Темная, казавшаяся маслянистой с проблесками света вода осторожно подступала к нам, песок у меня под ногами сделался влажным.
— Мне нравилось, как его зовут. МакДара, — сказала она, всматриваясь в реку. — Мне нравится, как зовут некоторых людей… Лелия. Это так красиво. У побережья Коннемары[59]есть остров, на котором празднуют день святого МакДары. Он об этом даже не знал… В Ирландии праздники проводят под открытым небом.
Я представил себе, как она шепотом рассказывала ему разные истории, когда он лежал в ее объятиях. Остатки злости вскипели во мне.
— Рыбаки, проплывая мимо этого острова, погружают паруса в воду. Мне нравится представлять это себе.
— Не сомневаюсь, что они это делают. Ну и как он? Когда ты с ним сблизилась? — не отступал я.
— Этого… так и не произошло, — ответила она. На пляж выбежала собака и торопливо просеменила мимо нас. Откуда-то далеко сверху раздался крик ее хозяина.
— Ты с ним так ни разу и не переспала? — резко спросил я.
Она не ответила, только слегка качнула головой.
Охватившее меня чувство безмерной радости было таким, что я рассмеялся во весь голос. Ощущение триумфа оттеснило посткоитальное чувство вины на второй план. Я представил себе лицо МакДары и снова рассмеялся.
— А что еще мне оставалось делать, когда я приехала сюда? — спросила она.
— Что ты имеешь в виду?
— Не понимаешь? — она повернулась ко мне, лицо напряжено, внезапная вспышка гнева заострила ее черты, отчего она стала еще красивее.
— А что?
— Понятия «Чарли» и «дом» несовместимы, — резко сказала она. — Ты этого не понимаешь. Тебе этого никогда не понять. Ты, со своими корнийскими родственничками, со своей зарплатой, живешь в своем богемном мире. Любишь мамочку, — она бросила быстрый взгляд наверх, на набережную.
Я удивленно смотрел на нее, не зная, что ответить.
— Уедем вместе, — неожиданно успокоилась она.
— Сильвия, — смутился я. — Господи.
— По-моему, после всего, что было, у нас нет другого выхода.
— Но ты же знаешь… ты же знаешь, что из этого ничего не выйдет.
— Когда-то, — сказала она и, подумав, продолжила: — Я действительно любила… Я была готова на все, чтобы быть с вами двумя, с вами тремя. Жить с вами.
— Не надо, — от жалости у меня сдавило горло. В лицо дохнул холодный и вонючий соленый ветер. — С кем с тремя?
— Так ты не поедешь со мной? — спросила она. Голос ее был тихим и спокойным, хотя тело дрожало.
— Это не… из этого ничего не выйдет, — упавшим голосом ответил я.
— Тогда мне нужно прощаться, — сказала она мне в самое ухо и обхватила голову руками. — Но я не могу.
Она прижалась лбом к моему плечу, стала гладить, и теперь уже было ясно слышно, что она плачет. Пытаясь дышать ровно, она заговорила, но голос у нее дрожал:
— Я так надеялась, что после того, как я столько лет искала, наконец все могло бы…
— Слушай, — хрипло сказал я. — У нас ничего не выйдет, Сильвия. Я же такой… Извини. Зачем тебе такой придурок, как я? Ну зачем я тебе сдался? Я же не смогу… Не получится у нас ничего.
— Да. Я знаю.
— И я люблю Лелию, — добавил я.
— Я тоже, — сказала она.
— Чего? — не понял я и смущенно засмеялся.
Она не ответила.
— Что ты сказала? — нахмурился я.
— Я люблю Лелию Гуха. И она любит меня.
— Как это понимать? — переспросил я. В голове замелькали разные варианты, один безумнее другого.
— В прямом смысле.
— У тебя… э-э-э… ты поэтому о ней пишешь? У тебя к ней… какие-то чувства?
— Не чувства. Она — моя любовница.
— Что? — рассмеялся я от неожиданности.
— Она была моей любовницей, — сказала Сильвия, поднимаясь и разглаживая грязные складки юбки. — До сегодняшнего дня. Вот и все. Мы любовники. Были любовниками, — сказала она, и легкая торжествующая или просто взволнованная улыбка оживила ее лицо.
