2
Лаура оказалась совсем не такой как по описанию Остина представила себе Алиса. Голубая маленькая спортивная машина подкатила прямо к крыльцу, из нее выскочила высокая девушка в вылинявшей джинсах. По тому, как подцепила она на плечо большую плетеную сумку, как закинула голову, помахав загорелой рукой сидящим на террасе Остину и Алисе - "конский хвост" прямых черных волос задорно обмахнул плечи - было понятно, что если она и "злючка", то от переизбытка энергии, а не от худосочной желчности.
Вблизи выяснилось, что Лауре уже под тридцать и что у нее именно тот тип лица, который может преображаться в различных персрнажей от Феи до ведьмы в зависимости от намерения владелицы. Крупная, мастерская лепка, немного гиперболизирующая основные детали за счет пренебрежения мелочами, смуглая матовая кожа, белозубый оскал охотно улыбающегося рта.
- Лаура, - по-мужски протянула она Алисе руку и тут же уселась за стол. - А кофе мне лучше бы черный и погорячее. Куда это Дора запропастилась? - Чувствовалось, что она здесь человек свой и скрывать этого не собирается.
Остин и Лаура принялись обсуждать какого-то неизвестного Алисе человека, по-видимому, журналиста, живо и весело, понимая друг друга с полуслова. Тон доверительной близости сразу расставил все на свои места. Алиса с легкой обидой уступила Лауре ведущую партию, отрешенно разглядывая лужайку.
Остин заметил это и решительно изменил тему.
- Я улетаю завтра, Лаура, и у нас еще будет время все обсудить. Сейчас главная моя забота - Алиса. Я уже говорил тебе, что Алиса художница, натура артистичная. Я подхватил ее на горной тропе по пути в Париж и выкрал, в сущности, спасая от тамошнего дикаря Ари. Без всякого багажа. Я думаю, тебе, Лаура, не надо особенно уж усердствовать. Твои возможности в мире моды могли бы потрясти и мадам Рокфеллер, но в данном случае задача иная: экипировать туристку, желающую сохранить в толпе свое инкогнито.
Лаура окинула изучающим взглядом Алису.
- Это не просто. Алису в толпе не спрячешь, даже если это толпа из голливудских звезд, а она одета в маодзедуновскую униформу.
- Странно, мне недавно говорили нечто подобное и я начинаю подозревать, что это просто-напросто гуманная лесть. Моя внешность теперь могла бы порадовать только полицейского чинушу, составляющего опись "особых примет": слева над бровью шрам, лицо ассиметричное...
- Хватит, хватит, Алиса! - перебил Остин. - Ты увлекаешься. Это слишком похоже на кокетство. Кто заметит малюсенькие недостатки на фоне роскоши! Ну не будешь же ты выискивать где-нибудь в галерее Уфицци работу никому неизвестного художника с подписью "Школы Рафаэля", когда рядом и сам маэстро и Тициан и Боттичелли...
- Я сразу заметила твои шрамы, - сказала Лаура закуривая. - Мы, женщины, безжалостно внимательны друг к другу. И если приятеля еще можно провести - подсунуть за "натурель" парик, накладные ресницы, закамуфлированный пудрой прыщик на носу, будь уверена, что лучшая подруга ничего не упустит - ни морщинки, ни стрелки на чулке, ни унции лишнего веса! - она мастерски выпустила дым через ноздри. - Знаешь, Алиса, я, как говорят, с порога заметила на твоем лице следы бедствия, но у меня дрогнуло сердце от ревности, хотя в самоуверенности мне отказать нельзя.
Вот уже четверть часа я внимательно наблюдаю за Остином, неужели устоял? И знаете, каков результат моих наблюдений - вы с ним не пара. Друзья, близкие, давнишние, быть может, но - не пара! Нет этой ниточки тонюсенькой, насмерть привязывающей... А посему - я спокойна и весьма расположена к благодеяниям. - Лаура загасила сигарету и поднялась. - Едем, Алиса, одеваться и сделаем все возможное, чтобы каждый, кому сия картина будет явлена в обрамлении, был бы нокаутирован на первой секунде.
И они отправились в маленькое путешествие, сократив благодаря общительности Лауры период приятельского сближения до минимума. Выруливая из узеньких дорожек среди садов и рощиц на автостраду, она уже общалась с Алисой так, будто совершила с ней кругосветное путешествие в одной каюте. Причем, отсутствием ответного энтузиазма, ничуть не смущало общительную итальянку.
