...О тихая моя свобода, о вещая моя печаль,
И неживого небосвода всегда смеющийся хрусталь...
Билось в висках Жостова невысказанное слово, обращенное к бледному от огней небу над Красной площадью.
В дверь позвонили бодро, требовательно. Вошли двое, в служебной принадлежности которых Николай Игнатьевич не мог сомневаться. Его не ввели в заблуждение легкие плащи и фетровые шляпы.
- Ко мне?
- К вам, Николай Игнатьевич, - засмущался высокий, молодой, породистый.
- Проходите в кабинет. Чем обязан?
- Не стоит топтать... Здесь у вас убрано. Собственно, лучше уж вы, поскольку одеты, прямо с нами выходите, - с улыбкой посоветовал второй курносый, низкорослый, простоватый.
- Выходить? Куда ж прикажете?
- Машина во дворе.
- Ага... - сообразил Жостов. И хмыкнул зло: - Неудачный момент для служебных ошибок. Вы в курсе, что завтра праздник и я должен быть на трибуне?
- У нас и по праздникам трудятся, - вздохнул круглолицый.
- Кто вас прислал? - Жостов взялся за телефон. - Я сообщу начальству, что подобные шутки у меня не пройдут.
Высокий перехватил трубку и заслонил телефон телом:
- Не надо ничего трогать. Поедемте с нами, там на месте сами и разберетесь.
Жостов молча повернулся, чтобы пройти в кабинет. Его остановили.
- Объясняем же добром: ничего не трогать, никуда не ходить, спускаться с нами, - укоризненно прогундосил круглолицый. - Сами ведь все прекрасно понимаете.
- Я хотел оставить записку жене. Она на занятиях. Готовит выступление пионеров в Кремле.
- Знаем, знаем. Серафима Генриховна - ответственный педагог. Только писать ей ничего не надо. Зачем волновать? Мы сами сообщим, - высокий улыбался всем лицом и одновременно показывал, что уполномочен в случае необходимости проявить жесткость.
- Подождите несколько минут. Сейчас вернутся зять с дочерью. Они зашли к соседям.
- У супругов Горчаковых лирическое свидание при луне, - хихикнул курносый. - Сам видел. На крыше. Чего ж людей беспокоить в такой момент?
Высокий отворил дверь:
- Идите вперед, Николай Игнатьевич. Ни с кем не заговаривайте, если кто из соседей попадется. "Здрасьте" - и все. Как обычно.
Жостова нерешительно попятился:
- У меня внук один спит!
- Спит, говорите? Ну и ладненько, - мордатый оттеснил Жостова на площадку. - Это для него теперь самое милое дело. - Он захлопнул дверь. Мужчины в шляпах сопроводили Жостова к лифту. В квартире актрисы раздавался смех и высокие колоратурные трели.
" Со-о-о-ловей мой, с-о-о-о-ловей! Го-о-о-лосистый ..." - доносилось сверху вместе с запахом пирогов, пока лифт уходил в шахту. Увидав свое лицо в зеркале над узким диванчиком, Жостов неожиданно улыбнулся и даже подмигнул себе. Стало ясно, что болезнь отступила и что бы не случилось теперь, мысли сохранят привычную ясность и забытая легкость не покинет гордо развернувшуюся грудь.
В кровати отца, свернувшись клубком спал Миша. На тумбочке горела лампа под розовым абажуром, у щеки блестела металлическая трубка. Мальчик долго смотрел в калейдоскоп, воображая то цирк, то Африку, то завтрашний праздник. По Красной площади будут шагать колонны и он, вознесенный на высоту дедовского плеча, станет махать флажком проплывающим мимо знаменам и транспарантам - алым, оранжевым, голубым, мелькающим, как стеклышки в калейдоскопе. А мамин голос, как сейчас, будет петь откуда-то сверху: "И хочешь знать, что ждет
впереди, и хочется счастья добиться..."
Глава 8
Синяя "девятка" остановился возле одуванчикового дома, из нее выгрузился человек в костюме олимпийской сборной. По телосложению и общему физическому статусу олимпиец мог бы претендовать лишь на участие в команде шахматистов - комплекцией он тянул на авитаминизированного подростка, мощным же лбом, не скрытым жесткой медной шевелюрой, - на мыслителя мирового масштаба, достойного быть увековеченным в мраморе.
Мыслитель размял спину, огляделся и кликнул:
- Хозяин, я приехал!
Вскоре у крыльца обнимались, трясли друг другу руки, и говорили наперебой трое: оторвавшаяся от стирки хозяйка, прервавший творческий процесс писатель и "спортсмен" Лион Ласкер. Он был чисто выбрит, подтянут и весел.