— Какого… черт…
Я в изумлении рассматривал ее фигуру. Она смотрела на меня. В темноте она была похожа на злого, но красивого ребенка. Голые, уверенно расставленные ноги казались очень тонкими. Эти глаза видели Лелию обнаженной, эти восхитительные губы прикасались ко рту Лелии в порыве некой лесбийской страсти. Она подарила ей призрачную иллюзию душевного родства. Это казалось жутким и выходившим за рамки разумения. Несмотря на потрясение, я почувствовал отголоски какого-то извращенного возбуждения. Пока я изумленно смотрел на нее и передо мной открывались все новые и новые уровни сознания, мне показалось, что земля покачнулась, потом покачнулась еще раз, а я все так же тупо смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. Каким же я был дураком! Более тупых людей среди тех, кого я знал, мне не встречалось. Существуют такие факты, аспекты жизни, страшные правды, которые другие люди вполне могли осмыслить, но мой мозг просто отказывался понимать. Я был как ребенок, пускающий слюни идиот. Меня нужно заспиртовать в банке и отдать на изучение ученым. Я никому не мог верить. Мой мир вывернулся наизнанку, обнажив утробу и внутренние зубы. Это было все равно, что услышать от матери признание в том, что она — мужчина, или Рен вдруг сознался бы в том, что он когда-то был маньяком-потрошителем.
— Когда? — выдавил из себя я.
— Давно, — сказала она.
— Нет, — простонал я.
— Я должна была, — сказала она, — должна была быть с ней. Она была моей. Я ведь… я ведь люблю, любила ее. — По ее лицу пробежала тень. — Я всегда любила ее.
— Как и многих других, — язвительно вставил я.
— По-настоящему только ее, — заверила она.
Еще более глубинные уровни понимания медленно раскрывались передо мной, как будто в электронные мозги робота вводили новые данные.
— Я хотела ее, она хотела меня, — сказала она, и выражение ее лица тут же снова сделалось агрессивным и торжествующим.
— Так, выходит, я даже не… Оказывается, дело вовсе не во мне, — сказал я, еле сдерживая истеричный смех. — Значит, я нахожусь в самом низу в твоей системе ценностей. После всего, что было. После того как мы… — Мне вдруг открылась вся пошлость ситуации. Захотелось во весь голос рассмеяться. Во всем этом был какой-то мазохистский момент, который меня почти возбуждал, когда я представил себе этих двух женщин вместе, мне захотелось взять в руки свой член, хотя я готов был рычать от злости.
— То есть этот человек… — сказал я. — Это ты? — Я с трудом подобрал слова, чтобы выразить свое недоумение.
— Была только я, — спокойно и уверенно сказала она. — Я и она. Это все, чего мы хотели. Нам не нужен был… ты. Или кто-нибудь другой. Мы жили вместе, — тут она вздрогнула. — И за будущим ребенком мы ухаживали вместе.
По небу над Темзой прошло какое-то едва уловимое движение, навевающее мысли о приближении рассвета. Она бросила взгляд в сторону набережной.
— О нас она знала?
— Нет.
— И мужчины не было? — Мои разлетевшиеся в разные стороны мысли снова собрались, и на смену смятению пришло невыразимое облегчение. Я попытался осознать тот факт, что моя жена бросила меня ради моей же любовницы. В конце концов, она не связалась с каким-нибудь богатеньким подонком, любителем поживиться чужим добром. Сердце пронзило ощущение полного счастья в самой его чистой форме. — Лелия, — произнес я.
Лицо Сильвии исказилось болью. Она посмотрела на бетонные ступеньки, когда снова повернулась ко мне, была уже спокойнее.
— Я и тебя любила.
— Если честно, мою задницу.
— Правда любила, — повторила она.
— Господи, Сильвия. Столько месяцев…
— Я ухожу, — сказала она.
— Где она?
— Наверху, — сказала она и стала взбираться по высоким бетонным ступеням. Глядя на ее испачканную песком юбку, я двинулся следом за ней. Мои грязные кровоточащие ступни опускались на мокрые следы, оставленные ею. Так же когда-то давно, когда она была совсем другим человеком, я поднимался следом за ней на верхний этаж дома МакДары. Она указала на многоквартирную высотку, возвышавшуюся за кварталом домов, окружавших Тейт.
— Квартира 221.
— Спасибо, — сказал я.
— Я пойду.
— Да.
— Я правда ухожу, — она снова напряженно нахмурилась. — Теперь оставь меня.
Я кивнул. Немного помолчав, произнес:
— Хорошо.
— Заботься о ней, — напутствовала меня она. Последний отголосок запаха ее волос смешался с затхлым дыханием реки. — И о ребенке, так, как это делала бы я. Заботься о нем как положено.
Вдруг ее глаза наполнились слезами и тревогой.
— Да, — пообещал я. — Конечно.
Она заколебалась. Уткнулась взглядом под ноги.
— Я… Я сама выстроила свою жизнь, — посмотрела на меня. — Ты согласен?
Борясь с желанием, не теряя ни секунды, броситься к высокому дому, я ответил не сразу.
