— Теперь, — сказал он, покрывая поцелуями ее ладони, — твоя очередь.
Дрожь пробежала по ее телу. Медленно, вещь за вещью он помог ей освободиться от одежды. Его руки обнимали ее, гладили атласную матовую кожу спины, сжимали талию, бедра. Он освободил ее волосы от заколок. Мягкий узел на затылке ослаб, и волосы шелковистым потоком хлынули ей на спину и грудь. Лео с наслаждением зарылся в этот пушистый водопад, в котором путалось ласковое солнце.
— Если бы ты была моей, — сказал он с жаром, — я запретил бы тебе одеваться — в любую минуту ты мне нужна именно такой.
В его жарком дыхании Кзрри ощутила страдание. Лео привлек ее к себе. Страсть их была пылкой, неистовой. Они двигались в едином ритме, словно возносясь к вершинам страсти и опускаясь на дно безумия. Лео откинулся на спину, и Кэрри вознеслась над ним с длинными развевающимися волосами, словно амазонка.
Это был экстаз чувственного наслаждения, перед которым бессилен разум. Они были одни во всей вселенной, воспаряли над землей, сближаясь и удаляясь, страдая и наслаждаясь.
Солнце плыло по небу, а легкий свежий ветерок ласкал их влажную, покрытую бисеринками пота кожу. Наконец Кэрри пошевелилась, перевернулась на спину и, приподнявшись на локте, поцеловала его в длинные пушистые ресницы.
— Лео, нам пора идти. Иначе стемнеет прежде, чем мы спустимся.
Он мечтательно улыбнулся, лаская ее упругие груди.
— Почему бы нам не остаться здесь?
Она шутливо прикусила мочку его уха.
— Не будь глупеньким.
— У нас есть здесь постель, — сказал он, уворачиваясь и дразня ее увеличившиеся соски. — Что еще нужно?
— Ужин, — ответила она. — Я голодна, как волк.
Он простонал.
— О, Боже, что за женщина! Где романтика твоей души? Голодна!
Она радостно засмеялась.
— Я так проголодалась, что готова съесть все, что найдется в доме, — решительно повторила она, потянувшись за юбкой. — Пойдем же! Или мы действительно останемся тут на ночь. А как же тогда наши несчастные ослики? Подумают, что мы их бросили!
Ссора на следующий день возникла так быстро и неожиданно, что Кэрри не могла вспомнить, с чего все началось. Они добрались до дома, когда сумерки уже переходили в ночь. Лео настоял на том, чтобы откупорить еще одну бутылку вина. Ока легла спать уставшая, захмелевшая, с тяжелой головой и спала как убитая до тех пор, пока не почувствовала, как Лео мечется возле нее весь в поту. Опять кошмарный сон!.. Как. ребенка, она прижала его к себе, когда он проснулся, стараясь успокоить. И как это часто случалось прежде, когда он приходил в себя после пережитого ужаса, Лео отвернулся от нее, сжатый как пружина. Наутро, как всегда после такой ночи, он выглядел совершенно измученным.
— Лео, что это? Что тебе все время снится? ~— допытывалась Кэрри. Ее сердце ныло от боли.
Не поднимая глаз, он нехотя выдавил.
— Не знаю. Я ничего не могу вспомнить.
Она долго недоверчиво смотрела на него, потом неуверенно произнесла.
— Мне трудно поверить в это. Может быть, это как-то связано с войной? Я слышала, что некоторые…
— Оставь это, Кэрри. Пожалуйста, не надо об этом. — Лицо его побледнело.
— Лео, послушай меня! Ведь я только пытаюсь помочь тебе. Я подумала, если бы ты рассказал о том, что тебя мучит…
Он устало провел рукой по волосам.
— Извини. Но мне не хочется говорить на эту тему. Оставим это. Прошу тебя, пожалуйста.
Поднявшись, Лео все больше мрачнел, становясь раздражительным и придирчивым. И Кэрри действительно почувствовала облегчение, когда в полдень он сказал, что собирается прогуляться в деревню. Кэрри надеялась, что прогулка развеет его плохое настроение. Однако, когда он вернулся через несколько часов, было совершенно очевидно, что «прогулка» привела его прямиком в бар Сан-Марко. Она поняла это сразу, лишь увидев его на пороге с угрюмым лицом и тяжелым остекленевшим взглядом. Последнее время он пил часто и много, хотя всегда сохранял при этом ясную голову и уверенность движений.
Кэрри не хотелось встречаться с ним в таком состоянии. Она уединилась на. кухне и некоторое время ей удавалось избегать его. Она старалась ничем не привлекать его внимания, но вскоре Лео нашел ее. Он был пьян сильнее, чем думала Кэрри и говорил чзпгь ли не злобно, насмешливо, с издевкой, наслаждаясь ее растерянностью. Она старалась не обижаться и предложила ему чаю, но он отказался, предпочитая очередную порцию вина. Стараясь избежать ссоры и найти нейтральную тему для разговора, Кэрри поблагодарила его за прогулку в горы.
— Это я должен благодарить тебя, — цинично заявил он.
