С Джерри все было по-другому. Он появился тогда, когда у нее уже почти год никого не было. Это произошло потому, что, видя неуклонное падение отца, она приняла решение заняться всерьез своей карьерой. Реджи, напротив, все больше позволял любовным интригам оттеснять на второй план работу; в последний раз навещая его. Ром с горечью отметила, что он стал слишком много пить и жить на манер сластолюбца: как можно больше денег и сил тратил на прихоти и как можно меньше - на вдохновенный труд.
Они в тот раз крупно поссорились и разъехались: Ром - в Роли, а Реджи - на Виргинские острова с новой любовницей.
Она тогда почти постоянно думала о положении отца, и ей вскоре стало ясно почему. Возможно, именно тогда впервые в жизни Ром стала ощущать властный зов инстинкта, сильное физическое влечение. Но идти по следам Реджи ей решительно не хотелось. История с Джерри только усугубляет проблему. Если она действительно его любит, то никаких чувств к Кэмерону у нее еще не могло возникнуть, кроме чисто физического влечения - другими словами, похоти.
Господи, неужели она настолько унаследовала характер отца? Уж лучше прохладная, водянистая кровь Уоллингфордов, чем безудержная страстность рода Кэрисов.
Бросив кисть, Ром упала в высокую траву и тихо выругалась. Ну как по-настоящему работать, когда обуревают такие мысли? Ведь она обещала себе хоть на время отдохнуть от сердечных неурядиц, взять тайм-аут, чтобы успокоиться и принять здравое решение насчет Джерри, тем более что судьба-то уже все решила, оставалось найти в себе мужество покориться ей.
И тут появляется Кэмерон Синклер, играющий деревенщину не хуже, чем она богемную девицу, человек, о котором она абсолютно ничего не знает, кроме того, что все ее плотское существо тянется к нему, как подсолнух к солнечному свету. Но это не имеет ничего общего с любовью.
"А между тем, - напомнила она себе, - тебе предстоит закончить три портрета". И снова от неразрешимой проблемы ушла в работу.
Спустя четыре дня после подъема на гору Ящерицы Ром пришла на кухню чуть раньше обычного и застала там ребят. Томас сообщил ей, что сегодня Баффи привезут домой. Чтобы унять сердцебиение. Ром постаралась переключиться, и довольно успешно, на домашнюю ветчину, яичницу и сливочное печенье, которые подала на стол Нора. Раз лошадь возвращается, значит, у ее владельца не будет больше повода избегать Ром.
В тот вечер к обеду она снова оделась в алую шелковую блузку и белую юбку ручной вязки. Собственно, выбор у нее был небогат, так как большинство нарядов осталось на квартире в Роли: лучше путешествовать налегке. К тому же никогда не знаешь, чего ожидать; к примеру, у одного из самых респектабельных клиентов ей отвели крохотный чуланчик с полкой для рабочих принадлежностей.
Осмотрев себя в зеркале, она откинула каштановые волосы, надела тяжелые золотые серьги - подарок Реджи, один из редких порывов его отеческой любви - и под конец слегка сбрызнула себя водой "Одалиска".
По крайней мере ее походка вновь обрела обычную непринужденность. А еще день назад каждый шаг вызывал мучительную боль.
Мальчики приветствовали ее новостью: дядя уехал в Ревущую пропасть обедать с другом.
- Угу, скорей всего, с подругой, - иронически уточнил Томас.
Уже гораздо позже Ром смогла оценить свою стойкость: услышав такое известие, она не перестала улыбаться, проболтала с мальчуганами до позднего вечера, пока они наконец не насытились, смолотив по огромной порции жареного барашка с горохом, и, зевая, не отправились спать. И только тогда улыбка сбежала с ее губ, а плечи огорченно опустились. Она вернулась к себе, сомневаясь, выдержат ли глаза еще несколько утомительных часов перед мольбертом.
Нора уже давно перемыла посуду и ушла в свое бунгало, располагавшееся сразу за конюшней; там она жила с мужем. Ром, немного поразмыслив, переоделась в розовые джинсы и куртку, сшитую из красных и золотистых шарфов, и пошла в студию. "Если мне чуть-чуть грустно, - думала она, - то это из-за того, что я соскучилась по взрослому собеседнику. Экономка не в счет, она интересуется лишь моим аппетитом и спрашивает, как заживают мои синяки и ссадины".
В студии ее встретил пустой взгляд нестерпимо чистого холста, натянутого на мольберт еще вчера. Она так же тускло посмотрела на него, безуспешно силясь представить себе портрет, над которым работала, но мозг не повиновался. Действительно ли Кэмерон предостерег ее тогда, или это была обычная реакция здорового и свободного мужчины на привлекательную и доступную женщину? Кстати, а доступна ли она? Конечно, он вправе так думать - на горе Ящерицы образ Джерри не защитил Ром.
