— Что-то в этом роде. Как будто я же оказалась в моем будущем, как будто моя жизнь вот-вот должна измениться раз и навсегда, — она беспомощно пожала плечами.
— Твоя жизнь изменится. Ты выйдешь за меня замуж.
Маги недоверчиво всплеснула руками:
— Не говори этого! Ты же знаешь, что это невозможно. Как ты можешь говорить так даже в шутку? Я никогда об этом не думала!
— Ты не думала, и я знаю об этом, но об этом думал я. Мне кажется, что с того самого дня, когда я впервые увидел тебя, я только об этом и думаю. Жениться на тебе и жить с тобой до конца моих дней. Нет ничего более естественного, правильного или истинного. Мы принадлежим друг другу.
— Ты католик, и ты женат! — возмущенно возразила Маги. Она соглашалась на все, что обычно предлагал Перри, хотя общее будущее было для них невозможно. Все было против них. Он не мог жениться на ней, но Маги любила его, принимая ситуацию такой, какой она была.
— Мы с женой много лет не живем вместе, и ты знаешь об этом. У нас нет детей…
— Ну зачем ты заговорил об этом? — огорчилась Маги. — Ты же знаешь, что тебе не добиться развода.
— То же самое говорили Генриху VIII. — Перри лукаво усмехнулся.
Католики не могут разводиться, но это не значит, что они никогда не разводятся. Обычно в ход идут неограниченная власть, бесконечное терпение и деньги. Разумеется, никто из членов его семьи или его знакомых не сочтет разведенного добрым католиком. Он бы и сам присоединился к их мнению.
Но ради того, чтобы жениться на Маги, Перри Килкаллен готов был стать плохим католиком. Он с удивлением обнаружил, что его вера оказалась слабее его любви. Как только Перри дал волю своему воображению, он сразу счел свою жизнь бесплодной, свой брак бессмысленным продолжением того, что давно умерло, и законы церкви перестали его устраивать. Разве могут догмы, которые навязывают ему то, что глубоко противно его потребностям, быть правильными? Неужели он должен все оставшиеся годы подчинять свою личную жизнь только закоснелым «можно» и «нельзя», установленным некогда Римом? Каждый раз, когда он занимался любовью с Маги, с точки зрения церкви он совершал грех. Но ее груди, ее живот, ее бедра — все становилось для него благословением. Такое совершенство не может быть греховным.
— Ну что ты улыбаешься? Ты просто не понимаешь, что говоришь? — воскликнула шокированная Маги. — Ты сошел с ума.
— Разве ты не вышла бы за меня замуж, если бы это было возможно? — Перри ожидал ее радости, смущения, но никак не отказа следовать его счастливым планам.
— Я не хочу стать причиной твоего несчастья, — упрямо сказала Маги.
— Я не жил до того, как встретил тебя! — горячо возразил Перри. — Я умирал от жажды, и ты спасла меня. Без тебя я бы засох изнутри и стал пустым, как трухлявый пень.
— Но разве тебе не грозят неприятности? Серьезные неприятности? — стояла на своем Маги.
— Огромные, кошмарные неприятности, — на лице Перри снова засияла улыбка. Вот что ее огорчало, а он сразу не понял. — Все самое ужасное, что ты можешь себе представить. Но если ты согласишься выйти за меня замуж, если скажешь, что любишь меня, я готов на все.
— Ты же знаешь, что я выйду за тебя, — медленно ответила Маги. Его желание растопило ее страхи.
— Даже теперь, когда ты перестала быть по-настоящему юной? Ты не передумаешь? Ведь на это могут уйти годы.
— Возможно, я стала зрелой женщиной, но я еще не настолько стара, чтобы не попытать счастья.
— Значит, мы договорились? — Перри подался к ней.
— Хорошо. А теперь, пока я еще молода, давай потанцуем.
Через десять дней после двадцатилетия Маги Перри Килкаллен и его жена встретились в библиотеке их квартиры на Парк-авеню. За два часа Мэри Джейн ни разу не повысила голос и не позволила ни одному опрометчивому слову сорваться с ее губ. Она спокойно, не прерывая, выслушала все, что хотел сказать ей Перри. Перри выкладывал свои аргументы, излагал причины своего поступка и говорил о той боли, которую причиняет ему необходимость расторжения брака, и ему казалось, что жена впитывает каждое его слово. Возможно, ей самой хочется изменить свою жизнь. Он так давно не был дома, что вполне вероятно, Мэри Джейн нашла себе мужчину, который любит ее, потому что каждую женщину должны любить. Наконец Перри охрип и замолчал. Теперь жена знала все.
В библиотеке воцарилась тишина и длилась так долго, что Перри снова открыл рот, собираясь заговорить, но тут Мэри Джейн сказала очень тихо, едва слышно:
— Развод? Но я не могу так поступить с тобой, Перри.
— Но ты и не будешь ничего делать. Вся вина лежит на мне одном.
