С того мгновения, как Йохим увидел побелевшее лицо вверенного ему Остином Натана, эйфорическая активность не покидала его, подстегивавшей к действиям. Йохим буквально клокотал энергией, переодеваясь и моя руки, а повязанная ему сестрой марлевая маска, подействовала как взмах дирижерской
палочки: к операционному столу ассистент вышел с гордо развернутыми плечами, как Марио Ланца, готовый к своей коронной арии. Не отдавая себе отчета, он скоро завладел ситуацией, взяв на себя ведение операции. Арман Леже, уже не одно десятилетие практиковавший, впервые столкнулся с такой уверенной силой и безошибочной интуицией молодого хирурга, что счел возможным доверить ему ведение операции.
Натану, в сущности, очень повезло, пуля в левой стороне груди прошла в миллиметре от важнейшей артерии, повредив крупные сосуды и продырявив легочные ткани. Он остался жив, а следующим вечером, отойдя от наркоза, открыл глаза. У постели стоял Браун и незнакомый молодой врач. "Все в порядке, дружище, мы еще повоюем", - пожал его руку Остин.
Однако, прошла неделя, прежде чем положение больного можно было признать стабильным. И все это время его няней и сиделкой был Йохим. Он позвонил Ванде, коротко объяснив ситуацию и пообещал приехать через неделю. А как-то вечером, вконец измотанный и счастливый от сознания собственной победы, Йохим увидел Нелли, поджидавшую его у дверей санатория. Девушка осталась "погостить" в двухместном люксе Динстлера, предоставленном ему в санаторной гостинице.
Через неделю Йохим в Грац не попал, не попал и через месяц, расторгнув по существу, обязательства перед Вандой и Вернером. Он ничего не планировал, просто жил сегодняшним днем, той задачей, которая казалась ему чрезвычайно важной. Дело касалось Остина Брауна и судьбы Натана в первую очередь, а эти люди заняли в жизни Йохима главное место.
Еще в ту ночь, после операции, Малло рассказал Динстлеру историю, окончившуюся столь трагически. Миссия Натана в Праге провалилась, его сообщники были захвачены службами безопасности ЧССР с обвинением в государственной измене. Сам же "пресс-аташе" полностью засвеченный, чудом прорвался через Австрию и Италию во Францию, где по условленному "аварийному" варианту троих агентов должен был ожидать Малло.
Мулат уже несколько часов сидел в своем мощном "джипе" на тихой проселочной дороге у франко-итальянской границы. Время встречи давно прошло и Малло терзали сомнения. Летний полдень тянул жаром, работавшие на придорожном поле крестьяне прилегли в тени орешника. Машины проезжали здесь редко, хорошо был виден условленный для места встречи бело-голубой указатель у развилки с названием близлежащей деревни. Малло, очередной раз насторожился, услышав звук идущего автомобиля. Машина с чешским номерным знаком затормозила, из нее торопливо вышел мужчина, в котором Малло сразу узнал Натана. Он был один. И в тот момент, когда Малло распахивал дверцу "джипа", рядом что-то хлопнуло, еще и еще раз. Как в съемке рапидом он увидел оседающего на асфальт Натана с расплывающимся алым пятном на груди. Хрустя ветками, скрывались в кустах "крестьяне".
Дальнейшее было похоже на те фантастические истории, в которых так блестяще проявляет себя легендарный агент 007. Только Малло пришлось совсем не просто - надо было не только спасать Натана, но и замести все следы происшедшего - международный скандал, наверняка, был бы направлен не в их пользу. Машина Натана уже горела, когда мощный "джип" с забинтованным наскоро раненным на заднем сидении и голосом Азнавура, вырывающимся из репродуктора, несся к французской Ривьере. Малло иногда останавливался, опасаясь за жизнь раненного, но Натан ободряюще подмигивал. И только уже на подступах к Армантелю впал в беспамятство.
Хорошо оплаченная "слепота" летчика береговой службы, взявшегося доставить груз, помогла переправить раненного на остров Брауна, и теперь, в санатории Леже Натан, погибший для всех окружающих, должен был начать новую жизнь под другим именем и с иной внешностью.
Программа лицевой пластики, составленная Леже предполагала серию операций на протяжении двух-трех месяцев. Ставшему соучастником этой тайной акции Динстлеру было предложено остаться в клинике по меньшей мере до Рождества. Йохим, не без колебаний, согласился. Хотя видимость выбора была довольно иллюзорной. В глубине души он знал, что не вернется в Грац, то ли из тщетно подавляемого страха сотрудничества с Вернером, то ли из-за нежелания возобновлять свои отношения с Вандой, то ли просто потому, что зыбкое, но очень уютное новое существование ему нравилось.
В маленькой квартире трехэтажного коттеджа на территории санатория Йохима ждала Нелли. В тонкой просторной блузе, надетой на голое тело, она валялась на тахте, обложившись книгами из городской библиотеки и что-то писала, подперев подбородок рукой с негаснущей сигаретой.
