Маргот Бленд
Мадам Марракеш
Белый «Купер С» с британскими номерами, едва различимыми под пылью, четко вписался в освободившееся на стоянке место. Водитель с улыбкой глянул на кремово-рыжую легавую, сидящую рядом.
– Бриджит, ты наверное не знаешь, но, чтобы припарковаться у входа «Мама Мия», должно свершиться чудо. И оно, как видишь, свершилось. Так что для нас это хорошая примета, или вроде того. Оглянись вокруг, девочка. Мы в Испании, а точнее в Сан-Мигель-де-ла-Торре. Я тебе о нем много рассказывал. Помнишь?
Ну что ж, давай выходить. Я сейчас тебя познакомлю со всей компанией, и ты увидишь наконец ту прелестную блондинку, о которой я тебе тоже много рассказывал. Вас будет теперь двое блондинок в нашей компании, ты и она.
Мужчина и собака задержались в дверях бара, давая глазам привыкнуть к прохладной тени после ослепительного зноя улицы. Мужчина осмотрелся и, нагнувшись, потрепал шелковистую макушку собаки.
– Странно, Бриджит, но я не вижу здесь ни души, я имею в виду знакомой души. Да, тьфу ты, что я горожу! Считать, что у кого-то из этой паршивой кодлы есть душа, – это уж слишком. Если и есть где-либо сборище без единой души, так это здесь.
Конечно, сейчас немного рановато, нет и шести. Кое-кто еще не успел закончить свой обед. Что ж, давай посидим, подождем, выпьем чего-нибудь.
Мужчина забрался на высокий табурет у бара, а собака растянулась подле, высунув набок свой розовый язык.
Подошел бармен.
– El señor quierre?[1]
– Джин с тоником и чашку воды. Джин для меня, а вода для леди, отдыхающей на полу. Джин ей противопоказан.
Лоб бармена вопросительно наморщился.
– Como, señor?[2]
– Вот, черт возьми, опять эта канитель с языком. Ginebra у agua tónica para mi y agua fria para mi perra.
– Dispénseme, señor.[3] Я понимаю по-английски, особенно насчет выпивки, но я не понял насчет леди, отдыхающей на полу.
Джереми Блай грустно покачал головой.
– Hombre,[4] ты, наверное, здесь совсем недавно и, конечно, не можешь понять, что за леди отдыхает тут на полу, в «Мама Мия». А где старые бармены – Эмилио, Маноло, Луис?
– Они все ушли на свадьбу, сеньор. Джереми развернулся на табурете и откинулся на стойку бара, задумчиво уставившись в свой стакан.
– Конечно, не повезло – явились в «Мама Мия», а там никого. Я ведь не так себе все это представлял. По сценарию, который давно уже у меня написан (в голове, конечно), все должно было бы быть иначе: вся эта шатия-братия должна, конечно, быть на месте – два, а то и три стола, сдвинутые вместе, как обычно, а я должен был небрежно так войти, как будто вроде никуда и не уезжал, как будто и не отсутствовал здесь больше полугода. И, конечно, они должны были пораскрывать рты от удивления (разумеется, если рты не наполнены в данный момент спиртным). А дальше должны были начаться все эти охи и ахи, похлопывания по плечу, поцелуи и все остальное. А с другой стороны, – он наклонился, чтобы скрыть улыбку, – скорее всего эти равнодушные сволочи даже и не заметили, что я куда-то уезжал. Но это, конечно, не относится к Макси. Моей милой, нежной, сумасшедшей Макси.
Он поднял голову. В любую минуту она может появиться в сияющем прямоугольнике дверей. От этой мысли его сердце забилось быстрее. Скоро я ее увижу, как видел уже сотни, да нет – тысячи раз прежде. Она, конечно, немного задержится у входа, чтобы сквозь свои огромные, величиной с чайное блюдце, темные очки окинуть взором всех присутствующих. Обычно это выходило у нее слегка высокомерно. Он представил, как она войдет и встанет, слегка расставив ноги. Он увидел ее узкие бедра, длинные стройные ноги, обтянутые джинсами до такой степени, что казалось, будто это ее вторая кожа. Одна рука скорее всего будет на бедре, вторая же останется свободной. Она встряхнет головой, отбросив с лица прекрасные, шелковистые светлые волосы. А может быть, на этот раз она причешется как школьница, оставив по бокам несуразные косички. А возможно, она соберет свои волосы в пучок на макушке, что сделает ее небольшое скуластое личико еще более скуластым.
