Он улыбнулся, приняв ее игру.
— В самом деле? Почему ты так считаешь?
— Потому что ты умный. Потому, что знаешь меня. И потому, что я люблю тебя.
— Последние слова мне нравятся больше всего.
Она поцеловала его еще раз.
— Скоро я приду к тебе опять. Прости. У меня была черная полоса. Ты не мог мне помочь. Понимаешь?
— Нет. Но это неважно.
Она сбежала вниз по ступеням. Полдень был мрачным и холодным. Но улыбка отца согрела ее своим теплом, когда, подняв руку, она помахала ему на прощание. Он махнул ей рукой в ответ.
По дороге к станции метро она приняла несколько серьезных решений и почувствовала себя лучше.
К тому времени, когда она добралась до дома, почти совсем стемнело. Она заскочила в магазин за продуктами и теперь несла в руках полную сумку. От сильного порыва ветра ее шляпа съехала набок. Она спиной открыла дверь в подъезд, радуясь, что укрылась от непогоды, стянула с себя сползающую шляпу, смахнула со лба волосы, повернулась к лестнице и замерла. Ни разу в жизни ей не приходилось испытывать ничего подобного. В ней замерло все — и дыхание, и сердце, и не было сил пошевелиться.
Гидеон, сидевший на верхней ступеньке темной лестницы, тоже не шелохнулся. По одну сторону от него лежал неряшливый узел. По другую виднелся прижавшийся к ноге светлый комочек с высунутым языком и блестящими испуганными глазами, которые настороженно следили за ней.
— Боже правый! — сказала Рейчел едва слышно и прислонилась к стене, вновь потеряв дар речи.
В темноте она не могла разобрать выражение его лица, но выглядел он неважно. Поношенные ботинки были заляпаны грязью. На вельветовых штанах выделялись заплатки. Поверх рубашки была наброшена куртка, плохо сочетавшаяся с брюками. Все тот же яркий жилет, который она видела на нем в последний раз. Плоская кепка сдвинута на затылок. Он снял шейный платок, и тот свисал с его смуглой ладони, спокойно лежавшей на колене. Другой рукой он потянулся к карману жилета, вынул оттуда надорванный, замусоленный, мятый конверт. И показал ей.
Она стояла, вцепившись руками в сумку, слегка откинув голову, чтобы лучше видеть его. Глаза ее впились в испачканный, неопрятный лист бумаги.
— Ты ждала меня? — спросил он.
В тишине было слышно, как ветер стучал в дверь. В квартире верхнего этажа послышался чей-то голос. Ему ответил другой.
— Да, — ответила она. — Ждала. То есть, жду. Почему ты не приходил так долго? Я почти перестала надеяться. Думала, ты не придешь. — К своему удивлению Рейчел обнаружила, что дрожит. Возможно, от холода, подумала она.
— Я тоже.
Потом оба замолчали. Рейчел показалось, они молчали необычайно долго.
— И ты? — спросила она. — Но ты здесь. Значит, ты тоже думал обо мне? Я написала, чтобы ты не приезжал до тех пор, пока… — Ее голос постепенно затих.
Он засунул письмо обратно в карман, встал, легко перебросил через плечо свой узел, спустился и взял сумку из ее рук.
Внимание собаки отвлеклось от Рейчел. Она следила за каждым движением своего хозяина.
В каком-то оцепенении Рейчел протиснулась мимо него в узком парадном и поднялась по лестнице. Потом порылась в сумочке, нашла ключ, открыла дверь и включила свет.
Он вошел вслед за ней и щелкнул пальцами, дав понять собаке, чтобы она следовала за ним.
— Надо разжечь огонь, — сказала она, как ей показалось, своим обычным, ровным голосом.
Он с глухим стуком опустил сумку на стол, бросил узел на пол и нащупал в кармане жилета коробок. Рейчел услышала чирканье спички и увидела вспышку пламени.
Выпрямившись во весь рост, он повернулся, глядя на нее.
Неожиданно Рейчел почувствовала, как в ней поднимается волна почти истерического смеха. Если мужчина приходит в дом как возлюбленный — а именно такое приглашение предполагало ее незамысловатое письмо, — то Гидеон вряд ли подходил для этой роли. Он еще ни разу не улыбнулся с тех пор, как увидел ее. Его темное, непривычно чужое лицо было замкнутым, будто он пытался отгородиться от нее.
Взволнованная Кили стояла у двери. Она ринулась было к хозяину, но Гидеон, не глядя на нее, сделал резкий жест, и она неохотно подчинилась. Потом легла, положив нос на лапы. Широко открытые глаза не моргая смотрели на него.
— Ты со всеми своими женщинами так обращаешься? — Это был далеко не кокетливый, а прямой, откровенный вопрос; возможно, даже немного резкий — в нем можно было уловить желание обидеть.