— Я не должна бросать тебя, Перри. Как ты мог думать, что я буду так жестока к тебе? — На лице жены появилось выражение сострадания.
— Мэри Джейн, перестань передергивать. Не ты меня бросила, это я оставил тебя.
— Ты не совершил ничего такого, что нельзя было бы исправить, Перри. — Она говорила так тепло, словно утешала испуганного ребенка. — Ты всего лишь совершил ошибку, хотя, возможно, люди скажут, что ты сбился с пути истинного. Это серьезно, но в этом нет ничего непоправимого. К счастью, церковь прощает своих заблудших овец и примет тебя обратно в свое лоно, когда все будет кончено.
— Мне казалось, ты слушала меня!
— Я слушала. Я слышала каждое слово. Но Перри, бедный мой Перри, ты словно забыл, что твоя душа бессмертна.
— Мэри Джейн, я взрослый человек. Мне сорок два года. Позволь мне самому заботиться о моей душе.
— Ты просишь о невозможном, Перри. Разве могу я взять на себя такой грех? Если бы я согласилась дать тебе развод, ты получил бы его и женился на этой девушке, пока я жива. Тогда тебя отлучили бы от церкви. И это будет не только на твоей совести, но и на моей.
— Я согласен на это, Мэри Джейн.
— Я не намерена обрекать тебя на посмертные страдания. И у тебя нет никакого права просить меня об этом.
Перри мрачно посмотрел на жену. Может быть, она лишь играет в свою игру, прикрываясь благочестием? Но на лице Мэри Джейн он увидел только фанатичную убежденность в своей правоте. Перри понял, что надежды у него нет. Ее вера отрицала само существование его страсти. Маги и его любовь к ней оставались нереальными для Мэри Джейн. Они были пустой абстракцией, грехом, который он мог бы искупить, сходив на исповедь, принеся покаяние и вернувшись к ней. Перри понял, что проиграл.
Он вышел из библиотеки. Его жена посмотрела на часы и нахмурилась. Она пропустила заседание комитета Гильдии младенца Иисуса, на котором должна была председательствовать. Но она просто обязана была заставить Перри понять, что не существует таких обстоятельств, при которых она могла бы обречь его душу на вечные муки ада.
Мэри Джейн подняла трубку телефона, собираясь позвонить и извиниться за свое отсутствие на заседании. И ей вдруг стало жаль Перри. Боже, он надеется, что может быть счастлив вне церкви. Бедный грешник, он зашел так далеко, что возомнил себя способным убедить ее, Мэри Джейн Макдоннелл, стать первой женщиной в истории их клана, с которой развелся муж. И это показывает, насколько глубоко он погряз в своем грехе.
Перри провел в Нью-Йорке несколько недель, пытаясь уговорить членов своей семьи, имеющих влияние на его жену, помочь ему. Но все его попытки провалились. Ряды Макдоннеллов и Килкалленов сомкнулись, потому что речь шла о разводе. Когда он попытался заговорить о Маги, лишь одна из сестер согласилась его выслушать, и то только потому, что была неукротимой сплетницей. Он, собственно, ничего ей и не сказал, представив себе, как это будет выглядеть в ее изложении: «Двадцатилетняя натурщица, моя дорогая. Вы же понимаете, что это значит».
Разве мог Перри донести до них чистоту души Маги? Некоторые из родственников-мужчин не слишком осуждали его прежде, когда он всего лишь изменял жене с молоденькой француженкой. Такое случалось и с ними. С большинством из них, если быть честными. Но развод?! Это невозможно.
Перри смог вырваться в Париж только через два месяца. Он все время писал Маги.
Она уверяла Перри, что у нее отличное настроение; она часто встречается с Полой; она заказала себе соболиную шубку, как он настаивал; она снова занимается английским и уже достаточно бегло говорит. Да, она ужасно по нему скучает и надеется на его скорое возвращение.
Перечитывая письма Маги в зале Йельского клуба, Перри Килкаллен благодарил бога за то, что он богат. Причем настолько богат, что ему нечего беспокоиться об одобрении окружающих. Его родственники могут закрыть перед ним двери своих домов, но они не могут помешать ему создать собственный мир с Маги, где исполняются все желания, невозможен лишь законный брак. Они будут жить вместе, а французы понимают такие отношения. Еще перед отъездом он обратился к своему парижскому адвокату мэтру Жаку Юло с просьбой обеспечить Маги безбедную жизнь. Юло платил слугам, проверял и оплачивал все счета, занимался личными счетами Маги. Один из его клерков каждую неделю выдавал Маги некоторую сумму наличными, поскольку в то время ни одна французская женщина не могла открыть счет в банке на свое имя. Но в своих ежедневных посланиях возлюбленной он ни словом не обмолвился о результатах своей встречи с женой. А Маги в ответных письмах его об этом не спрашивала. Маги никогда не почувствует, что он ей не муж, разведен он или нет. Разумеется, она будет горько разочарована, когда он ей все расскажет, но, как истинная француженка, она все поймет.
