Это был триумф Йохима и Дани, который не мог омрачить даже визит в кабинет директора и снижение оценки по поведению за срыв исторической лекции, а также попытку поджога гимназического помещения. Они стали любимыми героями младших учеников, робко выспрашивающих секреты вулканической деятельности у опытных извергателей. Но тема была засекречена - педагоги опасались инициативы последователей.
Проводя большую часть времени с Йохимом, Дани, однако, имел и свою, недоступную другу жизнь. Он успевал заполучать спортивные грамоты, участвовать в выступлениях школьного хора, совершать походы в Альпы и встречаться с наиболее привлекательными поклонницами. Он легко менял интересы, наклонности, настроения, как бы примеряя разные роли, и во всех амплуа выглядел отлично, ничем не увлекаясь всерьез. Йохим был надолго разлучен с другом, когда тот, абсолютно лишенный музыкального слуха, вдруг начал активно посещать занятия хора, готовившегося к вечеру памяти Шуберта. Предстоял показ концерта в соседних городах, а так же участие в телевизионной программе. Учитывая все это, никак нельзя было допустить, чтобы солист хора, обладавший чудесным звонким дискантом Робертино Лоретти, выглядел таким, как его создала небрежная природа. Курт был мал ростом, лопоух и кос, так что казался постоянно гримасничающим и рассматривающим свою переносицу сразу с двух сторон. Прием, к которому прибегнул руководитель хора, был стар как мир. Курта подменил дублер, а несчастный сладкоголосый солист заливался соловьем, стоя прямо за спиной красавчика. Йохим был до слез тронут шубертовской серенадой, вдохновенно исполненной Дани, так прозрачно, так чисто взлетал ввысь чудный голос, а синие глаза лучились печалью: "Песнь моя летит с мольбою... Тихо в час ночной" запевал Дани и многоярусный хор, расположившийся позади него гулко выводил: "Ти-и-хо в ч-а--а-с ночной..." Это было дно из самых ярких впечатлений, полученных когда-либо от музыки Йохимом...
4
Йохим редко вспоминал о родителях, воспринимая их отсутствие как изначальную данность. Наличие молодых матерей и отцов у сверстников казалось ему даже чем-то странным. Случился и некий эпизод, надолго отбивший у юного Динстлера интерес к своему происхождению.
Корнелия не дружила со своей старшей сестрой, проживающей в Линце. В основе антипатии лежала какая-то давняя взаимная распря, в результате которой отношения сестер ограничивались ритуалом семейного протокола обменом поздравлениями по поводу праздников и юбилеев, настолько формально-слащавыми и однообразными, что не заподозрить иронического подтекста было просто невозможно. Лишь однажды дистанция была нарушена. Семидесятилетний юбилей преподобного Франциска, имел большой общественный резонанс в городе, так что в местной газете он был назван "светлым воином Духа, стоящим на страже Добродетели". На празднество из Линца была командирована кузина Йохима Изабелла.
Она оказалась 26-летней девицей того типа, для которого церковно-религиозные убеждения становятся подлинным смыслом жизни, предметом вдохновения и призвания.
Разница в десять лет не позволила Йохиму сблизиться с кузиной, маловероятно так же, что они нашли бы общий язык, будучи сверстниками. Изабелла была подчеркнуто внимательна к двоюродному брату, но не скрывала очевидного чувства превосходства, проявлявшегося в каждом ее слове. Как человек, знающий цену христианскому всепрощению и питающий отвращение к плотским слабостям, Изабелла росла в собственных глазах от сознания совершаемого духовного подвига - доброго общения с мальчиком, имевшим столь постыдное происхождение.
- Иза, скажи, ты когда-нибудь видела моих родителей? Кто они? осторожно подступил Йохим к запретной теме. Девушка многозначительно улыбнулась, давая понять, что уж она-то, конечно, знает, но будет молчать.
- Дети не несут ответственности за грехи родителей, - тоном смиренного всепрощения продекламировала она и смерила брата критическим взглядом. - Могу лишь заверить, что по крайней мере внешне, ты не похож на Луизу. Она была куколкой и не отличалась особой серьезностью. Да простит Господь падших...
Йохим понял, что дальнейшие расспросы безнадежны и что за его рождением скрыта какая-то постыдная тайна, к которой лучше не подступаться.
