Все помолчали.
— Ну и что ты собираешься делать? — спросил Беркин спокойным, покровительственным тоном.
Девушка угрюмо молчала. Вопрос ей явно пришелся не по вкусу.
— Ничего не собиваюсь. Попвобую завтра догововиться о сеансах позивования.
— Куда отправишься?
— Сначала к Бентли. Но боюсь, он злится на меня за то, что я сбежала.
— Когда он писал Мадонну?
— Да. И если даст мне от вовот пововот, пойду к Кармартену.
— Кармартену?
— Фредерику Кармартену. Он фотограф.
— А… Шифон и обнаженные плечи…
— Да. Но он очень повядочный человек.
Снова воцарилось молчание.
— А как у тебя дела с Джулиусом? — спросил Беркин.
— Никак, — ответила девушка. — Я пвосто его не замечаю.
— Вы окончательно разошлись?
Ничего не ответив, она отвернулась с угрюмым видом.
Еще один молодой человек торопливо подошел к их столику.
— Привет, Беркин! Привет, Минетта! Когда ты вернулась? — спросил он нетерпеливо.
— Сегодня.
— А Холлидею это известно?
— Не знаю. Мне на это наплевать.
— Ха-ха! Буря еще не утихла? Можно к вам присесть?
— У меня серьезный вазговор с Вупертом, — ответила она холодно, но по-детски просящим голосом.
— Ага, исповедуешься? Что ж, для души полезно, — сказал молодой человек. — Тогда до встречи.
И, бросив быстрый взгляд в сторону Беркина и Джеральда, отошел, вильнув полами пиджака.
Все это время на Джеральда совсем не обращали внимания. И все же он чувствовал, что девушка физически постоянно ощущает его соседство. Он выжидал, прислушиваясь к разговору и пытаясь связать воедино отдельные факты.
— Ты будешь жить в Доме? — спросила девушка Беркина.
— Три дня, — ответил тот. — А ты?
— Еще не знаю где. Я всегда могу остановиться у Берты.
Снова возникла пауза.
Неожиданно девушка повернулась к Джеральду и заговорила вежливо и сдержанно, как женщина, понимающая, что ее социальное положение ниже, чем у собеседника, и вместе с тем делающая попытку поскорее установить в общении с мужчиной дух camaraderie[21].
— Вы хорошо знаете Лондон?
— Не сказал бы, — рассмеялся Джеральд. — Я бывал здесь достаточно часто, но ни разу не посещал это место.
— Значит, вы не художник? — спросила девушка тоном, который переводил его в разряд чужаков.
— Нет, — ответил он.
— Он солдат, путешественник и Наполеон в промышленности, — сказал Беркин, словно давал Джеральду рекомендацию для допуска в круг богемы.
— Вы военный? — спросила девушка с холодным, но живым любопытством.
— Теперь уже нет, несколько лет назад я вышел в отставку, — ответил Джеральд.
— Он участвовал в последней войне, — прибавил Беркин.
— Правда? — удивилась девушка.
— Еще путешествовал по Амазонке, а теперь управляет угольными шахтами, — продолжал Беркин.
Девушка смотрела на Джеральда, не скрывая спокойного любопытства. Он же, услышав эту характеристику, рассмеялся. И в то же время испытал прилив гордости, чувствуя, как его распирает мужская сила. Голубые проницательные глаза зажглись смехом, румяное лицо в обрамлении белокурых волос излучало довольство и жизненную энергию. Он заинтересовал девушку.
— Как долго вы здесь пробудете? — спросила она.
— День или два, — ответил Джеральд. — Но особой спешки нет.
Девушка по-прежнему неотрывно смотрела на него широко раскрытыми глазами — это интриговало и возбуждало. Джеральд остро и с удовольствием сознавал свою привлекательность, ощущая в себе силу и особый животный магнетизм. Он постоянно чувствовал обращенный к нему открытый и беззащитный взгляд голубых глаз. Ее распахнутые, похожие на цветы глаза были красивы, а устремленный на него взгляд ничего не скрывал. Глаза радужно переливались подобно тому, как нефть переливается на воде. В кафе было жарко, и девушка сидела без шляпки; ее скромная блузка свободного покроя была без всякого выреза — «под горлышко», но пошита из дорогого желтого крепдешина, ниспадающего тяжелыми и мягкими складками от нежной юной шеи и гибких запястий. Она была действительно красива строгой, совершенной красотой, черты ее лица были правильные и соразмерные, блестящие белокурые волосы, разделенные прямым пробором, падали волнами по обе стороны головы, подчеркивая тонкую шею; простая по форме и чудесная по цвету блузка не скрывала изящных плечиков. Девушка держалась спокойно, почти отчужденно, была как бы сама по себе и постоянно настороже.
