Фэнси посмотрела на нее долгим взглядом, и глаза ее постепенно наполнились слезами. Наконец она опустила голову.
– Нет. Всякому сразу видно, что ты любишь дядю Тейта. – Она шмыгнула носом. – И что он тоже на тебя не надышится. – Она закусила губу. – Боже мой, ну почему меня никто так не любит? Что со мной не так? Отчего все обращаются со мной как с дерьмом или в упор не видят?
Ее прорвало, наружу вместе со слезами рвалась вся ее неуверенность в себе.
– Ведь Эдди я нужна только для того, чтобы пары спустить! Я все надеялась, что он со временем меня полюбит, что будет со мной не только ради постели. Соображать надо было, – горько закончила она упавшим голосом.
Эйвери притянула ее к себе и обняла. Фэнси попробовала было вырваться, но потом с рыданиями уткнулась ей в плечо, позволив себя утешать. Когда она немного успокоилась, Эйвери отпустила ее.
– Знаешь, кто должен бы сейчас быть на моем месте?
– Кто? – Фэнси вытерла лицо тыльной стороной ладони.
– Твоя мама.
– Шутишь?
– Нет. Она нужна тебе, Фэнси. – Эйвери положила ей руку на колено. – И более того, ты ей нужна. Она так старается исправить ошибки, которые насовершала в прошлом. Почему бы не дать ей такую возможность?
На какое-то время Фэнси задумалась, потом угрюмо кивнула.
– Что ж, ладно, пусть старушка разок почувствует свою важность.
Эйвери набрала номер и услышала в трубке сонный голос Джека.
– Послушай, Дороти-Рей еще не спит? Не могла бы она зайти к Фэнси?
– А что случилось?
Эйвери взглянула на губу Фэнси и решила приврать:
– Ничего. Так, посиделки.
Меньше чем через минуту Дороти-Рей постучала в дверь. Она была в халате.
– Что у вас тут, Кэрол?
– Заходи.
Увидев лицо дочери, она замерла с прижатыми к груди руками:
– Ох, малышка моя, что с тобой приключилось!
Губы Фэнси начали кривиться, из глаз с новой силой хлынули слезы, она протянула руки и слабым, дрожащим голосом позвала:
– Мамочка!
– …Оставила их, плачущих друг у друга в объятиях, – отчитывалась Эйвери Тейту несколько минут спустя. – Пожалуй, это самое лучшее, что могло произойти.
– Не припомню, чтобы Эдди хоть раз так занесло. – К ее приходу Тейт успел раздеться до трусов и в таком виде продолжал мерить комнату шагами и кипятиться.
– Он изо всех сил стремится помочь тебе победить. И если что-то вдруг начинает угрожать твоему успеху, он взрывается.
– Да, но ударить женщину! – Тейт недоверчиво покачал головой.
– А ты давно знал, что он спит с Фэнси?
– Уже несколько недель.
– Он сам тебе сказал?
– Нет. Я просто обратил внимание на кое-какие детали.
– И ничего ему не сказал?
– А что я мог ему сказать? Он взрослый человек, да и она тоже. Видит Бог, не он ее совратил и лишил невинности.
– Да уж, – вздохнула Эйвери. – Но даже при всем своем опыте интимной жизни она очень ранима, Тейт. Он сделал ей больно.
– Не надо понимать меня превратно. Я ведь его не защищаю…
– Стой!
Эйвери подняла руку и прислушалась. В следующую секунду они одновременно ринулись в спальню Мэнди.
Девочка с отчаянным плачем извивалась на кровати, колотя по ней руками и ногами. Маленькое личико было искажено, по нему струился пот, на губах вздувались и лопались пузыри.
– Мама! Мама! – выкрикивала она.
Эйвери инстинктивно потянулась к ней, но Тейт удержал ее за плечо:
– Нельзя. Возможно, это то самое.
– Ах нет, Тейт, пожалуйста.
Он непреклонно покачал головой.
– Нельзя.
Эйвери села с одной стороны от Мэнди, Тейт с другой. Оба они молча переживали тот же ад, что царил сейчас в ее подсознании.
– Нет, нет! – Малышка хватала воздух широко раскрытым ртом. – Мама! Я тебя не вижу. Я не могу выбраться.
Эйвери посмотрела на Тейта. Сложив ладони лодочкой, он уткнулся в них ртом и носом, но глаза его были прикованы к бьющемуся в муках ребенку.
Вдруг Мэнди села на постели так резко, будто ее подбросило пружиной. Бурно дыша, она глядела перед собой широко распахнутыми, немигающими глазами, но по-прежнему оставалась во власти кошмара.
– Мамочка! – заголосила она. – Возьми меня! Мне страшно! Забери меня!
Тут ее веки затрепетали, и дыхание, пусть еще прерывистое, уже не вырывалось из груди со свистом, словно она пробежала много миль и каждый вздох мог оказаться для нее последним.
– Мамочка меня нашла, – прошептала она. – Мамочка взяла меня на ручки. – С этими словами она упала навзничь и тут же проснулась.
Она испуганно переводила прояснившийся взгляд с Эйвери на Тейта и обратно и, наконец, кинулась в объятия матери.
– Мамочка, ты спасла меня. Вынесла меня из дыма.
Эйвери обняла Мэнди и крепко прижала к себе. Зажмурившись, она возблагодарила Бога за то, что Он даровал исцеление ребенку, к которому она так привязалась. Открыв глаза, она встретилась взглядом, с Тейтом. Он похлопал ее по щеке и положил руку на голову дочери.
Та встрепенулась и объявила:
– Я проголодалась. Можно мне мороженого?
С облегчением рассмеявшись, Тейт сгреб ее в охапку, а потом высоко подбросил. Она радостно взвизгнула.
– Конечно, можно. Какого тебе?
По телефону он заказал мороженое и заодно попросил заменить влажное, перекрученное постельное белье Мэнди свежим. Пока они ждали заказ, Эйвери переодела девочку в чистую ночную рубашку и расчесала ей волосы. Тейт сидел и с удовольствием наблюдал, как она это делает.
– Мне приснился плохой сон, – деловито объяснила им Мэнди, терзая другой расческой шерстку своего Винни-Пуха. – Но я уже не боюсь, потому что пришла мама и меня забрала.
Управившись со своим мороженым, она снова захотела спать. Они уложили ее в постель, сели в ногах и подождали, пока она уснет. Теперь они знали, что доктор Вебстер был прав и отныне ее не будут больше преследовать ночные кошмары. Когда они, обнявшись, выходили из комнаты, Эйвери заплакала.
– Все кончилось, – тихо пробормотал Тейт и поцеловал ее в висок. – Теперь все будет хорошо.
– Слава Богу.
– Тогда зачем плакать?
– Я так измоталась, – с усмешкой созналась она. – Мне надо подольше полежать в горячей ванне. Этот день тянется уже лет двадцать.
Он вместе с ней был рядом с Фэнси, когда той пришлось туго, вместе с ней сидел подле Мэнди, которую мучили кошмары, но не знал, какое напряжение выпало на долю Эйвери в церкви, когда у нефа, в толпе оттесняющих друг друга журналистов, она заметила роковой силуэт.
Когда они благополучно добрались до машины, она вся так и прильнула к Тейту, взяв его под руку. То, что он принял за проявление необузданной нежности, было реакцией на сильнейший испуг.