- Ладно, ладно, я пока не вытягиваю из тебя признаний, даже в обмен на собственные, - Лаура до отказа опустила стекло и раскурила новую сигарету. - Ничего, что дымлю? Вообще-то я обещала Остину бросить. Мы с ним почти обручены. "Почти" - потому, что у него какой-то особый "бизнес", как он говорит, и жизнь абсолютно сумасшедшая: мотается по всему свету, черт знает где, возвращается усталый, помятый, как беспризорная собака и его приходиться долго "одомашнивать" - отмывать, одевать, откармливать любимым супом из красной свеклы и капусты... Мы вместе уже почти пять лет, правда, с большими интервалами. Самым долгим совместным житьем был нам медовый месяц - целых две недели неразлучно у горного озера в какой-то охотничьей хижине. Это было что-то отдельное, особенное, не из сих мирских радостей купание в ледяных водопадах, лошади с длиннющими белоснежными гривами, костры в ночном лесу, бабочки лохматые, чуть не с воробья, закаты, рассветы, радуги в полнеба - и все только для нас. Знаешь, когда вдвоем на краю света и от счастья хочется умереть!
- Знаю. Бывала, правда, не так далеко. Мой "край" был в Шемони и без костров, но в сущности, думаю, такой же: умереть хотелось от счастья. А пришлось - с горя... Но это - другой разговор.
Лаура мельком взглянула в зеркальце на притихшую Алису.
- Извини, что я так с откровениями накинулась. Ужасно рада, что могу поговорить с тобой об Остине. Такой редкий случай - ты любишь его, но не любовница, ценишь, уважаешь, но не собираешься заполучить. А может, ты его еще просто не разглядела? Хотя это невозможно. Мои подружки кладут на него глаз сразу - не мудрено, он - как золотая десятка - я видела у него такую русскую старинную монету с профилем царя - в куче дерьма.
Ох уж эти наши богемные красавчики! Остин совсем другой, в нем сразу чувствуется редкое, наидрагоценнейшее мужское качество - надежность. Надежность - это все: сила, смелость, благородство, ум. Когда знаешь, что всегда, в любой ситуации ты сможешь им гордиться, что никогда тебе не станет неловко за свой выбор. А у меня критерии не занижены - было из чего выбирать... И к тому же он нежный. Надежный и нежный - просто невероятно! Лаура радостно засмеялась. - Представляешь, например. этот рыжий культурист с чувственной рожей, рекламирующий "Кемел" вдруг начнет предлагать взбитые сливки или новую марку стиральной машины, призывая собратьев разделить с женами тяготы домашней работы! Он так любит детей! Я имею в виду Брауна, конечно. Это секрет, но здесь целый приют существует на его деньги, а двойняшки садовника - абсолютные бандиты - ошиваются в доме целый день. Гоняя мяч на персидских коврах! Думаю, что это далеко не все благодеяния Остина... У нас будет трое - мы уже решили. Мне тянуть больше некуда, скоро тридцать два, да и хочется уже посидеть дома, обрыдли эти тусовки и постоянная битва за профессиональное имя.
Алиса с удивлением обнаружила, что никогда всерьез не задумывалась о личной жизни Остина. Он всегда был сам по себе и давняя попытка сватовства, предпринятая Елизаветой Григорьевной, казалась неуместной шуткой. Очевидно же, что Остин уникален и ему просто невозможно подобрать пару как к антикварной вазе из гробницы фараона, если, конечно, не пригласить опытного бутафора. Лаура, вроде, настоящая, но... Просто Остина невозможно вообразить мужем - решила Алиса и почему-то слегка на него обиделась. За скрытую жизнь, за обыкновенность, за счастье на стороне где-то у горных водопадов. И еще за то, что если бы давным-давно, какие-то тропы судьбы повернули бы по-другому, была бы она сейчас . мадам Браун - сильная, счастливая, гордая.
Алиса вспомнила крошечный эпизод, показавшийся ей теперь значительным. Ей было лет пятнадцать, когда Веруся шепнула про Остина "жених" и в дом зачастила голубоглазая кукла. Самолюбие Алисы-подростка, ловившей восторженные взгляды окружающих и не воображавшей, даже теоретически, возможность конкуренции, не могло допустить, что прямо из под носа уводят человека, которого она считала полностью завоеванным и дружбой с которым очень гордилась.
Алиса фыркнула, надулась и однажды на каком-то семейном торжестве, когда гости маялись после сытного обеда между желанием вздремнуть и необходимостью веселиться, поставила заранее припасенную пластинку. Иголка патефона попала в точку. Слегка пошуршав, черный ящик выпустил нежный завиток мелодии, тут же окрепший, налившийся торжественной силой и превратившийся в те самые "Сказки Венского леса", которые, как было известно, старомодно любил Остин. Алиса направилась через зал прямо к нему, чувствуя себя, действительно, Наташей Ростовой и, сделав гимназический книксен, пригласила на танец. Вокруг благожелательно зашушукались, заулыбались и она закружилась, наслаждаясь всеобщим вниманием и глупым видом оставленной у рояля "куклы". Почему она не помнила лицо Остина, его руку на талии? Она торжествовала другую победу. А он - какой он был? Остину было тогда за тридцать. Смешно - "тридцать"! Тогда он был в два раза старше Алисы, но запретил называть себя "дядя", а для нее выбрал русское имя, данное при крещении - Лизанька. Так называли ее он, да Веруся, да бабушка, когда была в особом расположении духа. Для остальных она была Алисой.
