— Только тронь меня, — уж снова начинает ёрзать на сковородке.
— Ребят, заклейте ему рот, — доносится голос Роланда позади меня.
— Майкл, трогать тебя никто не намерен, выстрелить и поджечь можно на расстоянии.
— Я сделаю все, что вы попросите, только не трогайте его, — он обращается не ко мне, а к человеку за моей спиной.
— Папа меня учил отвечать за свои действия. Вы разве не знали об этом, не учили этому своих детей? — презренно смотрю на Майкла, — Хотя не стоит ничего говорить. Ваш ответ сидит здесь рядом с вами. Бесполезное существо. Впрочем, как и вы, — с тем же презрением смотрю на Тимура.
— Если не хочешь марать об них руки, дай мне пистолет, — слышу голос Роланда позади себя. — Я сделаю это за тебя.
Я рассматриваю этих двоих и понимаю, что не хочу их смерти. Хочу их убить, особенно старшего, но не считаю, что они достойны этого.
— Если хочешь, пристрели их, — продолжая сверлить взглядом Тимура, протягиваю Роланду пистолет. — Но я познала одну истину, что есть нечто хуже смерти, — нависаю над мужчиной, — Это жизнь.
— Что ты предлагаешь? — спокойно интересуется Роланд.
— Предлагаю жизнь, в которой они будут мечтать, чтобы их пристрелили.
— Эрнест сказал, что твоё слово в данном решение — закон. Да будет так, — он поворачивается к своим помощникам. — Развяжите и уведите обоих.
Замечаю по лицу Тимура, что ещё чуть-чуть, и его схватит инфаркт. Отхожу от него, чтобы дать ребятам возможность забрать его с сыном.
— Эрнест жив? — спрашивает осипшим голосом, а глаза наполняются слезами. — Он жив?
Не желая больше его слышать и видеть, тем более отвечать что-то про отца, я решаю уйти. Разворачиваюсь, делаю несколько шагов и тут слышу выстрел и стон Майкла, которому скотч не позволяет выкрикнуть. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть, что случилось, и с восторженным ужасом и укором смотрю на Роланда, а после перевожу взгляд на парня, чьи джинсы начинают покрываться кровью. Долбанный псих, кажется, выстрелил парню в пах.
— Палец соскользнул, — ухмыляется Ханукаев, вырисовывая на своём лице наигранную невинность. — Жить будет, — переводит взгляд на помощников, — Вызовите Алекса, пусть приведет пацана в чувства.
Договорив, подходит ко мне, берет за локоть и ведет обратно к выходу. Как только мы оказываемся на свежем воздухе, делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на мужчину.
— А я-то успела подумать, что ты оставишь слова Майкла без внимания, — широко улыбаюсь. — Без причинного места жизнь для него будет не жизнью.
— Это только начало, — подходит ближе, хватает за талию и прижимает к себе. — Но если бы ты не спала с такими отбросами, как он, было бы куда легче сейчас.
— Не начинай, — смотрю на него виновато.
Если за связь с Эльдаром я не чувствую перед ним никакой вины, то за все остальные — мрак и стыд.
Он хочет сказать что-то ещё, но сдерживает себя. Однако, отвращение в его глазах говорит громче слов.
— Просто забудь, кем я была в детстве, и будет легче принимать мои пороки, — сказав, отрываю себя от него и направляюсь к его машине.
Доехав до дома и войдя в него, я надеюсь, что все спят или, по крайней мере, находятся каждый в своей комнате, и мне удастся ещё немного побыть с Роландом наедине. Но, оказавшись в гостиной, мои надежды рушатся, как карточный дом. Все до единого, даже Лайла с Арианой, удобно устроились у телевизора и смотрят любимый мультфильм моей дочери. Мы снова приветствуем всех и ненадолго решаем к ним присоединиться. Но мысли мои находятся за пределами этой комнаты. Я прокручиваю в голове все эти дни, проведенные с Роландом, воспроизвожу все его слова и неоднозначные взгляды. И от воспоминаний дрожь по коже. Я представить не могу, как смогу теперь подпустить к себе кого-то, кроме него. Мне ведь нужно всё или ничего. И я боюсь, что никому не удастся дать мне то, что я хочу, ведь это всё находится только в руках Роланда.
