– Неужели? – удивилась Аделаида.
Карл совершенно серьезно кивнул.
– Это страна великих и нереализованных возможностей, – продолжал он, – страна, не испорченная до конца ни скандинавской ленью, ни восточным фанатизмом, ни тупым американским самомнением и жаждой наживы. У вас есть духовные ценности. Даже напившись, вы способны рассуждать о диалектике, смысле жизни и множественности обитаемых миров…
Это потому, что большинство из нас не способно рассуждать об этом на трезвую голову, подумала Аделаида. Ей было странно и удивительно слушать иностранца, рассуждающего о величии России. Потом он поразил ее еще больше.
– Знаешь, я горжусь тем, что и во мне течет русская кровь. Моя бабушка, – объяснил он широко раскрывшей глаза Аделаиде, – была урожденная графиня Безухова.
Бог мой, да он еще и граф, подумала Аделаида. А впрочем, чему я удивляюсь.
Тут до ее сознания дошли последние, произнесенные им слова… нет, не про наследственное имение, которое до революции находилось где-то в этих краях и от которого нынче не осталось даже развалин… а другие.
– Повтори, пожалуйста, – попросила его Аделаида, – то, что ты сейчас сказал. Ты приехал сюда в поисках родовой усадьбы, но не нашел никаких следов… зато встретил здесь меня? Тридцать летспустя? Что это значит? Спустя– после чего?
– О, это долгая история, – вздохнул Карл, – а между тем мы уже приехали.
Аделаида, резко повернувшись от неожиданности, ткнулась лбом в боковое стекло.
«Опель» остановился у ее подъезда.
* * *
Не переодевшись и не разобрав брошенной в прихожей дорожной сумки, Аделаида в волнении расхаживала по квартире. Иногда она подходила к окну и смотрела вниз, на дорогу. Совершенно непонятно, что или кого она ожидала там увидеть – «Опель» давно уехал.
Услышанное настолько поразило ее, что она не могла уже думать ни о чем другом. Вместо того чтобы, как полагается, переживать разлуку, размышлять о предстоящем разводе и вообще тревожиться о будущем, она ломала себе голову над этой загадкой.
Она даже и попрощалась с Карлом как-то не-внимательно, без слез и прочувствованных слов. Но, может, это было и к лучшему, потому что времени добраться до Питера у него оставалось в обрез – по нашим-то дорогам, да еще под плотным, как стена, дождем…
Тридцать лет назад он был еще ребенком, а она – совсем юной девушкой. Где, как, когда могли они встретиться, если она до последнего времени не выезжала за границу, а он только сейчас приехал в Россию?
Аделаида, вздохнув, покачала головой.
Похоже, ей так и не узнать ответа до их будущей встречи.
А произойдет эта встреча только тогда, когда она, Аделаида, станет свободной и уладит здесь все свои дела.
Стало быть, развод. Борис (Аделаида даже в мыслях не хотела больше называть его мужем) возражать не станет – с чего бы ему возражать? Она уйдет, забрав лишь свои личные вещи. Квартира, машина, сбережения и семейная реликвия – антикварный подсвечник из позолоченной бронзы и хрусталя, бабушкино наследство – все останется ему. Пусть живет как хочет и с кем хочет. Он тоже имеет право быть свободным.
Хорошо бы, конечно, собраться и уйти прямо сейчас, оставив ему записку. Но вот вопрос – куда? Есть, конечно, два-три человека, у которых она могла бы какое-то время пожить… Завхоз, например. Разумеется, об этом сразу же станет известно в школе; но ведь и так все узнают – днем раньше, днем позже. Живем-то, по сути, не в городе, а в одной большой деревне!
А может, все же правильнее дождаться Бориса и поговорить с ним по-человечески?
Да и куда она пойдет сейчас – под дождем, с чемоданом…
Борис вернется не раньше завтрашнего вечера. У нее еще есть время подумать и принять правильное решение.
Аделаида улыбнулась своему отражению в зеркале и пошла на кухню ставить чайник.
Час спустя она уже крепко спала.
* * *
И снились ей белые Альпы и Цюрихское озеро небывалой красоты и синевы, которое она никогда в жизни не видела, даже по телевизору. Коровы какие-то коричневые, как в рекламе швейцарского шоколада, бродили по зеленым берегам озера, и звон их колокольчиков, поначалу мягкий и приятно-успокаивающий, постепенно становился все назойливей и громче.
Аделаида проснулась и поняла, что это звонит телефон.
Ну и пусть его, подумала она, поворачиваясь на другой бок.
Телефон продолжал звонить.
– Не берет, – сказала завхоз, кладя трубку после тридцатого гудка.
– Может, ее нет дома? – предположил муж. Это вполне логичное предположение почему-то разозлило завхоза, которая и без того чувствовала себя скверно.
– Где ей еще быть, – проворчала она, снова берясь за телефон.
Муж приглушил громкость телевизора, где диктор продолжал читать траурное сообщение.
Завхоз прислушалась к телефону и замахала на мужа рукой. Тот отключил звук вовсе.
– Аделаида Максимовна? Да, я! И вам доброго утра… в смысле, дня. Что? Нет, с голосом у меня все нормально, это, наверное, что-то с телефоном. А… как вы? Все в порядке? Аделаида Максимовна, а можно, я к вам сейчас зайду? Что вы говорите, даже кстати?.. Ну, так я через двадцать минут буду!
– Ничего не знает, – сказала мужу завхоз, – и вообще, судя по всему, только что проснулась.
Муж кивнул и снова включил звук.
– Ну, что там? Ничего нового? – крикнула завхоз из прихожей, поспешно одеваясь и кляня не желающий складываться зонтик.
– Все то же, – ответил муж, – правый крен, сначала медленный, потом обвальный… Падение с высоты десять тысяч метров… Причины неизвестны.
* * *
Аделаида, тихо мурлыча себе под нос, готовила кофе. Положила в турку целых три с верхом ложки вместо обычных двух, сахарницу решительно отставила в сторону. Достала из буфета новый хрустальный стакан из набора, полученного в подарок от коллектива, и налила в него холодной воды, чтобы все было «как тогда».
Сидеть на кухне со всем этим великолепием ей показалось скучным, и она пошла в гостиную. Поставила поднос с кофе и водой на журнальный столик и оглянулась вокруг в поисках пульта. Так и есть, вот он – засунут между страниц «Футбольного обозрения». Борис никогдане клал пульт на место.
Аделаида нажала на красную кнопку и уселась на диван.
– …и упал на границе между Литвой и Польшей. Российская бригада МЧС вместе с польскими и литовскими спасателями…
Ужас, подумала Аделаида, поднося чашку к губам, опять какой-то самолет разбился. Как ни включишь новости, все какие-то катастрофы или неприятные происшествия. Она хотела переключить программу левой рукой, но пальцы почему-то не слушались. Хотела поставить чашку – промахнулась мимо столика, и коричневая жидкость пролилась на светлый ковер. Придется отдать в химчистку, подумала Аделаида; или нет, пусть Борис отдает, это теперь его квартира и его ковер. Но почему так звенит в ушах и дрожат руки? Что они там говорят – «рейс Санкт-Петербург – Цюрих»? Ведь этого же не может быть! Чушь какая! Что они несут!
