— Скорее всего, он жаждет куска хлеба, — шепнул Куинтаваль.
— А вдруг это ловушка, сеньор? — предупредил Кортеса Исла. — И пятьдесят его соплеменников устроили засаду.
— Арбалеты наизготовку! — скомандовал Кортес.
— Арбалеты наизготовку!
— Арбалеты наизготовку!
Арбалетчики прицелились, собираясь выстрелить в одинокую фигуру.
— Обнажить мечи!
— Обнажить мечи! — передал дальше Пуэртокарреро.
Несмотря на эту демонстрацию оружия, человек продолжал бежать им навстречу. Он был почти обнажен — если не считать набедренной повязки. За спиной у него висел мешок. Незнакомец не походил на индейца, высокий и не такой коренастый, кожа да кости, а светлые волосы космами падали ему на плечи.
«Вот он, Адам, каким он был в древности», — подумал брат Франсиско.
— Стоять! — крикнул незнакомцу Пуэртокарреро. — Во имя короля Карла.
Удивительно, но незнакомец остановился.
— Подойди.
— Yo soy español[10], — промямлил незнакомец.
— Испанец!
— Испанец!
Он осмелился подойти поближе. Голова у него дергалась из стороны в сторону, как голова марионетки, плохо прикрепленная к шее. Ярко-синие глаза наполнились слезами.
— Loco, Señor[11], — сказал Кортесу Исла.
Услышав это, Пуэртокарреро передал слова Исла дальше.
— Безумец, — эхом пронеслось по войскам.
— Yo soy cristiano. Gracias, Santa María![12] — Он упал к ногам Кортеса.
— Поднимись, hombre[13], ты ведь испанец и христианин. — Кортес ненавидел раболепие. Схватив незнакомца за запястья, он поставил его на ноги. — Я капитан Эрнан Кортес, глава экспедиции.
Хотя Кортес и получил приказ искать моряков, потерпевших кораблекрушение, он не ожидал, что встретит на этих далеких берегах европейцев.
— Херонимо де Агильяр, к вашим услугам, — пробормотал бедняга.
Берналь Диас немедленно начал писать: «26 de Abril del 1519[14]. Мы повстречали верного испанского гранда, потерявшегося здесь…»
Агильяра трясло, и пришлось помочь ему забраться в лодку. Кортес думал о том, чем этот слабак может быть ему полезен, ведь он явно не годился для тяжелого труда, а ведь его придется кормить, одевать и давать ему кров. Другие лодки были нагружены бочками с водой, фруктами, освежеванными оленями, свежей рыбой, индейками, которых им дал потерпевший поражение касик, а еще рабынями. Рабынь Кортес решил разместить на палубе под парусиной. Офицерские каюты были нужны ему для совещаний.
— К кораблям, — Кортес с пафосом поднял меч.
— К кораблям!
— К кораблям!
Лошади всласть наелись травы. Они сыграли важную роль в битве у Табаско. Сейчас их переправляли на флагман. Агильяр, глядя на то, как их копыта погружаются в прозрачную бирюзовую воду, подумал о Пегасе, бегущем галопом по воздуху. Перед ними плыл Альварадо, голый и мускулистый, так что казалось, будто он лишь временно разделен с лошадьми, и Агильяр понял, почему индейцы считали всадников и лошадей одним созданием, напоминавшим кентавра. Лошадей разместили на палубе «Санта-Марии», подняв их туда специальным подъемником. Рабынь отправили на другие корабли флотилии, обустроив для них такое же место на палубе, как для лошадей на флагмане. Агильяру дали одежду и лепешку из маниоки. Он уселся, скрестив ноги, и поднес хлеб ко рту двумя руками, а вокруг него столпились офицеры, которым хотелось послушать его историю.
— Много años[15] назад, — начал он слабым голосом, — я плыл на борту корабля «Санто дель Ниньо» с Ямайки на Гаити.
Альварадо Красивый слышал о потерпевших кораблекрушение людях, много лет питавшихся крабами и моллюсками, разводивших сигнальные костры на побережье и строивших хрупкие хижины из пальмовых листьев. Они тихо сходили с ума от одиночества и разочарования, если их не лишал жизни какой-нибудь смилостивившийся над ними дикарь.
— Все, кроме нас четверых, погибли.
Пока Агильяр описывал свою судьбу офицерам, корабли снялись с якоря, а солдаты с моряками заняли свои посты, поскольку на палубе было так людно, что некуда ногу поставить. Много места занимали толстые пеньковые веревки, свертки парусины, бочонки с сушеной свининой, вином и рассолом, на треножниках стояли большие аркебузы, готовые к обстрелу, на колесиках — огромные бронзовые пушки с ядрами весом в тридцать фунтов и фальконеты, пушки поменьше. Стояли там и плотно закрытые бочки с порохом, а также коробки с дешевыми бусами из зеленого венецианского стекла. «Санта-Мария» была большим трехмачтовым галеоном, нао. Кормушка для животных находилась рядом с каютой капитана, неподалеку от камбуза. Зловонные помещения под палубой были разделены на два сектора — каюты для офицеров и солдат. Впрочем, члены экспедиции могли считать себя счастливчиками: когда Христофор Колумб путешествовал из Испании в Индию, его матросам приходилось спать на палубе, да и камбуза у них не было, а пищу они готовили на кострах.