Пока руки автоматически выдавливали сочные краски на палитру, в голове у нее происходил странный диалог. С одной стороны, она влюблена в Джерри, ведь так? Если нет, то, значит, она долго и серьезно обманывала себя, иначе не убивалась бы, узнав о существовании Дорис. С другой стороны, плоть есть плоть, тут ничего не поделаешь; нужно быть ледышкой, чтобы не обратить внимания на такого мужчину, как Кэмерон Синклер, а, надо признать, она совершенно нормальная молодая женщина, физически здоровая и полностью созревшая для любовной страсти.
Нетронутый холст вновь гипнотизировал ее своим пустым взглядом, и тут ей наконец явился образ. Она налила в небольшую баночку скипидара, обмакнула кисть, затем погрузила сперва в небесно-голубую, потом в темно-коричневую краску и быстро, вдохновенно, с уверенностью мастера принялась за дело.
Но хватило ее ненадолго. Не прошло и часа, как она тихо выругалась, рывком задернула холст занавеской и выбежала из студии, хлопнув дверью. Вымывшись, она взяла было научно-фантастический роман и долго смотрела в книгу, не понимая ни слова, пока наконец не уснула.
Кэмерон все еще не вернулся домой.
К концу недели работа над портретом Томаса существенно продвинулась. Ром решила изобразить его на берегу озера неподалеку от того места, где они ловили раков, так, чтобы захватить на заднем плане край Каменной горы. Мальчуган самозабвенно орудовал бамбуковой удочкой дяди Кэмерона, а Ром внимательно следила за сменой выражений его смуглого, с острыми чертами лица, когда он ловко прицеплял к крючку легкокрылого трепещущего жучка и со свистом закидывал леску в воду.
Когда Ром и Томас вернулись с сеанса, их еще с порога встретил запах готовящегося цыпленка-табака. Было всего около часа дня, а стол был накрыт не на пятерых, как обычно, а на шестерых. Нора улыбнулась им как-то странно и доложила, что Кэмерон совсем недавно вернулся из аэропорта вместе с Мэдлин Кинг.
Ром уже привыкла наскоро, не переодеваясь, перекусывать на кухне в компании мальчиков, вот и на этот раз решила не делать исключения и вышла к столу в желтых джинсах и ярко-голубой блузе с рекламой автомобилей. В результате на протяжении всего праздничного застолья ей пришлось ловить на себе неодобрительные взгляды мисс Кинг.
Тетушка мальчуганов была из тех женщин, которые Ром больше всего не нравились. Как она ни избегала обобщений, сказывался присущий портретисту аналитический склад ума, и ей сразу же стало ясно: мисс Кинг красива лишь на беглый взгляд - без внутренней изюминки, без шарма. Небольшие невыразительные глаза, мелкие невыразительные черты лица и мелочный невыразительный характер. Правда, у нее изящные манеры, воспитание; но каким все-таки занудством веет от этой насквозь стереотипной дамочки из высшего света! А как красноречиво подрагивают крылья чувствительного аристократического носика!
Ром не без некоторого злорадства похвалила себя за то, что не переоделась, и с удовольствием занялась десертом. Она безжалостно отметила, что светская беседа мисс Кинг столь же пуста и невыразительна, как и она сама. Даже мальчики сникли и притихли под критическими взглядами тети. Ром воспользовалась этим, чтобы еще больше расположить их к себе, и после ленча пригласила их в студию.
Кэмерон сказал, что пойдет за Фостером, откланялся и вышел. За ним к двери устремились мальчики, а за ними и Ром, но тут мисс Кинг окликнула ее.
- Я попросила Фостера перенести вашу кровать обратно к вам в студию. Нора поможет вам, мисс Кэрис, забрать свои вещи из моей спальни. Я бы с удовольствием поселилась в комнате поменьше, той, что рядом со спальней мистера Синклера, но там всего один шкаф, да и то очень маленький. - Она изящной ручкой оправила безукоризненно невыразительное серое платье разумеется, индивидуального покроя - и, выгнув дугой тонкую бровь, насмешливо окинула цветастый ее наряд. - Терпеть не могу, когда костюмы мнутся, - сказала она извиняющимся тоном.
"Интересно, - с изумлением подумала Ром, - знают ли Нора и Кэмерон о притязаниях мисс Кинг? Очевидно, вместительному шкафу Кэмерон не соперник".
В студии, которая теперь стала и спальней, Ром усадила ребят рисовать карандашом и поставила начатый портрет на мольберт. Стараясь не поддаваться ощущению какой-то потерянности, она прошла в другой угол, устроилась в уютном кресле и стала оценивать работу.