Джеральда тянуло к ней. Он радостно ощущал свою безграничную власть над девушкой, испытывая инстинктивное влечение, граничащее с жестокостью. Ведь она была жертвой. Джеральд знал, что девушка в его власти, и был великодушен. Его тело пронизывал ток, сила которого могла полностью ее разрушить. Она замерла в ожидании, сдавшись на милость победителя.
Некоторое время они болтали о пустяках. Неожиданно Беркин проговорил:
— А вот и Джулиус! — и поднялся из-за столика, подзывая жестом вошедшего мужчину. Девушка, не двигаясь с места, повернула почти злобным движением голову и бросила взгляд через плечо. Джеральд видел, как колыхнулись, прикрыв уши, ее густые белокурые волосы. Он понял, что она внимательно следит за приближающимся мужчиной, и тоже стал присматриваться к нему. Это был смуглый стройный молодой человек, длинные и густые темные волосы свисали из-под его черной шляпы; он неловко пробирался меж столиков, а на его лице играла простодушная, мягкая и какая-то бесцветная улыбка. Он шел к Беркину, торопясь поздороваться.
Уже у самого столика он заметил девушку, резко отпрянул, позеленел, проговорил высоким, почти визгливым голосом:
— Минетта, что ты здесь делаешь?
Услышав крик, посетители насторожились, как звери. На губах Холлидея мелькнула глупая улыбка. Девушка ничего не ответила, только остановила на нем ледяной взгляд, в котором отразилась безграничная горечь знания и определенное бессилие. Она была слабее его.
— Почему ты вернулась? — воскликнул Холлидей тем же визгливым голосом. — Я же велел тебе не возвращаться.
Девушка продолжала молчать, глядя все тем же тяжелым ледяным взглядом прямо в глаза мужчине, который продолжал стоять у соседнего столика, словно искал там защиту.
— Не притворяйся, ты сам хотел, чтобы она вернулась. Иди сюда и садись, — сказал ему Беркин.
— Ну, уж нет, этого я не хотел. Я велел ей не возвращаться. Зачем ты вернулась, Минетта?
— К тебе это не имеет никакого отношения, — ответила девушка, кипя от возмущения.
— Тогда зачем? — визгливо выкрикнул Холлидей.
— Она поступает как хочет, — вступился Беркин. — Сядешь ты или нет?
— Нет. Рядом с Минеттой не сяду, — продолжал визжать Холлидей.
— Не бойся, я тебя не трону, — сказала девушка резко, но с покровительственной ноткой в голосе.
Подойдя к столику, Холлидей сел и, положив руку на сердце, воскликнул:
— Как я разволновался! Минетта, никогда больше так не поступай! Зачем ты вернулась?
— К тебе это не имеет отношения, — повторила она.
— Ты это уже говорила! — завизжал он снова.
Девушка отвернулась от него, обратившись к Джеральду Кричу. У того блестели глаза: сцена его забавляла.
— Вы боялись дикавей? — спросила девушка спокойным и лишенным интонации детским голосом.
— Да нет, не очень. В целом дикари не опасны, они словно еще не родились, их нельзя по-настоящему бояться. Сразу ясно, что ими можно управлять.
— Вот как? Значит, они не свивепые?
— Не очень. К слову сказать, на свете не так уж много свирепых существ. И среди людей, и среди животных. Мало кто действительно опасен.
— Разве что в стаде, — перебил его Беркин.
— Неужели дикави не опасны? А я думала, они убивают тут же, не мовгнув глазом.
— Правда? — рассмеялся Джеральд. — Дикарей явно переоценивают. Они такие же люди, как и все остальные, и, познакомившись с вами, успокаиваются.
— Значит, быть путешественником не так уж и опасно? И особенной смелости не нужно?
— Можно сказать и так. Тут больше трудностей, чем опасностей.
— А вам никогда не было страшно?
— В жизни? Не знаю. Кое-чего я боюсь — быть запертым или связанным. Боюсь быть связанным по рукам и ногам.
Она не сводила с него глаз, и этот не отпускающий его наивный взгляд очень волновал Джеральда, хотя наружно он выглядел спокойным. Чувствовать, как девушка вытягивает правду о нем из самых глубин его существа, — в этом было особое наслаждение. Ей хотелось его узнать. Ее взгляд, казалось, проникал прямо под кожу. Джеральд понимал, что девушка в его власти, она обречена на связь с ним, должна видеть его и знать. И это пробуждало в нем необычное радостное волнение. Он также чувствовал, что она сама упадет ему в руки и подчинится. Девушка смотрела на него преданным, почти рабским взглядом, ничего другого не видя. Ее интересовало далеко не все, что он говорил, а только то, что он рассказывал о себе, ей хотелось проникнуть в тайну его существа, в его мужской опыт.