- У тебя вообще нет никакого фамильного сходства с нашим родом, констатировала Изабелла, окончательно отмежевавшись. Глянув на Изу, Йохим не мог не согласиться, хотя окружающие как раз находили, что они имели весьма много общего. Изабелла была не просто дурнушкой, а дурнушкой по призванию. Она никак не пыталась приукрасить себя, находя тайное удовлетворение в нарочитом отсутствии земной привлекательности, что, конечно же, подразумевало наличие в скорбном теле особого внутреннего превосходства. С первого взгляда на девицу, создавалось впечатление какой-то общей тусклости, запыленности. Казалось, что в люстре разом перегорела половина лампочек - так холодно смотрели ее глубоко посаженные глаза, так сухо обтягивала костяк блеклая кожа, имевшая землистый оттенок, сгущавшийся в глазницах и около рта. Именно эта вялая гамма и беспомощная лепка лица, сделанного наобум, без интереса к деталям, роднили ее с двоюродным братом. К тому же - замкнутость Йохима и отрешенность Изабеллы ставила их в тот разряд рода человеческого, добродетели которого начинаются с "не" - непривлекательных, неинтересных, незлых, неумных, не глупых никаких.
5
Летние каникулы 1956 года друзья провели в разлуке: Дани отправился с матерью к бабушке, имеющей небольшую усадьбу и собственное дело в курортном местечке французской Ривьеры. Оставшись один, Йохим вначале утратил всякий интерес к окружающему, а потом придумав себе дело. Во-первых, он начал вести дневник, в котором копил для друга свои наблюдения и размышления, в основном окрашенные разочарованием и тоской. Во-вторых, серьезно занялся французским, намереваясь потрясти Дани свободным потоком его родной речи. Дома с родителями Дани говорил по-французски, увлекая звучанием языка Йохима. Теперь, уже не уроки гимназической программы, а французский, как язык свободного общения, стоял на повестке дня немецкоязычного австрийца. Правда, Йохим знал звучание и даже мог произнести несколько фраз на словацком - с детства у него сидела в голове короткая молитва, нашептываемая над его кроваткой Корнелией: "Свята Марья, матка Божия, про за нас грешних..." слышал мальчик сквозь горячечную дрему, ощущая на лбу желанную прохладу бабушкиной ладони.
Занятия языком шли не слишком успешно, зато в августе дневник Йохима растолстел за один день почти вдвое - это было описание вечернего Чуда на берегу, казалось пробивавшегося даже сквозь листы бумаги золотистым сиянием заходящего солнца. Совершенство явилось ему с нитью алого шиповника на замусоленной нити! А значит... значит - Бог есть и имя ему Красота! С ощущением припасенного сюрприза Йохим поджидал друга. Как только он увидел Дани, выскочившего из большого таксомотора, забитого багажом, то сразу понял жалкую тщетность своих усилий. Легко и просто, совсем не задаваясь этой целью Даниил переплюнул друга: он покинул город четырнадцатилетним прелестным, но достаточно инфантильным симпатягой-сорванцом, а вернулся возмужавшим юношей, исполненным особого, взрослого шарма. В июне Дани исполнилось пятнадцать, он вытянулся, сильно загорел, коротко остриг романтические кудри и накачал бицепсы, заметно игравшие под тонким трикотажем тенниски. Можно было сразу догадаться также, что этим летом он получил свой первый мужской опыт, расширил сферу спортивных достижений (освоил, как и намеревался, лаут-теннис и серфинг), а так же постиг азы светского общения (при встрече с Корнелией, Дюваль поцеловал ей руку и почтительно склонил голову).
Впрочем, друг оставался по-прежнему милым, внимательным, чутким и даже с интересом выслушал прозвучавший сумбурно рассказ стушевавшегося Йохима: в присутствии Дани с его новым авантюрным багажом впечатлений, вся эта возня с красотами девичьей головки и раздумьями о законах мироздания показалась ему сентиментальным подростковым бредом.
А в сентябре в гимназии было объявлено, что телестудия Линца ищет учеников старших классов для ведения новой юношеской программы. Будет проведен серьезный конкурс, в результате которого комиссия отберет достойных.
Все сразу поняли, что командирован на конкурс будет Дани. Йохим же не сомневался, что его друг победит.
- Они сразу сказали, что мои пробы прошли! Что меня "любит камера"! доложил, вернувшись героем, сияющий Дани. - Теперь, Ехи, у меня пойдет совсем другая жизнь. Нагрузка жуткая - репетиции, съемки, эфир...
Он даже весьма натурально вздохнул, искоса поглядывая на себя в зеркало. Йохим встретился глазами с отражением синеглазого любимца камеры и еще сильнее ссутулился, ощущая свое уродство.
В феврале Йохиму исполнилось пятнадцать. Он был не по возрасту высок, вернее - непомерно длинен и переживал это обстоятельство, не ведая, что немного опередил время, возглавив генерацию акселератов, которой предстояло в ближайшие годы значительно обогнать его жалкие 185 см. Пока же он был самым высоким в гимназии, всегда возвышаясь над другими, в то время как хотелось совсем обратного - свернуться, спрятаться, убрать с глаз долой эту вислоносую, ушастую голову.
