— Премного обязан. — Кевин вытер мокрую руку о шорты и протянул ее Питу. — Я собираюсь починить мамин ксерокс. Тебе нравится чинить вещи?
— Да. — Пит кивнул и заулыбался. — Я починил велик, когда у него отвалилось колесо. А еще разобрал радио, а потом опять собрал.
— Правда? Здорово как. А я тут собрал игрушечного мальчика.
Вряд ли Кевин старался таким образом произвести на меня впечатление. Похоже, он и правда увлекся разговором. Потом он мне говорил, что любит детей, они такие забавные и непосредственные. Когда ему нужна, как он это называет, «детотерапия», он едет в гости к своей сестре в Детройт.
— У них с мужем два мальчика и девочка. Эти микроорганизмы считают, что я самый клевый парень на свете, ведь я знаю, кто такой Пикачу.
— Эй, я тоже знаю, кто такой Пикачу! Это такой желтый Покемон с электрическим хвостом.
Кевин улыбнулся и щелкнул меня по носу:
— Ну, тогда ты, наверное, самая клевая девчонка на свете!
— Наверно.
Я позвонила Эдди, сказала, что хочу договориться на пятницу, Пит к тому времени наверняка встанет на ноги. Эдди предложил заехать ко мне, но я быстро сказала, что это не лучшая мысль. Прежде чем позвонить, я закрыла все шторы, двери и окна.
Проверила электронную почту. Похоже, слухи о моем разводе дошли до медцентра, — на меня вдруг посыпались письма от тамошних социальных работников и секретарей. Каждый интересуется, не нала ли я духом («Нисколько», — наврала я), и волнуется за Пита. Адрес и телефонный номер медцентра внизу каждого письма напоминает мне о бывшей начальнице Кэденс и о сценках, которые я про себя разыгрывала. Не один раз, а довольно часто: на деловых встречах, у нее в кабинете, даже на торжественных церемониях, где я принимала кончик скатерти за салфетку и стаскивала скатерть со стола вместе с приборами, вазами и прочим. Во мне проснулась мазохистка. Представляю себе торжествующую мину Кэденс, когда она услышит, что мой брак — то есть вся моя жизнь — разлетелся вдребезги. В самых мрачных своих фантазиях я валялась в ногах у Кэденс, умоляя ее о работе. О любой работе! Она берет меня девочкой на побегушках, и я целыми днями ношусь с ее поручениями. Ползаю рядом с ее ротвейлерами, собираю за ними дерьмо совочком.
Отец Зои Хейс не откликнулся. Видимо, не воспринял мое письмо всерьез. И прекрасно. Я рада, что написала ему. Если бы Зои действительно каким-то образом нашли в птичьей клетке, я бы просто локти кусала, что скрыла свой сон. Поиски теперь сошли на нет. Первые пару недель они были очень энергичными — расклеивали листовки, местность прочесывали полицейские с собаками. Теперь уже посрывали желтые бумажные ленты, обернутые вокруг деревьев, и листовки с заборов. В газете никаких репортажей, ни строчки, вообще ничего. На сегодняшний день единственный след пропавшей женщины — клубный носок. В парках все меньше спортсменок, даже с собаками по вечерам гуляют только мужчины.
На сегодня все.
В.
Пит пока сидит дома, бесится от скуки, но я устала быть массовиком-затейником. Таков уж мой сыночек — совершенно не умеет себя занять, и мое терпение обычно лопается после седьмой партии в «Старую деву» (которую меня из соображений политкорректности заставили переименовать в «Неудачницу»). Через недельку-другую Пит едет в лагерь, и мы оба в восторге от этого. Может, я смогу снова вернуться к работе?
На сегодня все.
В.
На улице сыро, сеет мелкий дождик. У меня болит голова. Хотела составить резюме, но зачем это нужно, если принтера все равно нет? Или я просто тяну резину?
Позвонила Эдди уточнить место и время рандеву. Предложила ему встретиться в публичной библиотеке (слово «публичная» было ключевым). Он сказал, что немного нездоров и не может выйти из дому. Кроме того, наедине нам будет удобнее. Встречаемся у него в квартире.
На сегодня все.
В.
Утром еле вытащила себя из постели и критически изучила в зеркале собственное лицо. Глаза в разводах вчерашней туши, волосы тусклые и бесцветные, как вода после стирки. На мне старая Роджерова футболка и панталоны, которые неплохо сидели два года назад. Сейчас эластичный пояс врезался в живот и оставил на нем уродливые красные отметины. Предплечья и бедра трясутся, как холодец, в подбородке можно запросто спрятать набитый косяк.
