— В каком квартале месье желает поселиться? Сколько гостиных требуется месье? Сколько спален? И каков штат прислуги? Месье желает занять дом или квартиру?
— Послушайте, я ничего не смогу сказать, пока сам все не увижу. Покажите мне лучшее из того, что у вас есть.
Перри осмотрел не меньше десятка домов и квартир в фешенебельных кварталах Правого берега и отверг их все по той или иной причине. Он не брал с собой Маги, потому что хотел сделать ей сюрприз. Наконец на авеню Веласкеса ему показали просторную квартиру на третьем этаже, откуда открывался прелестный вид на благородный зеленый парк Монсо. И Перри сразу почувствовал себя в пустых комнатах как дома.
Маги он привез в квартиру вечером, уже в сумерках. Она буквально онемела, пока Перри с гордостью показывал ей одну комнату за другой.
— О мой бог! — наконец воскликнула она.
— Тебе не нравится? — встревожился Перри.
— Ты сосчитал комнаты? — В ее голосе послышались истерические нотки.
— Нет. Мне показалось, что их достаточно.
— В квартире одиннадцать комнат и не меньше двух десятков встроенных шкафов. Количество ванных комнат подсчету не поддается, и я не считала кухню, кладовые, прачечную и комнаты прислуги, которые, по твоим словам, находятся под крышей.
— Тебе кажется это слишком много? — Перри выглядел обескураженным и расстроенным.
— Мне хватило бы и двух комнат, если в одной из них есть ванная. Все остальное кажется мне лишним, — призналась Маги.
— Но, по-моему, ты сказала, что хочешь, чтобы тебя содержали как положено.
— О Перри, — Маги обняла его, — я помню свои слова, но это была всего лишь фантазия, а сейчас передо мной реальность. Мне отчаянно хочется вернуться обратно на Левый берег, найти крошечную комнатку в малюсеньком отеле, забраться с головой под одеяло и никогда больше не выходить!
Он крепко прижал ее к себе, обнял, погладил по спине, чтобы успокоить. Ко всему нужно привыкнуть. Перри вырос среди богатых нью-йоркских женщин, которые всегда знали, что рано или поздно им придется управлять большим домом. Их с детства приучали к этому. Но что знала обо всем этом Маги, его маленькая девочка, его первая и единственная любовь? И она стала ему еще дороже оттого, что испугалась при виде квартиры из одиннадцати комнат, хотя у нее хватило храбрости убежать из дома в семнадцать лет. Его Маги в душе все еще оставалась сорванцом, принимавшим риск как нечто естественное.
— Послушай, — прошептал Перри ей на ухо, словно уговаривал ребенка, — если хочешь, мы можем все время жить в отелях. Но почему бы нам не попробовать пожить здесь? Ведь тебе необязательно переезжать сюда завтра же, дорогая. Понадобится время, чтобы обставить комнаты. Когда работа будет закончена и квартира все еще будет казаться тебе слишком большой, я просто от нее избавлюсь. Ну, что скажешь? — Перри уговаривал ее и понимал, как ему хочется создать для Маги настоящий дом именно здесь, в прекрасном месте, где они смогут жить вдвоем. Здесь им никто не сможет помешать.
Маги прижималась лицом к его пиджаку, поэтому ее голос прозвучал приглушенно.
— А это долго? — с подозрением поинтересовалась она.
— Долго, очень долго, — заверил ее Перри.
Ему вдруг пришло в голову, что он не знает, как люди обычно обставляют квартиры. Его жена, его теща и его мать устроили такую суету перед свадьбой. Но Перри не обратил тогда на это никакого внимания. Мужчины его поколения получали уже со вкусом меблированные квартиры, разумеется, новые. А следили за порядком женщины. И все было хорошо.
В течение следующих шести месяцев Маги узнавала каждый день массу нового. Во-первых, она начала учить английский. Ей казалось несправедливым, что Перри приходилось говорить только на ее языке, когда они оставались вдвоем. А потом, куда бы они ни ходили, вокруг все говорили по-английски, и Маги злилась, что не понимает шуток.
Покупательная способность американского доллара была настолько высокой, что в Париже на пятнадцать долларов в месяц жили многие американцы, покинувшие родину. Они удивляли Маги своей беззаботностью, шумной веселостью, непочтительным отношением к Парижу как к огромному детскому манежу. Кто, кроме американцев, стал бы играть в ночном клубе в теннис при помощи бумажных ракеток и таких же мячиков? Кто, кроме американцев, мог присоединиться к джаз-оркестру и играть с таким воодушевлением? Люди, не говорившие по-английски в Париже 1926 года, пропускали самую веселую вечеринку в истории.