Какой бы ничтожной ни была та искорка, из которой разгорелась ссора, Кэрри никогда не забыть эту яростную ожесточенность. Позже ока сравнивала ее с беспощадным огнем, что бушует, раздуваемый ветром, пожирая все на своем пути, становясь все более устрашающим и разрушительным. Слово за слово развернулась безобразная сцена и к тому времени, когда всплыла их самая больная тема, оба были разъярены, но в отличие от Лео, Кэрри была вся в слезах.
— Лео, пожалуйста! Я уже пыталась объяснить…
— Объяснить? — Неожиданно его голос стал ледяным. — Объяснить? Что ты объяснила? Ничего! Ты не привела ни одного разумного довода чтобы объяснить, почему ты отказываешься выйти за меня замуж. Одни нелепые выдумки, одна смешнее другой! Уж не обессудь, моя дорогая, — Кэрри передернуло от его едкого сарказма, — но мне трудно поверить тебе. Я вижу единственное возможное объяснение — ты не любишь меня.
— Это неправда!
Не обращая внимания на ее протест, он продолжал.
— Ты любишь недостаточно сильно, чтобы довериться мне и выйти за меня замуж. Что же мне остается? Ты подумала об этом? Ты вообще когда-нибудь думала о том, каково мне? — Он потянулся за пиджаком, не сводя с нее тяжелого взгляда. — Так ты говоришь, Анжелика вернулась в Багни?
— Лео, прошу тебя!
Он неожиданно сделал шаг вперед, схватил ее за запястье и сжал с такой силой, что у нее на глаза навернулись слезы. Понимая, что причиняет ей боль, он по-прежнему крепко держал ее руку.
— Я знаю, где мне будут рады, — медленно сказал он, глядя ей прямо в глаза. — И знаю, где я не нужен. Ты считаешь меня глупцом? Спрашиваю в последний раз — ты выйдешь за меня замуж?
Она открыла рот, чтобы ответить «да». Все, что угодно! Все, что угодно, лишь бы только удержать его, не дать уйти к той женщине. Но слова Мерайи «Не выходи за него, детка. Обещай мне» колокольным набатом отозвались в ее сознании. Движимая неведомой силой, которой не могла противостоять, она сказала:
— Если хочешь, уходи. Я не стану умолять тебя остаться. — Слезы ручьем бежали по ее щекам. — Уходи. Если это должно случиться, то лучше скорее. Иди к Анжелике. Она моложе, красивее, мужчинам нравятся такие… Ты ей нужен.
Рука на запястье сжалась еще крепче.
— А тебе?
— Мне тоже, — выдохнула она, рыдая, но ее слезы не производили на него никакого впечатления. — Ты знаешь…
— Сомневаюсь, — возразил он, продолжая покачивать головой. Затем очень осторожно отпустил ее руку и отступил назад, покачивая головой. — Сомневаюсь, любимая…
Потирая рукой ноющее от боли и покрывшееся кровоподтеками запястье, она смотрела, как он уходит. Потом услышала, как он сбежал вниз по лестнице, а через несколько мгновений послышались его шаги в холле. Она не верила, до самого конца не верила, что он уходит от нее. Вопреки всему она надеялась, что он не уйдет. Не сможет же он уйти, оставив ее в слезах и не сказав ей ни слова на прощание?
Как бы в ответ на немой вопрос хлопнула входная дверь.
Из окна она увидела, как он с маленьким чемоданом в руке удаляется по дороге. Слезы застилали ей глаза, но она все смотрела на дорогу до тех пор, пока он не исчез за деревьями.
Она сказала себе, что на этот раз не будет переживать. Она часто говорила себе это. Она сумеет все преодолеть и оправится после этой потери. У нее было все, о чем она мечтала — дом, сад, свобода. Но часто, слишком часто ей приходилось напоминать себе об этом.
Как и прежде боль утраты была невыносима. Ока жаждала его, изо всех сил стремилась к нему. Ей так не хватало его — в доме, за столом, в постели. О, боже, особенно в постели!
Куда он мог уйти, с кем мог быть сейчас? Она просто не могла больше об этом думать. Кэрри старалась не вспоминать их последнюю ссору и последовавший за ней разрыв. Малейшее воспоминание о ней вызывало в душе горечь и боль и кончалось всегда одинаково — слезами. Лео был не из тех мужчин, которые долго могут жить без женщин, а Анжелика была необыкновенно красива.
«Ну и пусть! Пусть остается с ней, — упрямо твердила себе Кэрри. — Мне без него намного лучше.»
Иногда ей почти удавалось убедить себя в этом. Как ни любила его Кэрри, как ни тосковала по его ласкам, как ни нуждалась в его умении разжечь в ней огонь желания и утолить ею, тем не менее она не могла не признаться себе в том, что иногда поведение Лео вызывало у нее тревожные предчувствия. Порой ей казалось, что под маской благожелательности скрывается иной человек, непредсказуемый и так ею и не понятый. Человек, которого она совершенно не знает, который может быть жесток и беспощаден. И какие бы объяснения его поведению Кэрри не находила, как бы ни старалась его оправдать, она впервые призналась себе в том, что он пугал ее. Конечно, ей будет без него лучше. Но она по-прежнему плакала.
