— Вот и уходи. Прими снотворное, выспись, а обо мне не вспоминай. И не надо ничего делать, ты не нужна мне, и твоя глупая помощь — тоже.
— Да? — Она не заплакала, а недобро сощурилась. — И не стыдно? Творческим человеком себя считаешь, а повторяешь банальности из любовных романов. «Утешься, я не люблю тебя!» — так, да? Перестань, Андрей, ты же не Фанфан-Тюльпан.
Он поднял голову, посмотрел на нее, тоскливо усмехнулся:
— Другое ничего в голову не приходит, Лера… Пожалуйста, прошу тебя — уходи. Ты же умница, сама все понимаешь. Взяли на месте преступления, отпечатки, парафиновый тест — все улики против. Чему быть, того не миновать.
Ей показалось, что он понял, как глупо себя ведет, как неуместно его упрямство, похожее на слабость. Еще чуть-чуть, и он снова станет прежним, уверенным в себе, остроумным Андреем Истоминым.
— Андрюша… — Она снова потянулась к нему. — Любимый мой, ну пожалуйста…
И поняла, что ошиблась.
— Что — пожалуйста?! — закричал он. — Зачем ты пришла сюда?! Не видишь разве — мне больно, я никого не хочу видеть, а особенно тебя! Не хватало еще, чтобы ко всем моим преступлениям добавилось еще одно, чтобы я стал виновником краха твоей карьеры!
Нет, нет, нет! С меня хватит! Четыре убийства — вот как достаточно! — Он чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Убирайся немедленно, слышишь? Эй, начальник! Начальник!
В коридоре послышались быстрые шаги, и в камеру вошел… Чупров. Лера, обиженно поджав губы, встала с нар. Андрею, похоже, было все равно, кто там, за дверью — тюремный надзиратель или начальник милиции.
— Валерия Петровна пытается убедить меня сознаться во всем и раскаяться, — со злой усмешкой казал Андрей. — Скажите ей, что она не священник, и вообще я не желаю больше видеть эту женщину!
— Дурак! — гневно сказала Лера, брезгливо отряхивая пальто. — Таких идиотов еще поискать надо.
— И не старайтесь, Валерия Петровна, не найдете.
— А я вам что говорил? — покачал головой Чупров, упрекая женщину в излишней мягкости. — Не стоило подвергать себя опасности, он способен на все.
— Ни на что он не способен! — резко сказала Лера. — А вы обещали ждать меня в машине, Дмитрий Семенович. Что, любопытство разыгралось?
— Если бы, — свирепо глядя на Андрея, прорычал Чупров. — Над нашим городом какой-то рок витает, черт побери! Только что получил важное сообщение.
— Что еще у нас произошло?
— Примерно полчаса назад в доме бизнесмена Егора Санько произошел взрыв. Предположительно вместе с хозяином погиб и его кореш Гарибян. У дома — два трупа, видимо, охранники. С ножевыми ранениями.
— Егор Петрович… Ашот Коммунарович?.. — прошептала Лера, с изумлением глядя на подполковника.
— Вот спасибо, начальник, что вовремя арестовали меня, — усмехнулся Андрей.
— Я все делаю вовремя. А за что спасибо, если не секрет?
— Полчаса назад я сидел в этой камере, значит, хоть кого-то из убитых в Прикубанске не повесят на меня. Это, видите ли, внушает некоторый оптимизм. Не такой уж я страшный злодей: всего четырех отправил на тот свет.
— Ты свой черный юмор прибереги на будущее, — мрачно посоветовал Чупров. — Еще не доказано, что это не ты подложил бомбу с часовым механизмом до своего ареста.
— А-а, — понимающе кивнул Андрей. — Виноват, начальник, про бомбу я как-то не подумал.
Отзвучал перестук тонких каблучков за дверью, гулкое эхо ударилось о холодное безразличие казенных стен и смолкло. Но сердце, тревожно бьющееся в груди, поймало эхо, запомнило его. На всю жизнь…
Много ли ее осталось? И жизнь ли это?
Все равно, что бы там ни было: тук-тук-тук — стучат каблучки по серому бетону, дальше и дальше, и дальше уносят его стройную, зеленоглазую красавицу. Его любимую. И все ближе, роднее становится она — женщина из его сладостных снов.
Это был сон. Только бы она думала так же, не пыталась бы что-то изменить… Они оба видели один и тот же прекрасный сон. Пробуждение было страшным. Не надо, чтобы и она страдала! Пусть руководит, организует, у нее это отлично получается, пусть побеждает на выборах и уезжает в Москву. Пусть иногда вспоминает… прекрасный сон.
Он все для этого сделал. Единственное, что мог сделать для нее. Прощай, Лера, прощай, любимая.