Обоим казалось, что живут они так уже очень давно, и независимую Нелли уже несколько тяготила семейная идиллия в глухом горном уголке. Но прощаясь с Йохимом в конце августа, она вдруг разрыдалась, размазывая слезы и хлюпая носом.
- Вот ведь знаю, что делаю что-то не так! Всегда знаю. И все равно делаю. И от этого всегда буду несчастна... - корила она себя, вернувшись уже с порога и плюхнувшись на "свою" тахту. - Скажи мне честно, я, наверное, не должна уезжать?" - Подняла она трагически очерненные потекшей тушью глаза. Йохим бросился утешать и отъезд был отложен.
Было очевидно, что кроме Йохима свободолюбивую Нелли никто большем не интересовал. Она с нетерпением ждала его вечером, освоив совершенно новое для себя искусство кулинарии и наблюдая, как утомленный "доктор" поглощает пищу, с любопытством выпытывала у него новости санаторной жизни.
- Ну что твой Крошка? Превратил очередную лягушку в царевну? Или может быть заменил какому-нибудь Ротшильду кусок дерьма настоящим сердцем?
10
Крошкой Нелли называла Леже, имевшего столь небольшой рост, что оперировать ему было удобней, стоя на специальном помосте. Однако короткие ручки профессора творили чудеса, а его энергия ставила в тупик даже молодых: он буквально изматывал весь персонал своей требовательностью и бескомпромиссностью. По степени разговорчивости профессора можно было безошибочно судить о состоянии текущих дел. Каждая его удача сопровождалась приступами красноречия, в обычной ситуации ему не угрожавшими.
- Для того, что я здесь делаю, коллега, надо обладать сверх расчетливостью и маниакальным упорством параноика, - наставлял Йохима профессор, весьма довольной результатами очередной "починки". Какими бы способностями вас не наградила матушка-природа необходим постоянный, напряженный тренинг, беспощадный самоанализ и мозги, работающие с безошибочностью счетной машины. И самое главное, знаете, что? - Терпение и нюх, терпение и нюх - как у охотничьей собаки!
Они обходили палаты, где в комфортабельных условиях хорошего пансионата пребывали те, кто готовился к операции, а также издерганные ожиданием результата страдальцы, находящиеся в процессе работы. Среди претендентов на улучшение внешности были разные люди. Йохим заметил молодого мужчину с варварски изуродованной огромным шрамом щекой и почти отсутствующим носом. Известный автогонщик полгода назад вылетел со своей машиной за оградительный барьер и, проделав в воздухе несколько
фантастических сальто, приземлился прямо на полицейский фургон. Несмотря на увечья, парень смотрел открыто и весело, по-видимому, не слишком угнетенный производимым на окружающих впечатлением.
- Ну вот, Серж, - обратился к больному Леже, - мы окончательно разделались с вашими болячками и можем теперь заняться красотой. Начнем послезавтра.
- Профессор, а на какое число назначить прием фоторепортеров? Только упаси вас Бог, сделать меня похожим на Бельмондо! - отшутился тот.
У дверей другой палаты они столкнулись с медсестрой, сделавшей многозначительную гримасу:
- Мадам Элизабет потребовала успокоительного и адвоката - она хочет оставить завещание.
Понимающе кивнув, профессор вошел в комнату. На диване, скорчившись в дрожащий комок, сидела женщина лет пятидесяти. На ее довольно красивом испуганном лице не было никаких следов травмы. Йохим удивленно посмотрел на Леже.
- Мадам Элизабет нуждается, по ее мнению, в легкой коррекции возрастных изменений. С ее морщинками мы справимся совсем просто, а этот подбородок помолодеет на двадцать лет. Впрочем, дорогая Элизабет, возможно, ваши планы изменились?
Мадам затравленно посмотрела на вошедших, будто явившихся для того, чтобы проводить ее на эшафот и вдруг звонким голосом выкрикнула:
- Все решено, я готова! Я должна сделать это, хотя мое сердце, подсказывает мне, что я, что я... - женщина разрыдалась и на помощь Леже подоспела медсестра с уколом успокоительного.
- Вы убедились, коллега, что мои пациенты очень не простой народ? подвел итоги Леже уже в коридоре. - Зачастую, если речь идет о незначительной корректировке внешности, мы сталкиваемся с людьми психически неуравновешенными, с гипертрофированным ощущением собственных недостатков, отягощенных комплексами и фобиями. Эти люди, раздираемые противоречиями, с навязчивым упорством стремятся к операции и в то же время - одержимы необъяснимым страхом перед ней. Кое-кто из наших пациентов убегал в день операции и прятался в саду или на чердаке. А один большой, с незначительными рубцовыми изменениями на лице даже пытался из страха кончить жизнь самоубийством прямо перед операцией. А ведь, знаете, зачастую, это очень влиятельные люди... Так что, юноша, приходится держать ухо востро. Ах, доктор Динстлер, если бы я мог рассказать вам из каких переделок приходилось мне выбираться!.. Зато и победы немалые - ведь кое-кто из мелькающих сейчас на журнальных обложках мордашек побывал в моих руках! Но это - профессиональная тайна.