Я догадываюсь, что прибавила в весе по сравнению с прошлым летом, но не знаю точно сколько — ни за что не хочу взвешиваться. Чтобы убедиться в росте объема талии, достаточно просто взглянуть на этикетку от белья. Теперь оно на размер больше, и, кажется, это не предел. Почему я все время то худею, то толстею, никогда не оставаясь в одной и той же хорошей форме? Врач говорит, я, скорее всего, набрала вес из-за прозака, но вряд ли это могло случиться так быстро. Мне было ясно, что я жирею, хотя раньше это как-то не беспокоило: побочный эффект от лекарств, и все.
Но сегодня я хочу быть стройной и привлекательной, это обрюзгшее тело никуда не годится. Сегодня мы встречаемся с Эдди, и, хотя я вовсе не стремлюсь переспать с ним, мне просто необходимо выглядеть привлекательно. Эдди тут ни при чем, просто мое детство прошло в доме, где косметика была привычнее тапочек. Выйти из дому без макияжа было немыслимо. Помню первое, что я услышала от сестры через шесть часов после рождения Пита. Не успев толком опомниться от радости и лошадиной дозы лекарств, я увидела в дверях Терезу, она сказала:
— Ты что, губы накрасить не можешь? Страшная как смерть!
Мама согласно кивнула, порылась в сумочке и выудила оттуда блестящий тюбик.
— Будешь хорошо выглядеть, быстрее поправишься! — И бросила тюбик мне на колени…
Я открыла шкафчик в поисках средств, способных изменить меня к лучшему. Нашла Препарейшн-Аш (средство от геморроя, купленное после прочтения статьи о том, как оно исключительно освежает кожу лица). Говорите после этого, что между задницей и головой нет ничего общего! Ни разу не решилась испробовать это снадобье. Шесть карандашей для губ «Мейбеллин», прихваченных в супермаркете просто под настроение. Компрессы для кожи вокруг глаз — выглядят и пахнут, как огуречные ломтики. Двенадцать тонов крем-пудры, от светло-фарфорового до умеренно-бежевого, — ни один из них не соответствует цвету моей кожи, которая на сегодняшний день приобрела желтоватый оттенок мочевины. Флакончик с маслом для тела (купила вообще непонятно зачем, какое-то затмение нашло). Захлопнула шкафчик и полезла под душ.
Несмотря на жару, надела черную блузку с рукавами в три четверти (чтобы скрыть телеса выше локтей) и единственные приличные брюки, тоже черные, с молнией сбоку. Собрала волосы назад, наложила естественные румяна, накрасила губы. Пихнула в рот пару кусков рулета и запила диетической колой.
Отвезла в школу Пита и Геракла, кроя про себя на чем свет стоит стройненьких молодых мамаш с плоским животом и длинными ногами, потом покатила к центру. По пути туда я перебрала все возможные и невозможные причины внезапного желания Эдди встретиться со мной:
1. Он безумно влюблен, прямо жить без меня не может.
2. Хочет в очередной раз уложить меня в постель.
3. Ему нужны деньги.
4. Он собрался в Айдахо служить в армии и хочет попрощаться со мной.
5. Он решил лечиться у психотерапевта и хочет получить направление.
6. Он берет уроки живописи и решил попрактиковаться на мне в качестве обнаженной натуры.
7. Он гей.
8. Все вышеперечисленное.
9. Ничего из вышеперечисленного.
Некоторое время я пялилась на зеленую стальную дверь, и вдруг ужасно захотелось развернуться, со всех ног броситься к джипу. Вряд ли это был ангел-хранитель или таинственный внутренний голос, просто я поняла, что лучше свалить. И побыстрее.
Я уже разворачивалась, но дверь вдруг приоткрылась и Эдди втянул меня внутрь. Обнял. Я сжалась в его руках.
— Как я рад, что ты пришла, — прошептал он.
Потом закрыл дверь и запер ее, сначала на замок, потом на цепочку.
— Как я рад, что ты пришла, — повторял Эдди, глаза у него были мокрые, словно он плакал.
В тесной квартирке было душно и жарко, шторы в комнате плотно задернуты. Скупая обстановка. Пару вещей, видимо, привезли из офиса — желтую кушетку и кофейный столик, заваленный сейчас пакетиками от картошки-фри и конфетными обертками. В уголке прямо на полу стоял маленький телевизор. Шло «Колесо Фортуны». Звука не было.
Эдди жестом пригласил меня присесть на кушетку, но я не собиралась присаживаться. Вообще не собиралась делать ничего, что могло быть понято как желание задержаться дольше пяти минут.
— Ты знаешь, я терпеть не могу пить в одиночку, но в этом случае простительно. — Эдди зашлепал на кухню. — Поставлю, пожалуй, пиццу. С луком и паприкой, ладно?