Но как же больно слушать нескончаемый перестук ее каблучков! Словно гвозди забивают в его болящее сердце: тук-тук-тук. Не уходи, любимая, я так мало смотрел на тебя, так мало слышал твой голос! Не уходи…
С того мгновения, как захлопнулась тяжелая дверь, Андрей не пошевелился, так и сидел на грязном одеяле, опустив голову. Слезы катились по впалым щекам, по небритому подбородку, падали на грязную рубашку.
Вот и все, что осталось у него: память и слезы.
Муторно было на душе подполковника Чупрова. С утра позвонил Лобанкин, тоже интересовался делом Истомина. Чем он приворожил городское начальство? С дочкой Лобанкина шуры-муры крутил? А почему Агеева так переживает? Хочет побольше очков набрать перед выборами? Она и так первая по всем опросам и прогнозам. Ну, Агеева — это ладно, на нее можно внимания не обращать, скоро выберут, уедет в Москву. А вот Лобанкин — дело серьезное. Юрий Иванович теперь главный, чуть ли не единственный кандидат в мэры. Против него идти — все равно, что плевать против ветра.
Но не отпускать же этого Истомина, черт бы его побрал! Тогда получается, начальник милиции ни хрена не смыслит в сыскном деле. Да и против Вашурина ничего нет, одна надежда — Истомин расколется, подтвердит, что задание получил от Вашурина. А он, подлец, во всем признается, только твердит, что с Вашуриным никогда не встречался, не разговаривал, даже не знает, как тот выглядит. Купил пистолет и сам всех перестрелял. Зачем? Не знает, затмение нашло, очень обиделся на Стригунова.
Идиот!
И Лебеды нет, как сквозь землю провалился, гаденыш! Все выезды из города перекрыты, вокзал, автостанция под контролем, ориентировки разосланы по всей округе до самого Ростова. И нет. Исчез!
Барон очухался, молчит. Только пробурчал, что никакого Истомина не знает, в глаза не видел. Кто стрелял в него и бабу, не помнит. И все! Ни слова больше не сказал. Бугаев еле дышит, вряд ли придет в сознание. Хоть и дежурит там оперативник, надежды мало. Еще две зацепки было, Анжела назвала Сурка и Сивуху, подручных Лебеды, они участвовали в спектакле, который гаденыш устроил на квартире девчонки. И тоже — никакой надежды. Сурка ночью обнаружили в собственной квартире с тремя ножевыми ранами в области сердца, похоже, умер сразу. А Сивуха исчез вместе с Лебедой.
Как же подцепить на крючок сволочугу Вашурина? Да отправить в места не столь отдаленные? Ох как хорошо было бы! Катя свободна, можно встречаться с ней хоть каждый день, можно вместе куда-нибудь к морю махнуть и вообще жить вместе.
Не видать, не слыхать ее, в чем дело — неясно. Сумасшедший дом, а не город!
Еще убийство Платона и Фантомаса висит на плечах подполковника, и не скажешь ведь: получили свое, бандюги! Нет, они же известные в городе предприниматели, уважаемые люди. Общественность потребует найти и наказать преступников!
Она и так уже ропщет, общественность эта чертова, столько громких убийств — и ни одного пойманного преступника. Вчера вечером в городской телевизионной программе народ на улицах спрашивали — почти все признают работу милиции из рук вон плохой и советуют Агеевой поскорее избавиться от… Как его только не называли!
И в такой ситуации — отпустить Истомина?!
А с другой стороны — Лобанкин сказал, что берет под личный контроль ход расследования. Выходит, не доверяет… Оно и понятно, если допустить, что дочка с Истоминым встречалась.
Заколдованный круг!
Чупров выглянул в окно, усмехнулся. Ночью выпал снег, город посветлел, стал чище, красивее. Природа и та понимает, как тревожно и сумрачно в душах людей, старается хоть немного улучшить их настроение! А сами люди?..
В дверь позвонили. Чупров посмотрел на часы — ровно десять. Водитель его служебной машины, как всегда, точен. Сегодня мог бы и опоздать, начальник даже не упрекнул бы за это, не хотелось ехать на службу.
Вовремя приехал… Откуда водителю знать, когда начальник рвется в свое кресло, а когда смотреть на него не может?
Лишь устроившись на переднем сиденье, Чупров понял, куда он сейчас отправится. К Вашурину. Все нити ведут к этому прохвосту, хорошо бы понять, что он сейчас чувствует, на что надеется. Может, дрогнет, когда узнает, что Истомин арестован? Засуетится, почувствовав, что хвост прищемили?
И с Катей можно будет увидеться хотя бы мельком, а если выпадет случай, попросить, чтобы позвонила.
Вашурин не сразу открыл, долго разглядывал Чупрова в дверной «глазок», потом хриплым голосом спросил:
— Чего тебе надо, Дима? Я еще сплю, можно сказать.
