Под конец он, как всегда, помянул бессмертную душу Розмари Дэниелз, истово испрашивая прощения Господа за свою любовь к чужой жене.
Тейт открыл дверь своего номера и вопросительно посмотрел на стоявших у порога троих полицейских.
– Что происходит?
– Извините, что беспокоим вас, мистер Ратледж, – сказал один из них. – Вы знакомы с этой девушкой?
– Что там, Тейт? – спросила Эйвери, присоединяясь к мужу. – Кто здесь? Фэнси?
Та стояла, сердито насупившись. Один из полицейских крепко держал ее за руку выше локтя, причем прежде всего чтобы не дать ей упасть. Она тяжело на него опиралась и явно была нетрезва.
– В чем дело? – Эдди тоже подошел к дверям и обозрел вновь прибывшую группу. – О Боже! – с отвращением процедил он сквозь зубы.
– Может, вы скажете им, кто я такая, чтобы они от меня на фиг отвязались? – воинственно потребовала Фэнси.
– Это моя племянница, – холодно сообщил полицейским Тейт. – Ее зовут Фрэнсин Ратледж.
– Так и значилось в ее водительских правах, но нам пришлось поверить ей на слово, когда она нам заявила, что приходится вам родственницей.
– Разве была необходимость доставлять ее сюда под конвоем?
– Иначе пришлось бы отправить ее в тюрьму, мистер Ратледж.
– А по какому же обвинению? – вмешалась Эйвери.
– Превышение скорости, вождение в нетрезвом состоянии. Она делала девяносто пять миль.
– Девяносто восемь, – дерзко поправила Фэнси.
– Спасибо, что привезли ее нам в целости и сохранности. Я поговорю с ее родителями. Фэнси сбросила руку полицейского:
– Да уж, спасибо вам большое.
– Сколько нам будет стоить замять эту историю? – спросил Эдди.
Один из полисменов брезгливо на него покосился, а другой вообще не удостоил его внимания и обратился прямо к Тейту:
– Мы посчитали, что сейчас вам совсем не нужна такая реклама наоборот.
– Я это ценю.
– Мы знаем о вашем выступлении в Хьюстоне, где вы поддержали сотрудников полиции. И решили, что хоть так вам поможем.
– Спасибо большое.
– Успехов вам на выборах, мистер Ратледж. – Они почтительно откозыряли и пошли по застланному ковровой дорожкой коридору к лифтам и глазеющим на них охранникам.
Эйвери закрыла дверь. Кроме них четверых, все уже легли. Мэнди спала в соседней комнате. В гостиной повисло зловещее молчание, затишье перед бурей.
– Фэнси, где ты была? – мягко спросила ее Эйвери.
Та вскинула руки и изобразила неуклюжий пируэт.
– На танцах. Шикарно провела время, – пропела она, кокетливо взмахнув ресницами в сторону Эдди. – Само собой, вам меня не понять, вы тут все такие старые. Такие занудные. Такие…
– Ты безмозглая, маленькая потаскуха. – Эдди ударил ее по губам тыльной стороной ладони так, что она упала.
– Фэнси! – Эйвери бросилась к ней.
Девушка была оглушена, с распухшей нижней губы капала кровь.
– Эдди, что с тобой, черт возьми? – Тейт схватил его за руку.
Эдди оттолкнул Тейта и наклонился над Фэнси:
– Ты что, хочешь пустить все псу под хвост? Да ты знаешь, что случилось бы, не взбреди этим двум копам на ум притащить тебя сюда? Эта шлюшка могла стоить нам выборов! – орал он.
Тейт схватил его за воротник и оттащил.
– Ты соображаешь, что ты делаешь?
– Ее давно пора было взгреть!
– Но не тебе! – прорычал Тейт и так толкнул Эдди, что тот закачался и едва не упал навзничь.
Обретя вновь равновесие, он ощерился и кинулся на Тейта.
– Немедленно прекратите! – Эйвери вскочила и вклинилась между ними. – Разнесете эту гостиницу в пух и прах, и с какими заголовками выйдут завтра газеты?
Двое мужчин стояли друг против друга, точно быки, готовые к бою, но кричать, к счастью, перестали. Эйвери опять наклонилась над Фэнси и помогла ей встать. Та была до сих пор настолько ошеломлена, что совершенно не сопротивлялась и только поскуливала от боли и стыда.
Тейт осторожно потрепал ее по щеке, вновь взглянул на Эдди и резко ткнул в его сторону указательным пальцем:
– Никогда, никогда больше не смей трогать никого из моих родных.
– Прости, Тейт. – Эдди пригладил взлохмаченные волосы. Его голос снова звучал тихо и сдержанно – перед ними был прежний человек-айсберг.
– Я считаюсь с твоим мнением всегда, кроме тех случаев, когда речь заходят о моей семье, – жестко отчеканил Тейт.
– Я же извинился. Чего еще ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты перестал с ней спать.
Его заявление застало всех врасплох. Эдди и Фэнси не подозревали, что Тейту все известно. Эйвери делилась с ним своими подозрениями, но уже давно, когда сама она ничего не знала наверняка. Растерявшиеся женщины молчали. Эдди направился к двери.
– Полагаю, всем нам надо слегка поостыть, – сказал он, перед тем как выйти.
Эйвери устремила на Тейта взгляд, в котором читалась безграничная любовь и уважение перед решительностью, с которой он поспешил заступиться за Фэнси. Потом обняла пострадавшую за плечи:
– Пошли, я провожу тебя в твой номер.
Там она дождалась, пока Фэнси примет душ. Она появилась из ванной в длинной футболке вместо ночной рубашки, заколов волосы, чтобы они не падали на лицо со ссадиной на губе. В таком виде она казалась совсем невинной маленькой девочкой.
– Я тут соорудила для тебя кое-что вроде пузыря со льдом. – Эйвери вручила ей целлофановый пакет с кусочками льда и подвела к расстеленной кровати.
– Спасибо. У тебя это хорошо получается.
Фэнси откинулась на спинку кровати и приложила пакет к нижней губе, которая больше не кровоточила, но потемнела и вздулась. Из ее зажмуренных глаз по мокрым щекам текли слезы. Эйвери села на край кровати и взяла ее за руку.
– Сукин сын. Ненавижу его!
– Ну нет, вряд ли, – мягко откликнулась Эйвери. – Тебе ведь казалось, что ты его любишь.
Фэнси открыла глаза.
– Казалось?
– По-моему, тебе нравилось тешить себя мыслью о том, что ты в него влюблена. А много ли ты о нем на самом деле знаешь? Тебя, скорее всего, тянуло к нему оттого, что в глубине души ты сознавала, что вы друг другу не пара, и ваша связь кончится ничем.
– Ты что, подалась в психиатры?
Фэнси могла вывести из себя кого угодно, но Эйвери ответила ей абсолютно спокойно:
– Я стараюсь быть тебе другом.
– Ты стараешься уговорить меня выбросить его из головы, потому что сама на него глаз положила.
– Да ты сама-то веришь в это?
Фэнси посмотрела на нее долгим взглядом, и глаза ее постепенно наполнились слезами. Наконец она опустила голову.
– Нет. Всякому сразу видно, что ты любишь дядю Тейта. – Она шмыгнула носом. – И что он тоже на тебя не надышится. – Она закусила губу. – Боже мой, ну почему меня никто так не любит? Что со мной не так? Отчего все обращаются со мной как с дерьмом или в упор не видят?
