Понятное дело, что Снегурка могла сдать только исполнителей. Причем, бездарных.
История вообще выходила глупая.
Козел, которого Виктор знал и искренне считал редкостным отморозком, как и все остальные, впрочем, зачем-то заинтересовался флешками, которые лежали в сейфе у генерала, на минуточку, ФСБ.
Первый вопрос: где Козел и где генерал ФСБ? Не сходится. Козел — обычный уголовник, не самого высокого пошиба. Ему генеральские флешки ни в одно место не упали. Вообще не сходится.
Ладно, дальше.
Для того, чтоб взять эти флешки Козел привлекает не опытного домушника, а мелкого денегерата Ваньку Возницкого.
Второй вопрос сразу за первым: нахера? У Козла нет людей, способных обнести дом генерала? Или Козел не хотел светиться лично? Или вообще, все там крышей поехали? На тяжесть какую-то сели всей веселою толпой???
Дальше.
Ванька сам не лезет в дом, а отправляет туда удачно нарисовавшуюся Сашку.
Тут все понятно. Сашка уверяла, что Ванька вообще не лазил никогда по домам. В отличие от нее, святой невинности.
Виктор вспомнил, как она в этот момент подняла на него нежные голубые глазки. И всосала остатки кофе через трубочку.
Удар по яйцам мгновенный!
Ладно. Дальше.
Сашка лезет в дом, толком ничего не выяснив перед этим. Спишем на усталость и стресс. Ванька, как она уверяла, тоже не в курсе был, к кому лезут и зачем.