- Ага, значит, вон у тебя как вышло. Все правильно, - подвел итог наблюдениям Лион. Круто высморкался, протер очки и достал из машины пакеты: - Здесь телячьи отбивные, баранина на ребрышках и прочие премудрости для пиршества на природе. Кокосовый ликер лично для вас, прекраснейшая. - Он протянул Маргарите бутылку, окинув ласковым взглядом, преисполненным мудрого самопожертвования. Так истинные рыцари смотрят на жену друга - на объект отвлеченный и недосягаемый.
- Угадали, - Маргарита подоткнула на затылке растрепанные волосы и опустила подол сарафана. Визит незваного застал ее у корыта.
- Угадал практически все. Причем, без особого напряга. Расчеты элементарные. Видите ли, Маргарита, Максим Горчаков, как психо-физический объект находился в стадии неустойчивого равновесия, тяготевшего к состоянию стабильности. А для этого ему требовалась половина - он ведь из породы рассекновенных андрогинов.
- Не запугивай Марго. Ей прекрасно известно, что произнесенное тобой слово вовсе не анатомический термин и не ругательство, и означает существо, объединяющее в себе мужское и женское начало, то есть, в экзистенциальном плане - совершенное.
- Мудрено формулируешь, Эйнштейн. Позвольте присесть? На крыльце хорошо обдувает. Запарился я в дороге. - Лион сбросил синюю куртку со спортивными эмблемами, стянул влажную тенниску, обнажив узкогрудый ребрастый торс, сел на ступеньку и обратился к Маргарите: - Платон, прекрасная прачка, во всяком случае, утверждает, что прежде люди были трех полов. Кроме мужчины и женщины существовали некие особые существа, воплотившие придельную гармонию и красоту. Телом они обладали округлым, в котором имелось всего по два комплекта, кроме общей головы. - Он снял кроссовки и с удовольствием вытянул ноги. - Умно придумано? Идеальная конструкция. Потом-то, увы, пошло производство андрогинов другим путем головы две, тела два, а в нем не все рассчитано для обособленного существования. Так я к чему гну - передвигались эти самые одноголовые и двуполые счастливчики либо прямо, либо колесом и обладали чудовищной силой.
- Это точно про нас, - Максим обнял стоящую рядом Маргариту.
- Смешного, между прочим, мало, - Лион подставил лицо солнцу. Совсем захирел в своей конторе. А вы прямо вроде с Карибских островов. Завидки берут, как известного вам Зевса. Поступил громовержец с андрогинами неэтично, мало того - жестоко. На меня в юности эта история произвела кошмарное впечатление.
- Может, вначале в озеро мокнемся, а? - предложил Максим, а потом за страшилки примемся.
- Всему свой черед. Дай остыть. Я ведь не просто язык чешу - душой оттягиваюсь. И про вас свое впечатление излагаю. Короче, испугавшись силе круглых, удачно укомплектованных существ и, разумеется, позавидовав их счастью, неукротимый искатель любви Зевс, много, надо сказать, претерпевший на дамском поприще, приказал разрубить андрогинов пополам и разметать половинки по свету. С тех пор несчастные ищут друг друга. - Лион снял очки, закрыл глаза и забубнил, как по писанному: " когда же кому-либо случается встретить как раз свою половину, обеих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они потом не хотят расставаться даже на короткое время". Так утверждает мыслитель Платон. И следовательно вам, ребятки, хоть стреляйтесь, а расставаться совсем нельзя.
День отгорел быстро. Делали шашлыки, плавал в озере, юморили без привязке к серьезной теме. Ночь высыпали звезды. Пустые хаты казались спящими, деревенька покойной, уютной, живой. Измучившись борьбой с комарами, Маргарита быстро уснула, Максим тихонько вышел на крыльцо, прислушиваясь к себе и к миру и пытаясь установить между этими составляющими бытия гармонию.
Послышался хлопок машинной дверцы, зевая и кутаясь в простыню, появился спавший в автомобиле Лион. Отошел в кусты, прошуршал струей, вернулся и подсел рядом.
- Не спится. Отвык я от этого занятия. Ого... - он задрал голову. Какой планетарий высыпал... Слушай, старик, - Голос Ласика обрел мрачную серьезность. - А ведь я прибыл по делу.
- Догадываюсь. Помнится, исчез ты апреле, оставив записку: "Сало в сенях. Щи в погребе. Когда разберусь - явлюсь и поведаю. Хуйлион". Разобрался, выходит?
- Еще больше запутался. Но поведать рвусь, - Лион сел рядом на крыльцо, завернувшись простыней. - Только ты слушай не как прокурор. Представь, что выступать тебе в моем деле защитником...
Максим сохранил серьезность, хотя история, изложенная Ласкером сбивчиво и нескладно звучала довольно странно. Было на чем разгуляться юмору. Оставались так же сомнения, а уж не привиделось ли рассказчику кое-что в горячечном бреду? И не взаимствовало ли его воображение образ рогатого искусителя из рукописи Максима?