— А что вы везли? — спросил Кортес у Агильяра, так как не мог понять, что можно вывозить с Ямайки.
По слухам, Ямайка была холмистым, покрытым лесом островом, где золотом и не пахло.
— Рабов-индейцев. Мы перевозили их на Кубу. Они были скованы вместе и все погибли. Четырех белых взяли в плен майя. Эти два года я был рабом у касика, но глядите, глядите, что у меня есть. — Он вытащил из своей потрепанной хлопковой сумки Псалтырь в кожаном переплете с золотым тиснением. — Вот оно, мое спасение!
— А три других испанца?
— Один стал военачальником у майя. Он покрыл себя татуировками и проколол свое тело, теперь он носит кольца в губах и носу, его жена — майя, и дети тоже.
— Поразительно! — удивился Пуэртокарреро. — Как белый человек может отказаться от благ цивилизации?
— А двое других? — уточнил Кортес.
— Их принесли в жертву.
— Что ж, им не повезло, — поспешно сказал Кортес. Он не хотел, чтобы его офицеры (а главное, солдаты) думали о ритуале жертвоприношения. — Вам нужно нормально поесть. Una comida[16], и побольше. К счастью, с нами священник, отец Ольмедо, который может вас исповедовать. А еще есть францисканский монах, брат Франсиско.
— Ах, bueno[17], и как только мы вернемся в Испанию, я отправлюсь в паломничество в честь Сантьяго де Компостела, того самого, что выиграл решающую битву с маврами у Гранады.
Агильяр перекрестился, но, хотя он и сохранил свою веру, в паломничество идти не собирался. Теперь, когда его спасли, ему хотелось только одного — поспать в хорошей кровати, спать, спать, спать.
— Но мы не возвращаемся на Кубу или в Испанию. — Повернувшись, Кортес взглянул в его водянистые голубые глаза. — У нас здесь, в этой стране дикарей, очень важная задача, mi amigo[18]. Скажите мне, сеньор Агильяр, вы говорите на языке индейцев?
Агильяр трусливо оглянулся. Задача?
— Я говорю на наречии чонталь — это язык большинства племен на юге, но языком империи — науатлем — я не владею.
— Империи?
— Знаете ли, дон Эрнан Кортес, мой Псалтырь — это не новая отпечатанная копия. Это манускрипт. Мне нужно знать время моего освобождения, чтобы я мог помолиться должным образом. У вас есть часы?
— Нуньес, который час?
Нуньес вытащил маленькие настольные часы из рюкзака.
— Десять часов, господин.
— О господи, что это? — опешил Агильяр. — Похоже на дело рук дьявола.
— Успокойтесь, Агильяр. Это не дело рук дьявола и не чудо. Это часы, сделанные человеком. Настольные часы. В большинстве городов Европы такие часы висят на главной башне и называются башенными часами, а наши — их маленькая копия. Нуньес со своими часами, так сказать, у нас на должности городского глашатая. Ходят слухи о том, что сейчас уже изготавливают часы на цепочке, похожие на маятник, а также наручные часы, которые можно носить как браслет. Пришло новое время, время чудес. Но к делу, Агильяр. Что вы знаете о золоте?
— Такие маленькие часы?
— Золото, сеньор Агильяр. У индейцев есть золото? Реки золота, горы серебра, источники вечной молодости? У вас есть карта, которая укажет нам путь к золоту?
— Ах, tristemente[19], нет. Я слышал об источниках вечной молодости, которые искал во Флориде Хуан Понс де Леон. Золото находится на севере, и его контролирует император Мешико Моктецума.
— Император? У них есть император?
— Мир вообще странное место, — вставил Берналь Диас. — Дикари с императором?
— Поразительно, — добавил Пуэртокарреро.
— Это ты у нас поразительный, — сказал Альварадо. — И прекрати жевать свою бороду.
— Вы молоды, Берналь Диас, и успеете повидать еще много поразительных вещей, — отметил отец Ольмедо.
Ботелло удивился, не понимая, что имеет в виду отец Ольмедо, ведь сам падре до сих пор успел повидать лишь строки своей литании, рты прихожан, открытые как у голодных птенцов, да шествия монахов в рясах, заунывно читающих молитвы. Он, Ботелло, побывал в Париже, Мадриде, Праге и Венеции, а если ему удастся раздобыть немного золота, то он сможет вернуться в Европу в хорошей одежде и завести себе коня. А еще наймет кого-нибудь, кто будет ему читать. Он узнает тайны греков, римлян, арабов из Византии, иудеев из Северной Африки и вавилонян.