Каждое утро, сразу после завтрака, Маги начинала урок английского с уроженкой Бостона, женой американского писателя, которому никак не удавалось закончить роман. Первым английским словом, которое усвоила Маги, стало слово «простой». Так ее учительница объясняла состояние дел своего мужа. Позже, стоило ей только услышать его, Маги сразу вспоминала свою гостиную с пышными драпировками из бледно-голубого атласа.
Перри пригласил известного дизайнера Жана Мишеля Франка оформлять квартиру. Утром он отправлялся по своим делам, а Маги по своим.
— Ты даже не представляешь, Пола, — сердито говорила она, — как много дел у содержанки. Из номера нельзя выйти, если ты не надела костюм от Шанель. После обеда нельзя показаться на улице, если на тебе наряд не от Пату. Просто так коктейль выпить нельзя. Для этого следует соответствующим образом одеться. Что-нибудь эдакое от Молинё, с узенькими бретельками и вышивкой по подолу…
— Я полагаю, ты не жалуешься? — сурово поинтересовалась Пола. — За все надо платить.
— Мне кажется, содержанка один процент своей жизни проводит обнаженной в постели, а остальные девяносто девять переодевается, — задумчиво сказала Маги. — А шляпки, Пола, шляпки! К каждому наряду свой головной убор, а сколько разговоров о ширине полей или ленты! Кто бы мог подумать?
— Я могла бы предостеречь тебя, — со знанием дела заметила Пола, — но я побоялась. Ты бы бросила эту затею, если бы у тебя осталось время для раздумий.
— Теперь уже слишком поздно, — вздохнула Маги, к которой вернулось хорошее настроение.
— Беседовать с кандидатами в дворецкие? — недоверчиво переспросила Маги.
— Квартира будет готова в следующем месяце, — спокойно ответил Перри. — У нас должны быть слуги. А если есть слуги, то должен быть и дворецкий. Он поможет подобрать прислугу.
— Но я не представляю, о чем его спрашивать! — Маги даже вспыхнула от возмущения. — Я ничего не знаю о кормлении и воспитании сигар, о личной жизни ящиков с вином, о том, как объявлять, что обед подан, и о том, как правильно чистить серебро. И как неправильно его чистить, кстати, тоже. Если тебе необходим дворецкий, ты должен сам разговаривать с, ним. Я не уверена, что вообще перееду в эту квартиру.
— Ты ни разу не заехала посмотреть, как там идут дела. Разве тебе не интересно?
— Нет, — солгала Маги.
Она часто представляла себе, на что может быть способен месье Франк, но Маги не сомневалась, что стоит ей только высказать свое мнение, как это будет означать ее согласие жить в этой огромной, угнетающе большой квартире, которую приобрел Перри. С ее точки зрения, жизнь в отеле, даже таком престижном, как «Лотти», была наполнена очарованием суеты. В лифтах она часто встречала влюбленные парочки, определенно не супругов, в вестибюле слышался смех и играла музыка, с горничными всегда можно было поболтать минутку-другую, а с исполненными достоинства консьержами легко было обсудить шансы фаворита на скачках.
— Хорошо, я сам этим займусь, — смирился Перри.
— Послушай, я придумала. Позволь это сделать Поле. В этом она настоящий ас. Пола сразу понимает характер человека. Ее не проведешь. Во всяком случае, мне это ни разу не удалось. И не забывай, Пола замечательная сваха. Ее последний шидах ей, несомненно, удался.
— Шидах? — Перри оказалось незнакомо это слово.
— Знакомство. Ведь Пола познакомила тебя и меня. Но в нашем случае это слово не совсем подходит. В принципе, оно означает брак по договоренности родителей.
— Этому тебя научил твой раввин Тарадаш?
Перри нравилось, что Маги иногда употребляет еврейские выражения, неизвестные ему. От этого ее речь казалась ему горячей и пряной, как красная гвоздика в ее петлице.
— Не напоминай мне о моем бедном, ласковом ребе. Маги Люнель, живущая во грехе с католиком? Я даже представить себе не могу, что бы он на это сказал.
— Он бы вышел из себя?
— Вышел из себя, умер от горя, поседел от отчаяния, выбирай, что тебе больше по вкусу. Ребе бы не понял моего поступка, как и твой духовник. Хотя я отказываюсь чувствовать себя виноватой. Ты знаешь, в Талмуде написано: «Когда человек предстает перед своим Создателем, ему приходится отвечать за те удовольствия, которые он упустил случай испытать в жизни». С этими словами я совершенно согласна.