Рейчел увидела едва заметную вспышку изумления в его глазах. Он покачал головой.
— Ты сама знаешь.
Что-то в голосе Гидеона привлекло ее внимание. Нерешительность? Смутная неуверенность? Она не могла понять. Замерзнув на холодном ветру, она еще не сняла тяжелое шерстяное пальто. Рейчел сунула руки в карманы и подошла поближе к огню. Поближе к нему. Он потянулся к ней, взял за руку и привлек к себе, повернув ее лицо так, чтобы свет от огня падал на него.
И тут она все поняла. Его глаза рассказали ей о многом. В них скрывались неуверенность, сомнение, страх оказаться оскорбленным, боязнь быть отвергнутым. Гидеон Бест больше не был сверхчеловеком. Он был уязвим, как и любой другой. И только один Бог знал, чего ему стоило прийти к ней. И теперь, когда жребий был брошен, он испытывал страх.
Она обвила его шею руками, прижалась к нему.
— Гидеон, — тихо сказала она, касаясь губами его губ. — Гидеон, Гидеон, Гидеон.
В какой-то миг он как будто был готов оттолкнуть ее. Но потом его руки крепко обняли Рейчел, и он поцеловал ее. Их подхватила волна, яростная, оглушающая. И не было сил сопротивляться ей. Пальто соскользнуло с ее плеч на пол, но они не заметили этого.
В спальне было темно и холодно, как в склепе.
— Включи свет, — сказала она. — Маленькую лампу у кровати. Я хочу видеть тебя.
Свет заиграл на экзотических шелках, создавая иллюзию тепла.
— Я замерзла, — сказала она, неожиданно засмеявшись.
Он любил ее неистово, яростно, забыв о нежности, все еще испытывая страх. Когда страсти улеглись, они лежали обнявшись. Им уже не было холодно. Она пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Его руки сомкнулись вокруг нее, и он крепко прижал ее к себе. В камине тихо потрескивал огонь.
Она положила голову ему на плечо и провела пальцем по его губам.
— Что ты говорил? — спросила она. — Только что? Когда мы занимались любовью?
Он молчал.
Теперь палец коснулся складок на его лбу.
— Диковинный язык. Тебе придется научить меня. Я не намерена слушать, как ты будешь разговаривать на языке, который я не понимаю. — Она тихонько засмеялась. — Осмелюсь напомнить, мы вполне могли бы обойтись английским.
Его рука, привыкшая к тяжелой физической работе, мозолистая и сильная, была нежной, как у женщины, когда он ласкал ее, поглаживая по голове.
Они долго лежали молча. Потом она спросила:
— Может быть, мы сошли с ума?
Его бормотание в ответ могло означать все, что угодно.
Она освободилась из его объятий, перевернулась и, опершись на локоть, склонилась над ним.
— Но одному тебе все-таки придется научиться. — Она положила палец ему на губы. — Отвечать мне! Разговаривать со мной! Я не собираюсь провести свою жизнь… — она осеклась, потом засмеялась, чтобы скрыть свой промах, — с человеком, который не желает связать вместе двух слов. Я даже попробую — да поможет всем нам Бог! — настоять на том, чтобы ты научился время от времени называть меня тем именем, которое мне дали при рождении. Ну-ка, давай.
Его глаза, сонные, полуприкрытые, широко открылись, внимательно всматриваясь в ее лицо.
— Рейчел, — тихо произнес он. И повторил. — Рейчел.
Она прикусила губу и затаила дыхание.
Кили, стоя настороже у двери, тяжело вздохнула и сменила позу.
— Так что же? — спросила она; беззаботности в ее голосе как не бывало. — Может быть, мы сошли с ума?
— Возможно.
— Я писала тебе в письме, чтобы ты не приходил, если не готов остаться. — Она помолчала, пробежав пальцем по его щеке. — Ты останешься?
— Да.
— Почему?
Он не ответил.
— Гидеон? Почему?
Он слабо улыбнулся.
— Я скажу тебе, когда сам буду знать.
Она покачала головой.
— Мне не очень нравится твой ответ.
Гидеон неожиданно быстро приподнялся и, увлекая Рейчел за собой, придавил ее к постели.
— Но пока я не скажу тебе ничего другого.
И он опять любил ее, но на сей раз менее настойчиво и с необычной нежностью.
Они долго лежали и молчали, закутавшись в стеганое пуховое одеяло.
— Ты спишь? — наконец спросила она очень тихо.
— Нет.
Рейчел перевернулась, подняла голову и посмотрела ему в лицо. Большие темные глаза были открыты и смотрели прямо на нее. На фоне светлой атласной подушки, обшитой кружевом, его кожа казалась еще смуглее.