Он взглянул вниз на собаку и слегка пощекотал ее большим пальцем ноги.
– У нее волосы почти такого же цвета, как и твои, Бриджит, они медово-лиловые. – Бриджит стукнула хвостом об пол и посмотрела на него своими янтарными желтыми глазами. – А вот глаза у нее не такие. Они коричневые, темные, бархатистые, ими можно бесконечно любоваться, если, конечно, вначале заставить ее снять эти дурацкие темные очки. А еще у нее длинные ресницы, длиннее даже, чем у тебя, и они темные, и ей наплевать на всех – на мужчин и вообще на любую тварь. И я ее люблю, очень люблю.
Он слегка поежился. Как обыденно, даже несколько напыщенно звучит… «ОЧЕНЬ ЕЕ ЛЮБЛЮ». Да, люблю безумно, дико. За эти шесть месяцев, что я ее не видел, я стал любить ее еще сильнее, тоска моя стала почти осязаемой.
Он допил содержимое бокала и, не поворачиваясь, поставил его на стойку позади себя.
– Повторите, пожалуйста.
Опустив плечи, он задумчиво уставился в одну точку. Макси… Макси Нейлсон – миллионерша, паршивая миллионерша. Блай… Макси Блай… Как насчет того, чтобы стать леди Блай? Конечно, она не знает, что я унаследовал титул. Боже, представляю, как она будет смеяться. Ей только дай повод, она смеха ради может даже выйти за меня замуж. Может быть, на этот раз мне повезет, и она даст себя уговорить. Хотя не исключен и другой вариант. Джереми отчетливо услышал, как она говорит своим прокуренным хрипловатым голосом с американским акцентом: «Брак, Джереми, – это дерьмо. Я уже один раз побывала там. Целых три месяца. Нет – это не для меня. Никакого толку. Я никогда не паду так низко, чтобы постоянно жить с каким-либо мужчиной. Переспать – это другое дело». Потом она, конечно, потянется, выгнув спину, как будто прижимается к невидимому мужчине.
Он облизнул губы и глубоко вздохнул. Боже, до чего же она хороша в постели! Необузданное, ненасытное молодое дикое животное. Наши постельные баталии – это настоящая буря с грозой, столько там было грома и электричества.
Все ее аргументы я помню очень даже хорошо: «Ну и что с того, что у меня куча денег, а у тебя практически ничего? И почему из-за этого ты должен все дни напролет уныло просиживать за пишущей машинкой, когда вокруг столько солнца, моря и веселья? Да, в этом Сан-Мигеле выплюнешь оливковую косточку и обязательно попадешь в графомана, который приехал в Испанию творить. Почему бы тебе ради разнообразия попробовать в Испании не писать?»
Джереми усмехнулся. У Макси была аллергия на всякую работу. Пошарив рукой, сзади себя, он нащупал бокал с новой порцией выпивки. Да, после какого-то особенно сильного скандала я плюнул на все и возвратился в Англию. Сидел, как проклятый, в своей квартире в Бейсуотере и закончил-таки книгу, которую начал в Сан-Мигеле. Джереми удовлетворенно улыбнулся. Самое главное, нашел издателя. Улыбка становилась все шире. Книга вышла на прошлой неделе и собрала приличные отзывы. Он посмотрел в свой бокал и помешал в нем лед. Конечно, особо много из этого выжать не удастся – это не голливудская эпопея и не американский бестселлер. Здесь никто не насилует девятилетнюю девочку, здесь нет никаких дел с гомосексуалистами и, наконец, здесь нет пространных рассуждений о различных методах контрацепции. Но все же – это безусловно старт, это доказательство, что я что-то могу.
