организуете?
– Можно мне к Ане? – встревоженно промолвил Борис. Его волнение могло успокоить только свидание с женой.
– Да, конечно! Михаил Александрович, я сейчас все организую, – она протянула Борису список необходимых для Анны вещей. – Смотрите, вот всё, что нужно, а также достаньте вот эти лекарства.
Борис был взволнован, но счастлив. Малыш, его с Анной плод любви, плод их страстных ночей... Он не думал, что это возможно, – настолько жена его убедила в обратном!
Анна лежала в больничной чистой сорочке. Перепуганная. Глаза огромные, голубые, бездонные, словно омут... Борис так любил их...
– Любимая моя, это, выходит – он сразу получился? – Борис гладил жену по голове, исхудавшему бледному лицу. – Наш сын...
– Не знаю, родной, наверное... А почему сын? – Анна удивлённо вскинула бровь. – Борь, мне теперь здесь долго нужно лежать. Как ты там один будешь?
– Я справлюсь. Мне приятно заботиться о тебе... о вас. – Он погладил её животик.
Борис не хотел покидать жену. Волнение, страх за неё и малыша, постоянные навязчивые мысли об убийце, подозрения – все смешалось в гремучее зелье, отравляющее его душу сомнениями и страхом.
Он позвонил капитану Лисицыной поздно вечером, когда направлялся из больницы домой:
– Добрый вечер, Валентина. Вы просили позвонить. Со мной все в порядке, а вот с моей женой...
– Борис Михайлович, что случилось?
Борис рассказал Лисицыной о беременности Анны.
– Поздравляю вас! Все будет хорошо, я уверена. Обещаю, что беспокоить Анну не буду. Лишь в случае острой необходимости.
Валентина с нетерпением ждала известий из Кёльна. Она углубилась в другие расследования, которыми завалил её Орлов. Он по-прежнему считал её решение глупостью и упрямством, каждый день заставляя закончить с этим делом. Долгая совместная работа с Сергеем Юрьевичем позволила ей выработать своеобразный иммунитет к вспышкам его праведного гнева.
Лисицына уже собиралась выключить ноутбук и уходить домой, но решила проверить почту перед уходом. В почтовом ящике красной единичкой отразилось непрочитанное письмо.
Валентина лишь крикнула вслед стажёру, натягивающему на ходу шапку:
– Игнат! Это он! Это всё-таки он!
– Кто, Валентина Васильевна? – Фёдоров хлопал раскрытыми от удивления глазами. Он поспешно снял шапку и куртку, намереваясь снова включиться в работу.
– Клаус Майер и Отто Вагнер – это один человек... Клаус поменял фамилию, имя и дату рождения в восемнадцатилетнем возрасте. Об этих изменениях нас уведомил паспортный стол Кёльна, городской округ Кальк. Именно по этой причине вся информация о Клаусе Майере почти двадцатилетней давности.
– И все? Больше никакой информации? – расстроился Игнат.
– А ты хотел, чтобы в паспортном столе были в курсе, почему Отто покушался на Бориса? – усмехнулась Лисицына.
– Давайте завтра вызовем Бориса? Надо решить вопрос: он или Михаил Александрович пригласят Отто в Красноярск. Думаю, теперь у нас есть все основания предъявить этому человеку официальное обвинение! – деловито подытожил Игнат.
Валентина позвонила Борису сразу же. Он как раз попрощался с Анечкой и ехал из больницы домой. По стёклам его машины барабанил ледяной дождь, вступая в битву с проворными дворниками.
Лисицына не сказала по телефону ни слова. Валентина пригласила его в отделение, указав лишь, что дело очень важное и неотложное. Встревоженный, Борис пообещал приехать к началу рабочего дня.
Он не спал всю ночь, размышляя о причинах ненависти Отто к их семье. Ясно, что о них знал отец, только беспокоить его Борису решительно не хотелось. Во всяком случае, сейчас. Отто столько времени притворялся другом! Лгал Анне, отцу, Берте, всем, кто считал его близким и преданным, искренне выражал соболезнования Михаилу после покушения, которое организовал сам. Как могла Аня не разглядеть его? Почти согласиться выйти замуж? От одной этой мысли у Бориса холодело внутри...
Борис, уставший, вымотанный поверхностным кошмарным сном, отправился утром к Валентине. Он не верил в правосудие... в то, что им удастся вот так легко выманить Отто в Красноярск. Лисицына будто прочитала его мысли:
– Борис Михайлович, доброе утро... Я понимаю вашу безрадостность... Мы сами сомневаемся в успехе. Уверена, если он убрал приемную мать, значит, знает, что дело расследуют!
– В том-то и дело, что догадывается. Валентина Васильевна, может, пустить ему пыль в глаза? – предложил Борис.
– Что вы имеете в виду? – оживилась Лисицына.
– Я по-прежнему против вмешательства отца... Конечно, он знает причину ненависти Отто к нашей семье. Мне бы хотелось привлечь Берту. Как вы на это смотрите?
– Нет, только не её. Она эмоционально неустойчива. Уж извините! – ухмыльнулась Лисицына.
– Да, но она дружила с ним не меньше, чем отец. Сватала ему мою жену, искренне радовалась их помолвке... – выдавил Борис. – Со мной у вас ничего не получится, товарищ капитан. Если Отто позвоню я, считайте, что провал обеспечен.
Валентина задумалась, принимая разумные доводы Бориса.
– Конечно, я понимаю вас. Значит, нужно вызвать Берту и поставить её в курс дела, как бы рискованно это ни было.
Борис позвонил сестре и пригласил её в управление. Как объяснить ей, что преступник – Отто? С чего начать? Выстроенный хоровод доводов и объяснений в голове Бориса разрушился, образуя бессвязные, лишенные смысла предложения.
Берта приехала через полчаса, не сказав ни слова Михаилу, как они и условились с Борисом.
– Валя, что случилось? Боря? – Берта влетела в кабинет без стука.
Борис замер как истукан, не в силах выдавить ни слова. На помощь ему пришла Лисицына, подробно поведав Берте о результатах расследования. Та сначала вскрикнула, закрыв лицо руками, потом начала рыдать, не пытаясь сдержать эмоций. Игнат укоризненно смотрел на Валентину, потирая лоб. Нет, это провал... Отто догадается в первую же минуту их разговора...
– Валя, что мне нужно сделать? – её эмоции в мгновение ока стёрлись с лица, оставив лёгкий след от слез. Валентина удивилась самообладанию Берты и промолвила:
– Берта Михайловна, вы должны позвонить Отто и пригласить в гости. Предлог придумайте сами.
Лицо Берты вдруг оживилось.
– У меня юбилей через две недели! Боря, как ты мог забыть? – укоризненно посмотрела она на брата. – Хотя я не обижаюсь, родной! Наслаждаешься медовым месяцем – я понимаю.
– Я помню, сестра. Это первое и пришло в голову! – отшутился Борис.
Решили позвонить сейчас же, прямо из кабинета Лисицыной. Борис никогда не видел сестру такой взволнованной. Властная, чопорная, она олицетворяла строгость