Господи, сколько ей пришлось всего устраивать! Сколько соломки подстилать! Какую тонкую игру вести, чтобы Нина не заподозрила: ее муж Антон, столь ненавидимый дорогой подружкой Инночкой, – и есть тот самый мужчина, с которым Инна когда-то в одночасье сорвалась в Москву, тот самый, оказавшийся женатым, да еще и с ребенком…
Она «ненавидела» Антона просто клинически. Ну, ничего не скажешь, Дебрский тоже был хорош в своем отвращении к «этой авантюристке». Им доставляло удовольствие репетировать все новые и новые проявления взаимной неприязни, не оставляя незамеченными даже вроде бы самые незначительные детали.
Чего стоило хотя бы с точностью до минуты подстроить встречу Антона и Нины в том 61-м автобусе, когда она неосторожно взяла Лапку на руки… А взрыв дачи, происшедший именно в то время, когда Нина с Лапкой спали на обочине в совершенно исправной «Ладе», напившись приготовленного Инной чаю? А акция по устранению козла отпущения Голубцова? А звонок от «киллера Шатуна», который должен был заставить Нину потерять голову и сорваться с Инной в деревню, чтобы подтвердить потом алиби подруги для страховщиков?
Да таких мелочей миллион, просто миллион! И вот сейчас, когда они сделали, казалось бы, свое дело, все грозит рухнуть в одно мгновение только потому, что Нинке удалось остаться живой. А какое она имела на это право?!
Истерический визг снова вырвался из горла, и Инна согнулась, зажала рот, глуша эти кошмарные, исполненные отчаяния звуки.
Успокойся. Успокойся. Думай дальше.
Она уже поднялась к интернату и теперь торопливо шла по пустынной улице, радуясь, что никто не попадается навстречу, никто не мешает думать.
Итак, Риты больше нет, и тот факт, что Нина официально заменила Лапке мать, останется непреложным до тех пор, пока та не начнет возмущаться гнусным обманом, который проделал с ней Антон.
Не начнет! Она обожает девчонку, которую Инна мысленно не называла иначе, как ублюдком, даже один раз сорвалась и назвала ее так вслух…
Но что, если пережитые страхи и неприятные открытия заставят Нину по-иному взглянуть на отношения с Антоном и его дочерью? Определенно она захочет расстаться с Антоном, а значит, и с Лапкой. И тогда уж точно все рухнет.
На данную минуту ситуация такова: брак с Антоном недействителен, однако по закону Лапка по-прежнему дочь Нины. И до тех пор, пока она будет ею оставаться, все поправимо!
Значит, надо сделать так, чтобы Лапка по-прежнему оставалась дочерью Нины. Вернее, ее осиротевшей дочерью…
Инна растерянно оглянулась, и в глаза ей бросился темно-зеленый джип, припаркованный на обочине.
Машина была пуста. Инна с невинным видом прошла мимо, остановилась, делая вид, что вытряхивает из туфли камушек.
Джип никак не отреагировал на прикосновение к замку. Пока есть на свете такие ротозеи, Кошка не пропадет! Дверца заперта? Нет ключа зажигания? Но зато у нее в кармане пальто всегда лежит складной ножичек со множеством приспособлений. А Жека совсем недавно научил ее заводить машину без ключа…
* * *
– Да оставьте вы, – махнул рукой Константин Сергеевич. – Она уж давно след хвостом замела!
– Лихо она нам отвела глаза, – усмехнулся Родион Петрович. – Ведьма!
– Есть такое дело, – пробормотал и Антон – и досадливо качнул головой: ведь он вроде бы в одной связке с Инной, ему как бы положено помалкивать по ее адресу!
Вроде бы, как бы… Вот именно! Уже знакомое ощущение ожило в нем, как и в тот день, когда он выписался из больницы (да неужели это было всего лишь позавчера?!). Дебрский опять почувствовал себя чистым листом бумаги, на котором кто угодно сможет написать что угодно. Ну где доказательства, что Нина говорит правду? Никому нельзя верить! Единственные доказательства – его собственные воспоминания, которые проснутся же когда-нибудь!
– Кстати, зря ты думаешь, что я обвиняю тебя на основании только предположений, – устало сказала Нина. – Ты мне все равно что сам признался…
– То есть? – настороженно обернулся к ней Дебрский. – Как это – сам признался? Что я, спятил, что ли?
– Нет, не спятил. Просто поступил неосторожно. Но я понимаю, ты нервничал, когда послал в Карабасиху Жеку и Киселя. Нервничал, не находил себе места от беспокойства и названивал им по сотовому. Собственно, я тебе должна быть благодарна за эти звонки. Ведь когда мобильник зазвонил первый раз, его услышал автоинспектор, который в это время скандалил с Жекой, и открыл багажник их «Волги». А в том багажнике лежала я. – Она слабо усмехнулась. – Видишь? На мне до сих пор куртка Киселя. Это мой, так сказать, боевой трофей. А вот еще один трофей. – Она достала из кармана сотовый телефон. – Это тоже досталось от Киселя. Этот телефон с определителем номера. Когда я бежала по лесу, на нем высветились цифры, которые я никогда не спутаю с другими. Номер твоего мобильного телефона.
– Мало ли кто мог!.. – возмущенно взвился Антон, однако Родион Петрович веско покачал головой:
– Да бросьте вы, Дебрский. Жека с Киселем в данный конкретный момент сидят у меня запертые в одном хитром подвальчике. Все рассказали, все признали, во всех известных им подробностях. Так что, наверное, хватит воду в ступе толочь?
Так вот кто обезвредил Кошкиных боевиков!
Дебрский яростно тряхнул могильную оградку:
– Ладно. Хорошо. Допустим, все было так, как вы говорите. Бред, конечно! Ну допустим, черт с вами со всеми! Но раз вы все так разложили по полочкам, назовите причину! Объясните, за каким чертом нам с Инной понадобилось убивать Нину! Да еще тратиться на этих наемников! Ведь можно было элементарно развестись, правда?
– Во-первых, можно было элементарно не жениться, – подал наконец голос Сибирцев, и Антон внутренне усмехнулся: все-таки его подозрения насчет времяпрепровождения псевдосупруги имеют под собой основания! – Ведь у вас с Инной бушевал роман. Предположим, Рита поставила вам условие не разводиться с ней. И вы не осмелились нарушить это условие ради Инны, которую пылко любили, однако нарушили ради Нины, которую…
Он запнулся, хотя слова «намеревались убить» так и повисли в воздухе.
Нина оглянулась на Сибирцева, словно хотела успокоить его. Потом посмотрела на Антона:
– Это из-за Лапки, да? Потому что Инна ее не переносила? Помнишь, на нашей свадьбе она спьяну сорвалась и назвала Лапку ублюдком? Ты знал, что она не может быть девочке хорошей матерью? Но тогда я все-таки не понимаю, как же ты позволил Лапке до такой степени привязаться ко мне. Потерять одну мать, потом другую – да ведь для нее это было бы невыносимо!
И Дебрский вспомнил, как он сказал Инне – с издевочкой такой сказал: мы с тобой что, берегли чувства ребенка? Хорошо же они берегли эти самые чувства…