Я злюсь на себя, что думаю сейчас о нём, а не о том, как насмешлива надо мной судьба. Вероятно, в том же детстве, я была знакома с Майклом, может мы были друзьями или, наоборот, врагами. Но меня это совсем не волнует. Наверное, потому, что я знаю — всё под контролем Роланда. А может и потому, что я сильно устала и хочу жить спокойной жизнью — быть счастливой, чтобы рядом были родители и дочь, и ничего больше.
Лгу про «ничего больше»…
Когда мультфильм заканчивается, Ариана вскакивает с дивана и начинает свои традиционные танцы под собственную музыку в голове. В эти секунды в комнате витает особенная атмосфера уюта и тепла, все улыбаются, даже Зара.
— Роланд, ну точно твоя копия, — непосредственно произносит Эльвира, смотря на Ариану.
В мгновение замирают и замолкают все. Я с ужасом наблюдаю за реакцией Роланда, остальные — вопросительно смотрят сначала на дочь, потом на меня.
— Причем здесь я? — спокойно, с легкой улыбкой на губах интересуется Ханукаев младший.
— А кто должен быть причем? Твой отец?
— Причем здесь вообще ваша семья? — наконец, вмешиваюсь я.
— Мне показалось, наша семья имеет прямое отношение к тебе, милочка.
— Я вам не милочка, — встаю с дивана и беру Ариану на руки.
Боюсь сказать или сделать что-то лишнее, что повлечет за собой ещё больше вопросов и сомнений, поэтому не знаю, как уйти и что сказать перед тем, как выйти отсюда.
— Не станешь же ты отрицать, что Роланд отец этой девочки? — самодовольно продолжает женщина.
— Эльвира, хватит, — вступается Роланд. — Тебе ясно дали понять, что ко мне она не имеет никакого отношения, — говорит строго, уже без улыбки на лице.
— У меня нет папы, — вдруг заявляет Ариана.
И в эту секунду я готова провалиться сквозь землю. Ханукаев переводит своё внимание на меня, и в глазах его проскальзывают немые, но отчетливые знаки вопросов.
— Так не бывает, детка, — отвечает ей Эльвира. — У всех есть папа.
— У меня есть папа. Мама говорит, он меня любит от земли до луны. Но…
— Ариана, хватит, — одергиваю дочь, — Не нужно чужим людям рассказывать про своего отца.
Она сразу замолкает, утыкается носом мне в шею и тихо шепчет: «прости». От этого становится только дурнее. Сорвалась на дочь из-за бестактности взрослой бабки — уму непостижимо. Хочется схватить настольную лампу, которая находится под рукой и разок дать по голове, чтобы привести женщину в чувства. Мало того, что всколыхнула всех присутствующих, так ещё и у ребёнка разбудила больные чувства.
— Всем спокойной ночи, — говорю, не скрывая своего недовольства, и ухожу прочь.
Перед сном, лёжа рядом с малышкой, я крепко обнимаю её и извиняюсь, что нагрубила ей.
— Я хотела защитить тебя. Чтобы не думали, что Роли мой папа.
— Это я должна тебя защищать, моя девочка, — целую в висок.
Она не продолжает тему этого разговора, просит прочитать ей сказку и через минут десять засыпает крепким сном. Я уверена, что в голове её было намного больше мыслей и слов, но она сдержала их в себе. Уверена, она хотела сказать что-то ещё, но, будто чувствуя моё потерянное состояние и растерянность, решила промолчать. Смотрю на неё и не могу поверить, что в таком маленьком человеке заложено больше мудрости и такта, чем во взрослой человеке. Не верю и не понимаю, за какие заслуги эта девочка выбрала меня своей мамой. Именно в эту секунду я ловлю себя на мысли, что не достойна её. И от такой мысли накатывают слёзы.
В комнату стучатся, а после, в неё входит Лайла. Пишет мне на листке, что Роланд ждёт меня сейчас в гостевой комнате, в которой ночует, и она с радостью пока присмотрит за Арианой. Я благодарю её, накидываю на короткое шёлковое платье пеньюар и выхожу из спальни.
Постучав в дверь и не получив ответ, я приоткрываю её и заглядываю вовнутрь. В спальне никого не было, но я замечаю открытые настежь двери, ведущие на балкон. Ветер колышет шторы, что развиваются по комнате, и я прохожу туда.
Оказавшись на пороге, смотрю в спину Роланда, который, облокотившись на балюстраду смотрит на освещённый фонарями лабиринт.
